Дон Уинслоу - Жить и сгореть в Калифорнии
— Ну объясни тогда, куда делась изоляция, — говорит Джек, обращаясь к Ферри. — Может, кто другой объяснит?
Желающих нет.
— Давайте проголосуем, — предлагает Ферри. Зная, что результат будет четырнадцать против одного.
— В жопу твое голосование! — кричит Джек.
— Да ты что, себя в фельдмаршалы записал?
— Просто я прав, вот и все.
Неловкая тишина. Наконец один из парней, исследовавший бетонную опору, говорит:
— Ладно, Джек, ты прав.
Они пишут рапорт: причина пожара — короткое замыкание, связанное с электропроводкой: кто-то умышленно повредил тумблер и замкнул контакты.
Джек входит в класс под грузом ответственности. Шесть недель учебы, восемнадцатичасовой рабочий день, четырнадцать человек — все это накаляет атмосферу.
Войдя, капитан Искра берет в руки лежащий на его столе рапорт. Читает стоя. Пятнадцать человек не сводят с него глаз. Искра отрывается от рапорта и говорит:
— Вы уверены, что это стоит представлять?
— Мы уверены, сэр, — отвечает Джек.
— Я дам вам последний шанс, — говорит Искра. — Выйдите на часок из класса. Подумайте еще, перепишите.
Вот черт, думает Джек. Я подвел этих уродов, кинул весь класс в пропасть, и надо же, сам Искра бросает нам веревку! Все, что надо теперь, это ухватиться за нее.
Ферри поднимает руку.
— Да? — осведомляется Искра.
Ферри храбро встает. Он настоящий мужик. Указывая на рапорт, он говорит:
— Здесь наше заключение, сэр. Мы от него не оступимся.
Искра пожимает плечами — дескать, ваше дело, лузеры несчастные.
И говорит:
— Что ж, я вам давал шанс.
Берет ручку с красной пастой и что-то чиркает в рапорте.
Джек чувствует себя хуже некуда. Словно тринадцать пар глаз жгут огнем его спину. Ферри отводит глаза и пожимает плечами, будто говоря: «Что ж, бывает».
Держится молодцом.
Завершив экзекуцию, Искра поднимает взгляд и говорит:
— Не надеялся, что вы сообразите насчет изоляции.
В этом весь капитан Искра, думает Джек: вы дали правильный ответ, а он пытается сбить вас с толку, заставить сделать ошибку. Чтоб всем классом вы очутились в заднице.
— Все свободны, — говорит Искра. — Хорошо потрудились, джентльмены.
А назавтра — праздник в честь выпуска. И ради такого случая все стараются принарядиться.
Школа пожарных.
Школа что надо.
Это к тому, что в пожарах-то Джек разбирается, и, если где-то что-то сгорело, он знает, что делает. Почему Мать-Твою Билли и сохраняет полное хладнокровие, видя, как Джек тащит в офис собаку.
16
Вернее, не в офис, а к офису, потому что Билли сидит возле гигантского кактуса-сагуаро, выписанного им из Аризоны.
Денек как раз во вкусе Билли, думает Джек: сухой, горячий и ветреный. Такие дни заставляют вспомнить, что Южная Калифорния — это, строго говоря, пустыня, поросшая неприхотливой растительностью, остальное же рождено усилиями ирригаторов и целой армии фанатичных садовников из Мексики и Японии, их талантом и бесконечным усердием.
— Ну что? — спрашивает Билли.
— Курение в постели, — говорит Джек. — Я сейчас просмотрю файл.
— Можешь не трудиться, — говорит Билли и передает Джеку папку.
Джек погружается в условия договора. Это всего лишь страничка, где детально прописаны суммы страховки за то или иное имущество.
Полтора миллиона за дом.
Удивляться не приходится. Дом большой, красиво расположенный над океаном. Полтора миллиона — это только за строение. Остальное влетит, должно быть, еще в миллион.
750 тысяч долларов — за личное имущество.
Срубил по максимуму, думает Джек. Личное имущество можно застраховать на суммы до половины страховой суммы за строение. Если имущество оценивается в сумму большую, страхователям гарантированы льготные выплаты, чем Вэйл наверняка и воспользовался.
— С ума сойти! — восклицает Джек. — Льготных выплат на пятьсот тысяч долларов!
Да что уж у него там за имущество такое, мысленно негодует Джек, чтобы назначать за него миллион двести пятьдесят тысяч? И какая часть его находилась в западном крыле?
— Видать, оценщики из Отдела андеррайтинга кокаину нанюхались, что ли, сдурели совсем! — возмущается Джек.
— Успокойся.
— Но льготные выплаты явно раздуты, — говорит Джек.
— Это Калифорния, — пожимает плечами Билли. — Конечно, раздуты. А что здесь не раздуто? Скажи лучше, какой части имущества нанесен урон?
— Не знаю, — говорит Джек. — Я еще не был внутри.
— Почему это?
— Нашел вот эту собачку возле дома, — говорит Джек, — и решил перво-наперво вернуть ее владельцам.
Собачка тявкает, и Билли со значением поднимает бровь.
Секунду он посасывает сигарету, потом осведомляется:
— Она что, выскочила, когда вломились пожарные?
Джек качает головой:
— Нет. Ни копоти на ней, ни сажи. И шерсть не подпалена.
Ведь собаки — народ героический. Случись пожар — они не удерут. Они останутся.
— Собака находилась снаружи еще до пожара, — говорит Джек.
— Ты не ополоумел ненароком? — с угрозой бросает Билли.
— Нет, я в полном рассудке, — отвечает Джек. — Я представляю все таким образом: миссис Вэйл выпустила собачку сделать свои дела, а обратно впустить забыла. Видать, под парами находилась. Так или иначе, я хочу вернуть собачку детям.
— Что ж, вернуть ее ты сможешь, — говорит Билли. — Вэйл звонил полчаса назад.
— Чего-чего? Да ты шутишь, наверное? — говорит Джек.
— Хочет, чтоб ты подъехал.
— Прямо сейчас? — переспрашивает Джек. — Жена часов шесть как скончалась, а он о страховке печется?
Билли давит окурок на камне. Возле его ног расположились кружком раздавленные собратья окурка.
— Они в разводе, — говорит Билли. — Так что, может, он не очень-то всем этим и перевернут.
Он дает Джеку адрес в Монарк-Бэй и чиркает спичкой.
Потом говорит:
— И… знаешь что? Приготовь-ка аварийный сертификат.
Как будто Джека надо об этом просить!
Ведь знает же, что Джек не чета другим аджастерам. Большинство их удовольствовались бы заключением шерифской службы, пришпилили бы его к своим рапортам и стали оформлять страховку.
Не таков Джек.
Билли считает, это потому, что у Джека нет ни жены, ни ребятишек, ни даже подружки. Ему не надо спешить домой к ужину, торопиться в школу, на балетное представление или мчаться на свидание. Даже бывшей жены у него нет, и он не проводит с детьми ни уик-энд раз в две недели, ни три недели летом. Никаких тебе: «Я кровь из носа должен быть на футбольном матче Джонни, не то опять все кончится скандалом».
В общем, дело Вэйлов Джеку как раз по ноге, как сшитая на заказ пара ботинок.
Джек идет назад в офис, и еще в вестибюле его ловит секретарша Кэрол: прибыла Оливия Хэтеуэй и хочет его видеть.
— Скажи, что меня нет.
— Она видела твою машину на служебной стоянке, — говорит секретарша.
Джек вздыхает:
— Где бы нам с ней уединиться?
— Первый этаж, комната семнадцать, — говорит секретарша. — Она потребовала именно ее. Любит эту комнату.
— Видимо, ей нравятся картины с парусниками, — говорит Джек. — За песиком присмотришь несколько минут?
— Как его зовут?
— Лео.
Через пять минут Джек уже сидит в маленькой комнате через стол от Оливии Хэтеуэй.
17
Оливия Хэтеуэй.
Это маленького росточка восьмидесятичетырехлетняя старушенция, белая как лунь, с красивым четким профилем; сидит и поблескивает голубыми глазками.
— Я по поводу моих ложек, — говорит она.
Джеку это известно. Вот уже три года с лишком, как он занимается этими ложками.
Вот история ложек Оливии Хэтеуэй.
Три года назад Джеку поручили дело о краже. В маленький коттедж в Анахайме, принадлежащий Оливии Хэтеуэй, вдове, возраст 81 год, влезли грабители. Джек отправляется расследовать обстоятельства дела, и она уже поджидает его в кухне с чаем и свежеиспеченным печеньем.
О понесенном ущербе она заводит речь лишь после того, как Джек выпивает две чашки чая, съедает три печенья и выслушивает генеалогию всех девяти внуков и трех правнуков Оливии, а также подробный отчет об их работе и увлечениях. Надо сказать, что в тот день Джеку предстоят еще пять дел, но старушка симпатичная и такая одинокая, что он решает уделить ей побольше времени.
Когда наконец она приступает к сути, то выясняется, что украдена только ее коллекция ложек.
Что странно, думает Джек, а впрочем, чего удивляться, если из окна — вид на гигантскую модель покрытого искусственным снегом Маттерхорна,[8] Хрустальный собор[9] и кусок рекламного щита с ушами гигантской мыши.
Оливии незадолго перед тем произвели оценку имущества («Ведь я не вечна, Джек, и так или иначе пора подумать о завещании»), и ложки были оценены в шесть тысяч долларов. В этом месте рассказа Оливия проливает слезу, потому что четыре ложки были из чистого серебра и достались Оливии от прабабки, жившей в Дингуолле, Шотландия. Извинившись, Оливия отправляется за бумажной салфеткой, а потом, вернувшись, спрашивает, не может ли он вернуть ей ложки.
