Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять
— Хочешь быть чистеньким, — злился Андрей. — У тебя всего один раз похитили любимую женщину и лишь один раз разгромили твой дом. А дальше что будет? Один раз переломают руки, один раз переломают ноги, а ты будешь рассуждать, что законно, а что нет. Так, что ли?
— Не так. У меня вовсе нет уверенности, что все законные методы себя исчерпали. Почему предположения Лоуренса мы должны воспринимать как факт? Если мы проиграем в законной борьбе — это одно. Если же мы проиграем в борьбе беззаконной — совсем другое. В этом случае из преследующих мы превратимся в преследуемых. И уж тогда мы действительно никому и ничем не сможем помочь. Пока же мы, слава Богу, свободны в своих действиях.
— Арри, запомни, — настаивал Андрей, — моя свобода ограничивается умением ткнуть пальцем в преступника, но это не значит, что я спокойно буду смотреть, как всякие присяжные болтуны будут распоряжаться моим умением.
Рассуждали они так, будто Лоуренса и не было рядом. Он не мешал им, понимая, что в конце концов от того, как будет решен вопрос, во многом зависит судьба его группы, на долю которой выпала одна из извечных проблем — проблема правомерности принятия решения в ситуации неопределенности, когда любое из них породит зло. И ему, Лоуренсу Монду, надлежало выбрать меньшее из них.
«Хьюз надеется, — думал он, — на общественное мнение. В первый момент оно скорее всего нас поддержит. Но тут же появятся оппоненты и докажут, что путать уголовщину и науку не следует. И будут правы. И что возразишь, когда защитники того же Хестера начнут приводить примеры излечения безнадежно больных? Но сколько уже трупов? Не наша ли нерасторопность тому виной? А „зверинец“ доктора Митаси? Что это? Не крайний ли случай?»
А Дик Чиверс, побуждаемый ежедневными допросами, продолжал писать. Чарлза Маккью интересовало прежде всего алиби Пауля Кирхгофа, и Дик добросовестно описывал устройство научного центра Кадзимо Митаси, доказывая, что возможность незаметного исчезновения «лыжника» с территории клиники более чем реальна, поскольку из научного центра, куда Пауль регулярно помещался для очередной психиатрической коррекции, можно незаметно вывезти и слона. Пространно описывал он и обитателей «зверинца», и методы работы Кадзимо Митаси, в которых, правда, понимал далеко не все, и ту роль в программировании действий Кирхгофа, которую сыграли они со Стеллой.
Это была как раз та информация, что больше всего интересовала Чарлза Маккью и Сэмьюэла Доулинга. По предложению Мари, считавшей, что это психологически важно, очередной допрос Чиверса решили провести у Мондов. Дика привез Чарлз, посчитавший было мнение Мари не более чем женской прихотью, но случайное замечание Андрея тут же убедило его, что в этом есть смысл.
Монды приготовились к приему Дика так, словно важному деловому гостю хотели продемонстрировать теплую, дружескую расположенность. Джордж изысканно сервировал стол. Мари в черном облегающем платье, с ниткой жемчуга, в туфлях на высоком каблуке, выглядела очень соблазнительной и чуточку легкомысленной. Мужчины, в том числе и Чиверс, были в вечерних костюмах.
Обстановка, не вязавшаяся с тем положением, в котором находился Дик, явно учитывала особенности его характера. Он включился в предложенную ему игру не столько потому, что хозяйкой положения оказалась очаровательная женщина, сколько опять ухватившись за возможность спрятаться в нишу, хоть на час отгораживающую его от того страшного, что нависало над ним.
— Прошу садиться, господа. — Мари приглашала так, словно никому не желала отдать предпочтение. Все стояли улыбаясь, показывая, что знают правила хорошего тона и не позволят себе сесть прежде, чем она выберет себе место.
Она села первой. Чарлз и Лоуренс дали возможность выбрать место Дику и только после этого сели сами.
— Пожалуйста, без церемоний, господа, — продолжала Мари. — Мистер Чиверс, я не буду возражать, если вы поухаживаете за мной. Я предпочитаю сухое вино. Чарлз, если не ошибаюсь, вы не откажетесь от виски. Лоу, ты, пожалуйста, для начала поруководи мистером Чиверсом.
Она словно представляла их друг другу, и непринужденность, с какой она это делала, с некоторой поспешностью была подхвачена всеми.
— Мистер Чиверс, в вас чувствуется южная кровь, или я ошиблась? — чуть удивленно спросила она.
— Вы правы, мисс, — откликнулся он, — моя мать была наполовину итальянкой.
— Вероятно, она была очень красивой?
— Да, но в вашем присутствии я бы не осмелился говорить о чьей-либо красоте.
— Благодарю, мистер Чиверс, за делами не так часто приходится выслушивать комплименты, тем более искренние.
— Мари, — Маккью поднялся с бокалом в руке, — я слышал от Доулинга, что вы мастерски разбиваете мужские сердца. Сегодня я понял, что ему все же не хватает слов, чтобы описать то впечатление, которое вы производите. Позвольте, — он приподнял бокал, — за ваше очарование.
— Спасибо, Чарлз.
— Я обещал тебе, — вступил в разговор Лоуренс, — что мистер Чиверс удовлетворит твое любопытство и что-нибудь расскажет о Кадзимо Митаси.
— Лоу, ну что ты так сразу? Мне даже неудобно. Но должна сознаться, мистер Чиверс, что Лоу прав. Сегодняшняя вечеринка — моя маленькая хитрость. Доктор Митаси действительно очень интересует меня.
— Что бы вы хотели услышать, мисс Монд? — Дик был сама галантность.
— О, я питаю слабость к ученым, опережающим свое время. Именно таким мне представляется Кадзимо Митаси.
— Я не так давно знаю его. Это типичный фанатик, одержимый идеей, сжигающей его, как страсть. Он очень хороший психиатр, удивительный организатор. Но как человек крайностей не очень разборчив в средствах достижения цели.
— Вы имеете в виду то, что называется «зверинцем»?
— Да, это, пожалуй, производит наибольшее впечатление.
Лоуренс: Дик, все же в наше время это кажется совершенно невероятным.
Дик: Когда-то невероятным казалось изобретение пороха, потом динамита, потом атомной бомбы…
Чарлз: Странно, что он не понимает, чем это для него должно кончиться.
Мари: Мистер Маккью, но ведь вы не смогли обнаружить «зверинец». Наверно, здесь не все так просто. Я права, мистер Чиверс?
Дик: О да, мисс! Восточная хитрость. Доктор Митаси давно американизировался, но от природы никуда не уйдешь.
Мари: Но как же могло случиться, что ФБР не обнаружило «зверинец»? Или это всего лишь фигуральное выражение, и речь идет…
Дик: Это не фигуральное выражение, мисс. «Зверинец» — главная часть научного комплекса. Я не считал, но это двенадцать — пятнадцать специально по последнему слову техники оборудованных клеток, по шестнадцать квадратных метров каждая.
Мари: И в каждой человек?
Дик: «Крыса», мадам. Так их во всяком случае называет Митаси. И в какой-то степени он прав.
Мари: Прав? Называя людей крысами?
Дик: С этим трудно согласиться, но едва ли их можно назвать людьми. Представьте, что вы находите на свалке магнитофон, ремонтируете, а потом пользуетесь им. Кто обвинит вас в хищении? Митаси тоже берет своих клиентов на свалке, только на свалке человеческой. Это люди без жилья, без работы, наркоманы, алкоголики, вышедшие в тираж проститутки и прочие отбросы общества. Впереди у них нищета, голод, смерть. Я говорил, что доктор Митаси прекрасный специалист. Первое, что он делает, он возвращает им жизнь. А потом заключает с ними контракт. Клиника становится для них приютом, а он получает право на эксперименты.
Чарлз: Ну а в случае с Паулем Кирхгофом?
Дик: Пауль попал в клинику в почти безнадежном состоянии. Дисквалификация, алкоголь, наркотики, распад личности… Митаси сделал почти невозможное, но восстановить Пауля полностью уже было нельзя.
Мари: Но ведь Пауль не был бездомным, мистер Чиверс?
Дик: Да, этот случай единственное исключение.
Мари: Лоуренс утверждает, что бедняга Пауль и понятия не имел о том, что совершил преступление.
Дик: Так и должно быть. Это предусматривалось программой — полное забывание вполне определенных действий. Иначе какой бы все это имело смысл? Разве в случае с Бертье вы столкнулись не с тем же?
Лоуренс: Но когда убивают ножом, никому не приходит в голову обвинить в убийстве нож. Пауль всего лишь орудие убийства.
Дик: С этим приходится согласиться.
Мари: Мне хотелось бы, господа, если вы не возражаете, вернуться к доктору Митаси. Контрактная система, о которой вы говорите, мистер Чиверс, — это уже кое-что, хотя юридически вряд ли правомерна. Меня смущает другое, как бы это сказать? В действиях Кадзимо Митаси сквозит какая-то легкомысленная самоуверенность. Что-то не очень здесь чувствуется восточная хитрость, о которой вы говорили.
