Мариша Пессл - Ночное кино

Или я все не так понял? Или они кинулись бежать, потерялись, укрылись на краю света – как Рейчел Демпси и бесчисленные актеры, которые работали и жили с Кордовой, – спасаясь от чего-то? Боялись его, Кордову, потому что говорили со мной о его дочери? Мои записи украдены – никаких следов того, что они поведали мне про Сандру. Показания их ныне остались только у меня в голове – и у Хоппера с Норой.

Но и эти двое исчезли.

То есть все осталось в голове только у меня.

Внезапно перепугавшись, что Нора и Хоппер испарятся, подобно прочим, я позвонил обоим, оставил сообщения, попросил перезвонить. Потом позвонил Синтии, внезапно захотев услышать голос Сэм, идиотически перепугавшись, что исчезла и она. Телефон переключился на голосовую почту. Я оставил лаконичное сообщение, натянул куртку и вышел из квартиры.

В гаснущем свете подъездная дорога Моргана Деволля совсем не походила на ту, что мы видели ночью, приехав сюда втроем, и я едва ее опознал. Припарковался на обочине, заглушил мотор, вылез.

И тотчас почуял дым.

Я зашагал по дороге. Нависшие ветви раздвинуты и переломлены пополам – словно здесь проехал большой грузовик. Запах гари сгущался. Я поднялся на холм и обозрел то, что за ним.

Развалюха Моргана Деволля сгорела дотла.

Я пошел к дому; от шока кружилась голова. Обе машины исчезли. Остался только обугленный кондиционер и половина треснувших качелей.

По моим догадкам, дом сгорел с неделю назад, а то и раньше, и отнюдь не случайно. Я бродил по пожарищу, ища улики, но опознал только почерневшую керамическую ванну, обгорелое основание мягкого кресла, да еще из руин тянулась рука пластмассовой куклы. Может, это достопамятная Лялька. Я свернул по высокой траве в дальний угол двора.

Бассейн остался, даже не совсем сдулся – только опрокинулся. Я его перевернул и на дне под коркой палой листвы разглядел здоровенное черное пятно.

Здесь Сандра прятала куклу, чтобы сработало заклятие в статуэтке левиафана. У меня даже горло перехватило. Эта черная отметина – как последнее доказательство: все, что мы узнали о Сандриной жизни и смерти, было по правде.

Кто поджег дом? А Морган и его семейство – они были внутри или давным-давно исчезли, как и все очевидцы?

Полчаса я бродил среди развалин и искал ответы, не веря и злясь на эту окончательность. Словно эти обгорелые руины – не просто дом Деволля, но вообще мое расследование. Ибо все исчезло, все тщетно, а я, последний, опоздал и теперь тралю эту муть, откапываю глубинную правду, которой больше нет.

Уже возвращаясь к машине, в высокой траве я заметил что-то маленькое и белое.

Сигаретные окурки.

Четыре штуки. Я подобрал один и на фильтре прочел микроскопические буквы, странный бренд. Голова пошла кругом; я поспешно собрал окурки и помчался по дороге.

«Мурад».

Бекман, облаченный в черные вельветовые брюки и синюю клетчатую рубаху, читал лекцию перед набитой аудиторией. Минимум триста студентов ловили каждое его слово.

– Фильм держит напряжение, как кожа в обтяжку, до финальных минут, – говорил Бекман, – когда Миллз узнает, что же запечатано в посылке «ФедЭкса» – отрубленная голова его жены. По сути дела, финал открыт, и нам остается лишь гадать, какова судьба несчастного детектива. Некогда он был так дерзок, так уверен в себе. А теперь лицом к лицу столкнулся с ужасами, за которыми гонялся. У него есть шанс самому обернуться ужасом. Будет Миллз свиреп или свободен? Чтобы узнать ответ, мы должны постичь моральную вселенную всей истории, все, что произошло до финала. Выживет ли Миллз?

Весьма наигранно Бекман развернулся на каблуках, поднял пульт – точно колдун волшебную палочку, – и на гигантском экране задвигался фрагмент из фильма. Последние минуты «Семи», Морган Фримен и Брэд Питт в ролях Сомерсета и Миллза, Кевин Спейси в роли Джона Доу на заднем сиденье патрульной машины.

Я снова постучал в окошко, и на сей раз Бекман услышал, от неожиданности вздрогнул, глянул на студентов и засеменил ко мне.

– Макгрэт, ты сбрендил? – прошептал он, на щелочку приоткрыв дверь.

– Надо поговорить.

– Ты слепой? Я занят.

– Это срочно.

Его темные глаза замигали за очками. Он глянул через плечо. Студенты завороженно смотрели на экран; Бекман шмыгнул в коридор и беззвучно притворил за собой дверь.

– Ты что творишь – ты же знаешь, я ненавижу, когда меня перебивают на лекции. Есть такая, знаешь ли, мелочь, называется творческий полет…

– Как зовут твоих котов?

– Что ты сказал?

– Твои коты, коты твои паскудные. Как их зовут?

Какая-то студентка, проходя мимо, опасливо на меня покосилась.

– Моих паскудных котов? – переспросил Бекман, пылая очами. – Вот почему ты никогда мне не нравился, Макгрэт. Ты не просто капризный грубиян – ты даже не можешь выучить котов, которым тебя раз пятнадцать представляли. Можно подумать, это ниже твоего достоинства. – Он открыл рот, планируя снова мне попенять, но, видимо, заметил, что меня лихорадит, и лишь поправил очки на носу. – Полные имена или прозвища?

– Полные имена. Начни с того, про которого недавно рассказывал. Что-то насчет турецких сигарет «Мурад».

Бекман откашлялся.

– Сигареты Мурад. Борис, Бандитский Сын. Одноглазый Понтиак. Кадр Любопытный Том. Не Знают Что. Стейк Тартар. – Он поиграл бровями. – Это сколько уже?

– Шесть. – Я записывал.

– Злой Король. Фил Люмен. И последний, коему место среди первых, Тень. Все. Наслаждайся. – И, поведя рукой, как матадор, он шагнул к двери.

– Это у нас что – фирменные фишки Кордовы?

Он вздохнул:

– Макгрэт, я же сто раз объяснял…

– Как именно это работает? Где они появляются?

Он прикрыл глаза.

– Минимум одна или две, иногда целых пять фишек – личных подписей, если угодно, – возникают без предупреждения, как давно потерянные родственники или сочельник, в каждой истории Кордовы, какова она ни есть. Естественно, вокруг них всякий раз большая драма. – Он сощурился, посмотрел, как я корябаю на бумажке. – А что, вообще, случилось?

Я предъявил ему сигаретные окурки. Бекман нахмурился, осмотрел один и, видимо прочтя бренд на фильтре, испуганно уставился на меня:

– Господи всемогущий, где ты нашел?..

– За городом. На пожарище.

– Но их не существует – они есть только в фильмах Кордовы.

– Где я и нахожусь.

– Чего?

– Мне кажется, я внутри фильма Кордовы. В очередной его истории. И она еще не закончилась.

– Что ты несё?..

– Он меня подставил. Кордова. Может, и Александра тоже. Я не знаю как и почему. Я только знаю, что расследовал обстоятельства ее смерти, и все, с кем я говорил, все, кто с ней столкнулся, – все исчезли. Этот человек любит играть с реальностью – манипулирует актерами, доводит их до грани. А теперь то же самое делает со мной.

Челюсть у Бекмана отвисла, глаза потрясенно распахнулись. Похоже, он лишился восприимчивости и впал в состояние фуги.

– Объясни про сигареты, – сказал я.

Он перевел дух:

– Макгрэт, это очень нехорошо.

– А поточнее не выйдет?

– Я же говорил: оставь его в поко…

– Сигареты!

Он постарался взять себя в руки:

– Если ты первый персонаж, который появляется в сцене после того, как курили сигареты «Мурад», значит ты меченый, Макгрэт. Ты приговорен. Обречен.

– Но есть же какой-то выход…

– Нету. – Он изогнул бровь. – Есть крохотный шанс, что ты выживешь, – для этого тебе надо на чистой вере прыгнуть в пропасть, но это как прыгать с небоскреба на небоскреб. В итоге ты почти всегда расплескан по тротуару, либо мертв, либо в мучительном аду, рвешься из кокона, как Ли в La douleur.

Я записал.

– Борис, Бандитский Сын?

– Давний каскадер Кордовы. Полное имя – Борис Драгомиров. Миниатюрный такой, но мускулистый русский. Отец на родине был известным бандитом, звали его просто Фингал. Успешно сбегал из любой тюрьмы и единственного сына Бориса обучил всем своим методам. Кордова снимает Бориса в каждом фильме. Борис делает всю грязную работу – мошенничество, побои, взломы с проникновением, автокатастрофы, прыжки с обрывов. Крупнейшая роль – шантажист в «Щели в окне», сидит за окошком в исповедальне и до смерти пугает Джинли. Бегает, как разогнанный «мазерати», и всегда может убежать от чего угодно.

Я мигом сообразил.

– Я за ним гнался, – сказал я. – Я с ним разговаривал.

– Ты разговаривал с Борисом, Бандитским Сыном?

Я вкратце объяснил, как он влез ко мне в квартиру, слинял через весь Вест-Сайд на пирс, прикинулся престарелым педерастом и в мгновение ока исчез.

– Макгрэт, как ты мог прохлопать? Это же Похотливый Хрыч, его легендарный кунштюк.

– А Одноглазый «Понтиак»?