Черное солнце - Джеймс Твайнинг
Быстро оглядев зал, он убедился, что присутствуют все те же, что и всегда в обеденное время. Молодые парочки обменивались рукопожатиями, взгляды их были красноречивее слов. Пары постарше смотрели по сторонам и явно давно уже все друг другу сказали. Родители безуспешно пытались уследить за детьми. Беспокоиться не о чем.
Гехт опоздал на пять минут. На нем были кроссовки, джинсы и коричневая кожаная куртка, украшенная молниями и металлическими нашлепками, так что карманы выглядели жесткими. Проводивший его к столику официант казался рядом с ним карликом.
— Вы опоздали, — упрекнул его Ренуик.
Гехт уселся за столик и всеми правдами и неправдами пытался уместить под ним ноги. У него было жутковатое, словно топором вытесанное лицо, идущий через всю правую щеку белый шрам приподнимал губу, и на лице у него словно бы застыла ухмылка. Серые глаза поблескивали. Выкрашенные в черный цвет волосы были старательно приглажены с использованием какого-то геля.
— Мы следили за вами от самого входа, — поправил его Гехт. — Я решил подождать, пока вы тут обоснуетесь. Я знаю, что вы любите сами вино выбирать.
Ренуик улыбнулся и дал знак официанту наполнить стакан Гехта.
— Ну что? Сделали?
Тон у Ренуика был самый непринужденный, но Гехт все же обиделся:
— Обижаете. Ведь наверняка знаете, что да, иначе бы вас здесь не было.
— Могу я посмотреть?
— Ясное дело.
Гехт расстегнул куртку и вынул короткую картонную трубку.
Ренуик взял ее, снял пластмассовую крышечку и вынул свиток.
— Ну как? Это то, что нужно?
— Терпение, Иоганн, — одернул его Ренуик, не в силах скрыть охватившее его возбуждение.
Он развернул полотно под столом, тщательно пряча от посторонних глаз, и внимательно его осмотрел. Ничего не увидев, он перевернул полотно и также внимательно рассмотрел оборотную сторону. Возбуждение сменилось разочарованием. Ничего.
— Черт.
— Ну я уж не знаю, где еще искать, — пожал плечами Гехт, — это уже шестая. И все, если верить вам, пустышки.
— Что вы хотите этим сказать? — обиженно процедил Ренуик.
— А то, что если б мы знали, что ищем, нам, может, было бы проще искать.
— Это выходит за рамки договора. Я плачу вам за то, чтобы вы приносили мне картины, на этом ваше участие заканчивается.
— Что ж, теперь, может, будет по-другому.
— Что вы имеете в виду? — резко спросил Ренуик; ему не понравилась гадкая улыбочка, спрятавшаяся в углах губ Гехта.
— Тот жидок, помните, за которым вы просили приглядеть…
— Что такое?
— Покойник.
— Умер? — Глаза Ренуика расширились. — Но почему?
— Мы его кончили.
— Кончили… Вы идиот! Вы понятия не имеете, во что вы вмешиваетесь. Да как вы смеете…
— Да не волнуйтесь вы, — подмигнул Гехт, — рука-то цела.
Ренуик медленно кивнул, потом позволил себе улыбнуться. Похоже, он недооценил Гехта.
— И теперь вы, похоже, считаете, что сумеете повернуть дело так, чтобы оказаться в числе основных игроков?
— Тут дело не просто в старой картине. Это мы уже поняли. Мы хотим долю в том, что вы ищете.
— А что я за это получу?
— Руку и все, зачем она вам нужна.
Повисла пауза; обдумывая ответ, Ренуик постукивал по стакану с вином мизинцем с тяжелым кольцом-печаткой, исторгая из него ритмичный приглушенный звон.
— Где рука?
— В Лондоне. Один звонок — и можно будет ее уничтожить или переправить сюда. Решайте.
Ренуик пожал плечами:
— Что ж, восемьдесят на двадцать. — Он не собирался ничего делить, но знал, что если не будет торговаться, Гехт заподозрит неладное.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Не зарывайтесь, Иоганн, — предостерег его Ренуик.
— Шестьдесят на сорок.
— Хорошо, — решительно кивнул Ренуик.
Гехт достал телефон.
— Куда вам ее доставить?
— Я еду в Лондон, — криво усмехнулся Ренуик, — дело пошло. Даже смерть Вайссмана при желании можно обернуть так, что это повысит наши шансы на успех.
— Вы мне так и не сказали, в чем фишка.
Ренуик твердо покачал головой:
— Мне нужно поговорить с Дмитрием. То, что я могу сообщить, сначала должен услышать он.
Гехт перегнулся через стол и едва заметно повысил голос:
— Дмитрий станет с вами говорить, только если я захочу подтвердить вашу историю. Если мы с вами теперь партнеры, простых обещаний ему уже недостаточно.
Ренуик пожал плечами:
— Хорошо. Я расскажу вам то, что вам нужно знать, но не больше. Всю историю целиком сначала должен услышать Дмитрий. Договорились?
— Идет.
Ренуик поставил перед собой красную сумку и заглянул в нее.
Мгновение — и Гехт ткнул ему в грудь дуло пистолета:
— Осторожнее, Ренуик. Без шуток.
— Без шуток, — кивнул Ренуик.
Он вынул из сумки миниатюрный паровозик, поставил на стол и подтолкнул к Гехту. Паровозик, весело застучав колесами, покатил и ткнулся в тарелку Гехта.
— Что это? В игрушки играете? — В голосе Гехта сквозило недоверие.
— Ничего подобного.
— Но это же паровозик? — допытывался Гехт.
— Это не просто паровозик. Это золотой паровозик.
Глава 11
Близ рынка «Боро», Лондон
5 января, 13.03
— При чем тут он? — неуверенно и зло проговорил Том. Он не мог говорить, не мог даже думать о Гарри без того, чтобы не вспомнить, какую важную часть самого себя утратил он в день, когда наконец узнал правду. Это было все равно что обнаружить, что вся твоя жизнь — одна большая ложь.
— Мы тоже хотели бы это знать.
— Что же вам известно?
— Да намного меньше, чем вам, — пожал плечами Тернбул. — Если учесть, что вы и дядюшка Гарри были почти что родственники.
— Вы будете удивлены, — сказал Том с горечью, — Гарри Ренуик, которого я знал, был чудаковатый старик. Умный, веселый, добрый, заботливый. — Помимо воли голос Тома смягчился, стоило ему вспомнить дядюшку Гарри в щегольском костюме из белого льна. Дядя Гарри, который никогда не забывал про его день рождения — ни разу. Отец — тот никогда об этом особо не заботился. — Гарри Ренуик, которого я знал, был моим другом.
— Значит, вы были обмануты им, как и все остальные. Вы ничего не подозревали? — недоверчиво спросил Тернбул.
— Почему вы спрашиваете, вы же знаете ответ? — огрызнулся Том. — Я не желаю говорить о Гарри Ренуике.
— Тогда расскажите мне про Кассиуса, — не отступал Тернбул. — Что вы о нем знаете?
Том сделал глубокий вдох и постарался успокоиться.
— Про Кассиуса знают все. То есть слышали все, потому что видеть его, насколько мне известно, никто не видел. Никто из живых.
— Он был безжалостным кровавым убийцей, вот кем он был, — заговорил, медленно кивая головой, Арчи. — Его шайка лезла во все, что имело какое-никакое отношение к обороту предметов искусства. Кражи, подделка, грабежи, шантаж — да вы сами знаете. А