Середина земли - Артур Кинк
Андрей, почему-то не удивился. Он скорее был раздражён. Будто бы Антон сделал что-то, что не было дозволено. Мы условились встретиться через пять минут, на том же месте. Я взял травмат, фонарь и аптечку. Андрей же просто оделся. Он с усмешкой посмотрел на моё оружие, и мы двинулись вверх по улице. К тем самым пятиэтажкам.
– Ты думаешь он там?
– Он говорил, что видел их в последнем своём сне перед отъездом.
– Нет. Не говорил. – возразил я. Несколько месяцев я выслушивал все подробности снов Антона, чтобы помочь ему найти станцию. И уж про заброшенные панельки я бы запомнил.
– Возможно, тебе не говорил.
– А там что?
– Как тебе объяснить… – Андрей отводил глаза и цокал языком, не давая ответа. – Места там дурные, – он нервно шевелил губами и играл желваками. – Не знаю, как у вас в городе, а у нас люди верят в потусторонние силы. И если старожилы говорят, что место худое, так оно и есть.
– В городе, в таким местах, из худого могут быть только бешенные собаки или торчки.
– Каждое существо по-своему опасно.
– А ты, не боишься туда идти? – спросил я.
– Я здесь родился. Каждый квадратный метр с детства знаю. А Антон ещё нет. Может провалиться между перекрытиями, или упасть и свернуть шею.
Я не стал больше задавать вопросов. Было ясно, что больше, чем захочет, Андрей не скажет. Жилые дома кончились. Далее были натыканы брошенные хаты, ушедшие в землю, по самый шифер. Крыши, провалившиеся внутрь. Снесённые заборы. Чем ближе мы подходили к домам у подножия сопок, тем сильнее и невыносимее становилась вонь. Необъяснимый страх, как из сна подкрадывался со спины. И исходил от тех пустых домов. Там всегда темно, сыро, воняет гнилью, мертвечиной и пойлом из денатурата, и кто-то копошится во мраке, издавая странные звуки. Я то и дело оборачивался, крутил головой, как испуганная птица и махал фонарём. Я терял то самообладание, которым всегда хвалился и не беспочвенно. Я уже бывал в лесах, бывал на пожарах и завалах. Я видел не мало смертей. Но то, что со мной происходило здесь, не поддавалось логике. Весь мой опыт, хладнокровие и разум, просто не могли совладать с тем, что я чувствовал здесь. Мне казалось, что сделай я ещё один шаг, к этим дышащим гноем, сыростью и ужасом, чёрным дверным проёмам, то вскрикну как девочка и убегу, а то и вовсе упаду без сознания. Но я боролся. Стиснув зубы, я заставлял себя сохранять рассудок и ступать дальше. Андрей тоже не был спокоен. Он озирался и теребил карманы своей мастерки. Ему тоже тяжело давался этот путь. Он шевелил губами, будто читая молитву, часто моргал, а на лбу его появилась испарина.
Я прикрыл нос и рот воротником. Ни я, ни Андрей, не издали не звука, но в ушах стоял невыносимый гул. Будто от урагана или ливня.
– Не свети в окна. – сказал мне Андрей и я подчинился. Не было сил спрашивать, зачем и кто внутри. Все силы уходили на то, чтобы не броситься прочь, визжа от ужаса. Чтобы сохранить рассудок.
Я выключил свет совсем, и дом, к которому мы подошли превратился в чёрное пятно. Слился с сопками, ночью и грязью. Я не двигался с места. Давал глазам привыкнуть к мраку и увидел силуэт у входа в подъезд. На секунду мне показалось, что это вовсе не человек, а какое-то существо. Человеческая кожа, так не блестит в свете луны. Заметив наше приближение, оно заметалось, неестественно передвигая свои конечности.
Сморгнув это наваждение, я увидел обычную человеческую фигуру. Фигуру Антона. Он стоял босиком на каменном пороге и шатался, словно пьяный. Он и был пьяный, после всего выпитого самогона. Я окликнул его, но он даже не повернулся.
Андрей махнул мне рукой. Страх притупился. Мы побежали к Цупсману и схватили под руки с двух сторон, хлестали по щекам, звали по имени. Он совершенно не реагировал. Веки были почти закрыты, оставляя лишь маленькие щелочки, через которые виднелись желтые белки глаз. Сам он хрипло сопел, будто спит и был ледяным. В такую ночь недолго подхватить переохлаждение, но сейчас была не зима. На улице стояла плюсовая температура, а кожа моего друга была будто покрыта инеем.
Мы оттащили его метров на двести от дома. Когда запах стал терпимее, а гул стих, мы остановились. Я ещё несколько раз ударил Антона по лицу и он, наконец, придя в себя, глядел на нас испуганным и сонным взглядом.
– Мужики? Я где? – Антон совершенно не осознавал, где он, и как оказался здесь. Он оглядел свои голые ноги и поёжился.
– Галькина самогонка она такая. Выпил в одном месте, проснулся в другом! – рассмеялся Андрей, поглядывая то на меня, то на Антона, то на окна.
Мы двинулись прочь, обратно в деревню. Антон обернулся на здание и на секунду замер. Тогда Андрей наклонился к самому его уху и прошептал что-то, что я не мог слышать. В моих ушах всё ещё стоял гул.
Мы вернулись в дом. Андрей помог мне уложить Антона и ушёл к себе. Я долил себе остатки самогонки и выпил залпом. Расслабление. Беспечное состояние алкогольного опьянения. Когда не страшно выходить против толпы в семь человек, разбивать на спор старый телевизор кулаком, ходить через кладбище. Оно не приходило. Зато навалилась сонливость. Я не решался ложится, так как нужно было следить за Антоном. Он был совсем в плохом состоянии. Его трясло, сам он был холоднее мертвеца, но вопил, что ему жарко и требовал открыть все окна. Мы сидели в полной темноте, так как стоило мне включить хотя бы фонарик, Цупсман жмурился и дополнительно закрывал глаза ладонями. Озноб, светобоязнь, желтушные глаза. Я ел и пил всё тоже самое, что и он, потому отравление я исключал, но всё же заставил его съесть пачку активированного угля. Чтобы это не было, Антону нужна была помощь врача.
Глава 3. Лихорадка и приступы.
Енисейск. 1661 год или около того.
«Затишье в несколько месяцев заставило всех думать, что десять отрядов казаков просто не пережили поход или же буряты встретили их агрессивно. Но с наступлением весны, пришла весточка. Большинство живы, с бурятами был заключён договор, а также возведено три острога и два зимовья. Они возвращались обратно. Вести с амура пришли слишком поздно. Они писали, что поведение казаков их насторожило. Назначенный переговорщик от бурят умер по дороге. Но никакой бумаги у