Николай Волынский - Год беспощадного солнца
Он стоял на краю лесной поляны. Впереди, шагах в двадцати, Мышкин разглядел сквозь дождевую сеть черный силуэт небольшого дома с мансардой. Дом стоял посреди поляны и был окружен покосившимся полусгнившим штакетником.
Рывком дунул ветер и плеснул в лицо горсть воды. Дождевые струи, падавшие вертикально, моментально наклонились и теперь секли вкось и громко шелестели в густой траве.
Легкий жестяный скрежет донесся до Мышкина. Повернулся флюгер на коньке дома, около печной трубы. Мышкин разглядел, хотя и с трудом, знакомого чертика с длинным, как у кота, хвостом на отлете. Чертика Волкодавский выковал своими руками.
Ручей, который Волкодавский пропустил через свой участок, превратился в стремительный поток. Кое-где вышел из ровных, в линейку, искусственных берегов, оставляя на траве ветки, листья и достижения цивилизации – пластиковые бутылки, полиэтиленовые мешки, презервативы.
В старой ржавой бочке около веранды вода переливалась через край. Мышкин попытался разом ее опрокинуть. С таким же успехом он мог бы валить набок скалу: сил никаких.
Он перевел дух, закрыл глаза, сконцентрировался, подробно представил себе, что бочка уже лежит на земле, и всем телом навалился на нее. Бочка нехотя качнулась и медленно опрокинулась, извергнув на землю целое море.
Мышкин пошарил по открывшемуся месту. Пусто. Волкодавский всегда держал ключ под этой бочкой.
Оставалось одно. Обмотал правую руку пиджаком, с которого дождь так и не смыл кровавые пятна, подошел к окну веранды, зажмурился, размахнулся и ударил. Осторожно освободил раму от осколков, забрался на веранду, и не поверил, что на свете еще есть место, где ничего не льет на голову.
Входная, конечно, тоже заперта. Он дернул ручку – машинально, без надежды. Неожиданно дверь мягко подалась и со скрипом отворилась.
С литваковского мобильника Мышкин набрал номер Волкодавского.
– Привет, Михаил Николаевич…
– Кто? – утробно пробурчал Волкодавский.
– Дима. Мышкин.
– Дима? Дима?! Ты что – охренел?! – взревел Волкодавский.
– Нет, я не охренел, – слабо возразил Мышкин.
– А кто?!
– Не знаю.
– А что ты знаешь? Ты хоть знаешь, который час?
– Сейчас скажу.
– Половина третьего, чтоб ты знал, садист!
– У меня, Миша, машина сгорела. Вот сейчас.
– Да ну! – поразился Волкодавский. – Совсем сгорела? – сочувственно спросил он.
– Совсем.
– Авария? Бандюки? Оборотни в погонах?
– Карбюратор перелило. Бензин попал на выпускной коллектор. Вспыхнула, как щепка.
– А ты? Жив?
– Мертвый не позвонил бы… Или позвонил?
– Отвечай, скотина, на прямой и ясный вопрос! С тобой все в порядке? Пострадал?
– Ни царапины.
– Уф! Это главное, – успокоился Волкодавский. – Все остальное – дрянь. «Все дерьмо, кроме пчел», – процитировал он Метерлинка. – Что я могу? Где ты?
– На твоей даче.
– А как ты туда попал? – удивился Волкодавский.
– Я же сказал: машина сгорела. Совсем неподалеку. Мне некуда было идти. И я пошел к тебе.
– Это правильно! – убежденно заявил Волкодавский. – Правильно, что пришел. Ты уже в доме?
– В доме.
– Постой-постой, – с подозрением спросил Волкодавский. – А как же ты вошел? Ключ-то я забрал!
– У меня свой. То есть, я попробовал на всякий случай свой, от квартиры. И он сразу подошел.
– И что? На веранде сидишь?
– В доме. Ты забыл запереть входную дверь.
– Вот холера! – огорчился Волкодавский и тут же поправился. – Нет, это очень хорошо, что не запер. Видно, сам Бог велел в расчете на тебя. А то сидел бы ты. Только моей жене не вздумай ляпнуть, что я не запер, – забеспокоился он. И пояснил: – Убьет.
– Не скажу, – пообещал Мышкин.
– Там на кухне, под лестницей, в ящике консервы. Тушенка, рыба какая-то – не помню. Зеленый горошек. Огурцы. Консервный нож в буфете. Завтра приеду. Только не звони мне сегодня больше. Дай поспать.
– Дам… Миша, можно душ у тебя приму? Грязный, как трубочист.
– Электричество есть? Проверь.
Мышкин щелкнул выключателем.
– Нет электричества.
– Подойди к счетчику, глянь автоматы. Если рычагами вниз, кинь все вверх.
С телефоном около уха Мышкин открыл ящик со счетчиком, поднял рычаги автоматов вверх – на кухне зажглась лампа и зафырчал холодильник.
– Есть электричество, – сообщил он.
– Отлично! – обрадовался Волкодавский. – Поставь в душе регулятор нагревателя на красную метку. Автоматы выдержат, зато ждать, пока нагреется, будешь не час, а двадцать минут. Только воды там нет. Придется тебе натаскать с водопровода. Ведерком. В сарае возьми. Только замок придется сбить.
До водопровода было с полкилометра.
– Нет, – вздохнул Мышкин. – Не смогу. Никаких сил. Ладно, обойдусь. И на том спасибо. Будь здоров.
– Стой! – крикнул Волкодавский. – Иди на кухню.
– Я на кухне.
– Подними половик посередине. Что видишь?
Мышкин увидел металлическую крышку люка.
– Вход какой-то.
– Колодец. Еще отец делал, чтоб зимой не ходить. Он там жил круглый год. Отдыхай. И не буди меня! – напомнил Волкодавский. – Сам позвоню.
Мышкин открыл люк. Блок, веревка, ведро висит на крюке сбоку. Сверкнула вода – близко, не больше двух метров. Он опустил ведро.
Ждать, когда нагреется, пришлось не двадцать минут, а все сорок. Он лежал в семейной кровати Волкодавских, в новой, ни разу не надеванной пижаме хозяина и смотрел в окно на тонкие косые струи, сверкающие в свете наружного фонаря. Лежал неподвижно и тяжело, как бревно, и больше всего боялся вогнать себя в бесконечный круг мысленной жвачки. Как в учебнике психиатрии, где врач внушает буйному пациенту: «Для вашего блага: изо всех сил старайтесь не думать об обезьяне с красным задом!» Буянить психу теперь некогда. Он изо всех сил думает именно об обезьяне с красным задом для того, чтобы не думать об обезьяне с красным задом. Отяжели и стали гореть веки, словно засыпанные песком. Сон придет. Еще час без сна – и конец. Никто столько не может выдержать без биостимуляторов. И сон пришел.
Внезапно он проснулся. Разбудил далекий звук автомобильного мотора.
Половина четвертого. Дня. Он проспал не меньше десяти часов. За окном – свет, но серый и тусклый. Значит, дождь продолжается.
Звук мотора все сильнее. Скоро Мышкин понял, что слышит не один мотор. К даче приближаются несколько машин. С четырех сторон одновременно. Четыре автомобиля. Вот и занавески осветились. Дополнительные фары высоко. Значит, внедорожники.
Они взяли дачу в кольцо и заглохли, как по команде. И почти одновременно во все окна, с четырех сторон, ударил мощный поток ослепительного света ксеноновых фар.
Мышкин бросился к двери – слава Богу, запер. Он мгновенно оделся, обулся, надел очки и осторожно подполз к кухонному окну. Слегка отогнул угол занавески и отпрянул, ослепленный кинжальным светом.
– Дмитрий! – неожиданно прогремел над поляной гнусавый голос мегафона и отразился эхом в лесу. – Это Андрей Костоусов. Я знаю, что ты здесь. Напрасно ты украл у Литвака трубку. Его мобильник на контроле. Мог бы сам догадаться. Выходи. Ничего плохого не будет. Обещаю. Слово офицера.
Мышкин не ответил. Ему было некогда: в мозгу шла лихорадочная работа.
– Робинзон Крузо! Не дури. Выйдешь добровольно – дам тебе шанс. Наша фирма нуждается в тебе. Именно в таком, какой ты сейчас. Я тебе все объясню. ТО, что произошло, – операция прикрытия. Ради твоей же безопасности. Ты должен мне верить.
Мы приоткрыл форточку и крикнул:
– Именно тебе я не должен верить! Скорее поверю сатане! Слово твое не стоит и того дерьма, которым ты загаживаешь землю. Ты не офицер. Ты бандит. И слово твое – бандитское.
– Выходи, Дмитрий! Иначе мои ребята сейчас пойдут за тобой.
– Давай-давай! – закричал Мышкин. – Пусть попробуют. С нетерпением жду дорогих гостей! Только учти: будешь ложкой их соскребать со стен.
– Что ты сказал? – угрожающе протянул Костоусов. – Ты бредишь, Дима. Повтори!
– Я нахожусь на кухне. Левая рука моя – на кране газового баллона. Сто литров жидкого газа. В правой – зажигалка. Так что пусть идут. Милости прошу – приглашаю всех! И тебя первого. Вместе на тот свет побежим. Или полетим.
Мегафон скрипнул и умолк. Мышкин различил приглушенные голоса.
Снова мегафон хрюкнул голосом Костоусова.
– Блефуешь ты, мой дорогой Робинзон. Не обостряй: последний добрый совет! Я еще хочу тебя спасти. Но через шестьдесят секунд мое желание изменится. Последний раз предлагаю – сдайся. Ровно через минуту мои парни тебя уничтожат.
– В гробу я видал твой ультиматум! – в отчаянии крикнул Мышкин. – Потому что у тебя, бандюга, оказывается, была в школе двойка по физике! И ты не соображаешь: столитровый баллон с жидким газом – хорошая средняя авиабомба. Для взрыва достаточно искры. Или детонации. Идите сюда, бандерлоги! Все вместе, возьмитесь за руки! А то ведь я могу рассердиться и передумать.
Опять тихий бубнеж.
– Дима! – каркнул мегафон. – Еще раз предлагаю по-хорошему разрулить ситуацию. На равных. Неужели тебе не хочется жить?
