Александр Варенников - Таблетки
А вот другое тестирование многих, включая и меня самого, повергло в самый настоящий шок. Стажер, получив дозу доработанного b-1, «нырнул» в искусственное море и стал наслаждаться видами. Он буквально чувствовал давление воды, нарастающее с каждой секундой погружения на глубину. На нем было снаряжение для подводного плавания, кислорода в баллонах было достаточно. Могу поспорить, что он испытывал легкое ощущение эйфории, потому что окружающее его пространство выглядело, прямо скажу, шикарно.
Я стоял за стеклом, разделяющим две одинаковые комнаты. Рядом со мной была Дина и еще пара человек из технического отдела. Все они время от времени поглядывали в мою сторону с какой-то болезненной подозрительностью. Я отвечал им хмурым взглядом.
— Геральдина любит кисок, — сказал я Дине на ухо. Она широко улыбнулась.
— Я знаю.
— Что? И почему ты не рассказывала мне об этом?
— Хотела сделать тебе сюрприз. Ты ведь хочешь посмотреть?
— Посмотреть? На что?
Я видел в ее взгляде коварство и преданность одновременно. Она молчала о том, что я должен был узнать еще давно. Мне казалось, что мы понимаем друг друга. Но я ошибался.
— Ты и сам знаешь, на что, — она провела указательным пальцем руки по своей нижней губе. — Ты ведь любишь смотреть.
Я сглотнул слюну, а в области паха появилось напряжение. Я хотел промолчать, ничего не отвечать ей, но не сдержался.
— Да.
Техники снова одарили меня подозрительными взглядами. Что им нужно было от меня? Я хотел запустить в их лица чем-нибудь тяжелым. Но комната, в которой мы находились, была пуста.
Тем временем на горизонте появилась акула. Реально страшное создание, от одного вида которого мое сердце начинало биться быстрее. Ее плавник был огромен, размером с крыло пассажирского самолета. Акула стремительно двигалась в направлении несчастного стажера.
Заметив акулу, он стал двигаться быстрее. Мне было интересно узнать, что он почувствовал. Испытал ли он страх? А, может быть, легкий дискомфорт, который возникает при расстройстве желудка? Тем не менее, движения его становились хаотичными.
Я услышал громкие крики сотрудников. Когда акула коснулась его ноги своими огромными и острыми зубами, голограмма залилась кровью. Крик по-прежнему не прекращался. Мне показалось, что ситуация вышла из-под контроля.
В тот момент, когда акула уже сжевала половину туловища, несчастный стажер потерял над собой всякий контроль и стал бить себя по голове, как умалишенный. Техники занервничали, стали переминаться с ноги на ногу. В соседнюю комнату вбежали медики. Как оказалось, у парня началась сильнейшая паническая атака. Больше в тестировании он не участвовал.
— Недурно, — сказал я, закинув в рот таблетку. Дина кивнула мне. Мы понимали друг друга очень хорошо.
Я лично встретил Ивана Капустина на входе в наш офис. После обмена рукопожатиями я пригласил его пройти за мной. Все было готово. Осталось только запустить аквалангиста в водоем с акулой и дождаться, пока кровь мутными облаками не заполонит все вокруг.
— Вам понравится, — говорил я, пока мы шли к месту событий. — Я не мог оторвать взгляд от тестирований. Потрясающее зрелище.
Иван Капустин улыбался. Не знаю, как я реагировал бы на его месте. Все же, говорить о чужих мечтах бессмысленно. Мечта — вещь слишком индивидуальная и субъективная, чтобы оценивать ее по каким-либо общепринятым критериям. Она не бывает большой или маленькой, глупой или интересной. Кто-то мечтает жить, а кто-то — умереть.
— Проходите, — указал я рукой на комнату, дверь в которую держал открытой. — Вас ожидают.
— А вы не пойдете? — спросил он меня чуть испугано.
— Нет, что вы! Не буду вам мешать. Я посмотрю из соседней комнаты. Вы не будете меня видеть. Хорошего отдыха.
Я снова присоединился к Дине, которой было безумно интересно пронаблюдать за результатами моих трудов. Я слегка ущипнул ее за ягодицу, на что она ответила острым, жаждущим взглядом.
Все было готово к представлению.
После того, как Иван Капустин вернулся из раздевалки, где надел поверх своего несуразного тельца плавательный костюм и снаряжение, он махнул рукой, показывая тем самым, что готов к своей смерти. Что ж, удачи, приятель, — сказал я вслух.
Он «нырнул» в теплые воды Средиземного моря, в котором никогда не водились большие белые акулы. Над поверхностью воды светило яркое июльское солнце, крик чаек разносился по небу. Где-то высоко оставлял тонкий след реактивный самолет, несущий на своих крыльях туристов.
Ивана Капустина на берегу ожидало прохладное вино и жареное мясо. Он знал об этом и, разглядывая подводный мир Средиземноморья, думал о скорой трапезе. В его животе урчало, и его уже мало заботили разноцветные рыбки. Он как будто бы и не знал, что вскоре ему самому суждено было стать трапезой более сильного создания.
Акула неслась на него с огромной скоростью, так что он заметил ее присутствие лишь за пару секунд до первого укуса. Он задергал ногами, будто бы пытаясь оторваться от поверхности, которой на самом деле не было.
Мне нравилось наблюдать за тем, с какой силой сжимались челюсти акулы. Это была поистине разрушительная сила, обладающая природной красотой, которой не могут, по сути, обладать созданные руками человека вещи. Меня завораживали изгибы акульего туловища, мощь огромного хвоста, ходящего из стороны в сторону. Я на мгновение перестал понимать, реальность все это, или же только вымысел, подделка, созданная все теми же людскими руками.
Иван Капустин отбивался от акулы до последнего вздоха. Нужно было отдать ему должное. Несмотря на более чем скромную внешность и столь же скромное поведение, характер его, стойкий и по-настоящему мужской, проявился в борьбе за собственную жизнь. Он продолжать со всего маху бить акулу по острому носу даже тогда, когда перестал чувствовать ноги. К тому времени они уже превратились в кровавое месиво с вкраплениями перемолотых костей.
Но силы человека были на исходе. Он сделал последнее движение рукой, и голова его беспомощно откинулась назад. Акула продолжала терзать его тело, точнее, остатки его тела. Куски мяса и плавательного костюма медленно уходили на дно. Добыча была съедена, и акула, переполненная энергией, рванула вперед.
Когда все было кончено, раздались негромкие аплодисменты. Мы с Диной переглянулись. Она, как мне показалось, тоже получила удовлетворение от увиденного. Иван Капустин, судя по улыбке и чрезмерно расширенным зрачкам, был в полном восторге.
— Это замечательно, — говорил он. — Это просто замечательно!
— Эмоции — это наш конек, — деловито ответил я. Дина стояла чуть позади меня. — Вы можете повторить процедуру. Теперь она станет частью нашей программы.
— Прошу, не нужно отдавать мою смерть другим! — взмолился Иван Капустин. — Оставьте это для меня. Я заплачу любую сумму. Только оставьте это для меня!
— Мм… хорошо, я решу этот вопрос с руководителем. Думаю, можно будет договориться на выгодных для обеих сторон условиях.
На том и порешили. Счастливый Иван Капустин покинул офис, а я еще долго смотрел на дверь, за которой он скрылся. Странный холодок пробежался по моему телу. Как будто я потерял часть себя в ту минуту, когда устроил весь этот фарс. Я был доволен собой и ненавидел себя одновременно.
Неоновый туман сгущался над городом, и легкой испариной, природным потом покрывался асфальт дорог, по которым мчались быстрые машины. В свете их фар, ярком и ослепительном, тонули заряженные химическим счастьем люди. Я видел, как два парня целовались на углу у музыкального магазина, в котором раньше продавали виниловые пластинки. Один передавал другому таблетку на языке. Я буквально ощущал, какими мокрыми были их губы.
Люди, которые называют себя меломанами, чаще всего ни черта не понимают в музыке. А я люблю винил. Раньше я скупал пластинки так, как скупает консервы страдающий паранойей бывший вояка в ожидании ядерной войны. Я, разумеется, не скрывался в подземном убежище, чтобы послушать там музыку. Я слушал ее на хорошем проигрывателе.
Легкий характерный треск, ощущение живости звука. Я был с дикого похмелья. Яркими отрывками помню, как, раздевшись догола, лежал на полу и заслушивал до дыр песни Дэвида Боуи. Я подводил глаза и красил губы, а после растирал помаду по лицу, чтобы стать похожим на избитую и потасканную проститутку. Я хотел чувствовать себя ничтожеством, опущенным морально и физически человеком. Что происходило со мной в те минуты? Ощущал ли я себя самим собой, или только притворялся? Мне хотелось резать вены на руках, но мне становилось страшно от одной лишь мысли о смерти от потери крови. Мне страшно было представить, что мое сердце остановится, оттого я вслушивался в его удары снова и снова, пока это не стало надоедать мне. Наваждение. Погоня. От моих преследователей невозможно было скрыться. Они были в моей голове, в моей крови, под моей кожей.
