Алексей Яковлев - Астральный летчик
На гранитной полукруглой скамейке под сфинксом Алик раскладывал на вафельном полотенце закуску. Выставил у бутылки пару пластмассовых стаканчиков.
— Все готово к жертвоприношению! — позвал он Андрюшу. — Садись!
Андрюша сел на теплый, не остывший еще гранит. Алик разлил. Водка, тяжелая, как ртуть, плюхалась на дне стаканчиков.
— Что загрустил, Андрюша?! — Алик подал ему стаканчик и пропел весело: — Ах, Андрюша, печалиться не надо!… За одного битого двух небитых дают… Прозит, Первозванный!
Они выпили.
О гранитные ступеньки плескалась волна, поднятая энергичным «тружеником моря». Рябилась лунная дорожка. На той стороне темнел силуэт Медного всадника. Поблескивал под луной купол Исаакия. Прямо почтовая открытка. Андрюшу тошнило от этой красоты. Горы честнее. Чужие горы. Чужие люди. Для них ты враг. А здесь?… В родном городе, в этой красивой декорации чьей-то незнакомой пьесы — чужой!… Ты никто! Ты просто никому не нужен.
За Исаакием полыхнула зарница. Заорали, затрепыхались в листве Соловьевского сада воробьи. Алик засмеялся тихо:
— Слышишь, как бесятся, как они волнуются?…
— Им-то чего волноваться?
— Как это «чего»? Начались воробьиные ночи! Жуткие ночи. Волшебные ночи… На целую неделю. А все из-за тебя, Андрюша… Все из-за тебя…
— Я-то при чем?
— Второе августа твой день. День Ильи-пророка.
— Нам командир говорил. Илья-пророк — наш крестный.
— Только ваш крестный отец живым на небо взят. А вас, «крестничков», оттуда на грешную землю сбрасывает. «Зачищать» грехи. Небольшая разница.
Опять за Исаакием полыхнула зарница. Где-то далеко над Купчином зарокотал гром многоэтажным эхом. Взбесились в саду воробьи. Алик снял очки и прислушался:
— Слышишь, что делается?! Чуют птички Божьи нечистую силу! Чуют!
И Андрюша прислушался к беснованию воробьев:
— Откуда нечистая сила?… День-то святой.
Алик плеснул по стаканчикам водки:
— Уж такого неугомонного крестного вы себе выбрали. Он распугал народ честной и укатил на огненной колеснице, а нам, бедным, расхлебывать… Андрюша, ты помнишь наши встречи в приморском парке, на берегу?
Алик поднял стаканчик, и Андрюша поднял свой. Алик спросил неожиданно:
— А Марину-то ты давно знаешь?
— Я? — поразился Андрюша. — Первый раз в жизни увидел.
— Ты смотри… — Алик покачал головой. — А она к тебе как к родному… Ты смотри… Бывают же такие совпадения… Твой день — ее день… Не иначе нечистая разгулялась?… Ничего, Андрюша. Прорвемся! На твое счастье, ты еще и Первозванный! А кто тебя первым позвал? Я! Держись меня, Андрюша! Меня нечистая боится. Я — меченый. Прозит, Первозванный.
Они выпили. Андрюша вдруг почувствовал расположение, даже некую благодарность к этому странному незнакомому очкастому парню в дешевой мятой футболке с нелепыми теперь буквами на груди.
Алик провожал глазами караван самоходок. Те уже подгребали к Дворцовому. Задумчиво глядя на караван, Алик спросил вдруг:
— А как же ты, Андрюша, в армию попал?… Такой умный… А?…
Андрюша поразился: Алик угодил в самую точку, в самую загадочную точку его короткой биографии.
В армию он попал случайно, с третьего курса исторического факультета.
На третьем от их группы осталось всего человек девять. Кто-то с родителями уехал за бугор, кто-то ушел в коммерцию, кто-то перевелся на вдруг ставший самым престижным — юридический факультет. Кому нужен был диплом историка? Историка несчастной, вдруг сгинувшей страны?… Все жили только настоящим. В группе остались самые тупые и самые ленивые. Для них ввели свободное расписание. Хочешь — ходи, хочешь — не ходи. Только на зачеты и экзамены явись. Повздыхай, поговори о жизни, посочувствуй несчастным преподавателям…
Мать тогда еще работала. Уходила, густо накрасившись, в свой родной номерной морской институт к девяти, надеясь с помощью итальянской парфюмерии избежать неминуемого сокращения штатов.
Вслед за ней в любую погоду, в дождь, в снег и в метель, Андрюша отправлялся бродить по городу, по садам и паркам. По Таврическому, по Летнему, по Михайловскому. Так пробродил он полгода.
Однажды у Михайловского замка увидел ее. Она стояла в голой аллее с букетиком первых фиалок. Задумчивая и красивая. В первый день Андрюша даже не подошел к ней. Всю ночь не спал, думал про нее под музыку Моррисона в наушниках. Неделю думал. Ходил, как на работу, к Михайловскому замку, но ее не было.
Ровно через неделю она снова стояла с букетиком в руках в той же аллее напротив ворот Михайловского замка. Она была в светлом плащике, в косыночке с горошками — сама чистота. И Андрюша к ней подошел. Сердце колотилось, как отбойный молоток. Андрюша подошел к ней и сказал:
— Здравствуйте.
Она не сразу подняла на него задумчивые и печальные глаза:
— Здрасьте…
Андрюша решился ей рассказать, что уже неделю как ищет ее. Ищет везде и не может найти. И какое для него счастье, что сегодня она снова здесь. Много чего он хотел ей сказать… Но она его опередила, крепко схватила за руку:
— Мальчик, мне вас Бог послал. Помогите мне.— Она протянула Андрюше букетик. — Передайте эти цветы вон тому человеку в машине. Скажите, от Регины. Скажите, что она его ждет… Нет! Этого можно не говорить. Он сам это поймет. — Она улыбнулась чуть-чуть. — Идите же!
Андрюша стоял с ее букетиком растерянный и разбитый.
— Ну идите же! — рассердилась она. — Он же сейчас уедет!
Андрюша пошел к высоким гранитным воротам замка. У ворот стояла машина. За рулем сидел бледный мужчина с седой бородкой. Старенький «жигуль» фыркал, чихал — не хотел заводиться. Андрюша подошел к машине и протянул в окно букетик:
— Это вам от Регины.
Мужчина букетик не взял. Удивленно глядел на Андрюшу. Тогда Андрюша добавил, чтобы он понял:
— Она вас ждет.
Мужчина смотрел на Андрюшу снизу, рот его скривился:
— Как тебе не стыдно, парень? Ты мужик или кто?!
Андрюша не понял его злости, стоял и думал, он-то
при чем?
— Передай ей… — сердился мужчина. — Скажи ей… Пусть оставит меня в покое! Спроси, есть у нее самолюбие или нет?! Скажи… Пусть больше не звонит! Пусть забудет мой телефон! Скажи…
«Жигуль» крякнул и вдруг завелся. Ревя на первой скорости, быстро покатил к Садовой.
Андрюша обернулся. Регина, сгорбившись, уходила по аллее к Инженерной. Андрюша бросил ее букетик в огромную лужу перед воротами замка. Как венок в волну. Как память о своей утонувшей любви. И пошел домой. Но не дошел…
На Чайковского он вдруг остановился перед подъездом военкомата, зашел в накуренную приемную, сказал, что срочно хочет видеть начальника.
Начальник, молодой еще, румяный полковник, чуть со стула не упал. Андрюша попросил забрать его срочно в армию, в ВДВ, в самые горячие точки, чтобы обжигало…
Полковник с трудом попытался объяснить чокнутому, что тот не подлежит призыву. Андрюша попросил забрать его добровольцем. Ведь война же идет, хоть и не объявленная.
Полковник долго молчал. В районе был жуткий недобор. Призывники прятались на дачах, «косили» по больницам, их родители приносили сумасшедшие справки с немыслимыми диагнозами, а тут доброволец!
Полковник, краснея, стал отговаривать Андрюшу. Говорил, что только два года до диплома осталось, просил пожалеть мать…
Андрюша сказал твердо:
— Хочу проверить, чего я стою… Мужчина я или кто?…
Все это, только вкратце, Андрюша рассказал Алику.
Самоходки давно прошли к Троицкому мосту. А закоптелый «Виктор Гюго» с натугой тащил из-за моста Лейтенанта Шмидта трехмачтовый парусник с убранными парусами.
— За-ме-ча-тель-но! — произнес Алик свою любимую фразу. — Значит, в башмак захотел превратиться?!
— В какой башмак? — не понял Андрюша.
Алик смотрел на него внимательно, даже очки приподнял:
— Ты читал «Книгу мудрости» Тай Лю Цзина?
Андрюша покачал головой. В первый раз в жизни он слышал имя такого мудреца.
— У учителя Лю есть за-ме-ча-тель-ный рассказ про могущественного принца Цяо. Принц летал в небе на белом журавле, обладал магическим даром превращаться в рыбу, в цикаду и даже в башмак… За-ме-ча-тель— ный принц! Правда?
— Правда, — согласился Андрюша.
— А учитель Лю сказал принцу так. — Алик поднял к небу тощий палец. — Если человек добровольно пожелает превратиться в башмак, никакие силы уже не помогут вернуть ему человеческий облик! И такими несчастными башмаками полна Поднебесная! Ты понимаешь, Андрюша?!
— Понимаю, — кивнул ему Андрюша.
— Это очень хорошо, что ты понимаешь. Поэтому у меня есть маленькая надежда, что ты сможешь из башмака снова стать человеком!
Андрюша материл себя, как только умел, за ненужную, дурацкую пьяную откровенность. Опять он получил по морде. Получил в который раз за сегодняшний достопамятный день! Второе августа…
Алик взял бутылку, начал разливать водку по стаканчикам:
