Джон Ле Карре - Ночной администратор
– Пайн, – сказал Марджорэм. – Джонатан Пайн. Он уже несколько месяцев числится в международном розыске.
Даркер снова повернулся к Гудхью.
– Ты же не хочешь нам сказать, что Берр доверился этому мистеру Пайну, а, Рекс? Не может этого быть. С таким же успехом можно поверить какому-нибудь пропойце с улицы, который уверяет, что вхож в лучшие дома.
Впервые Марджорэм и Даркер улыбнулись вместе, они, казалось, еще не вполне верили, что такой умник, как старина Рекс Гудхью, мог совершить столь очевидную промашку.
* * *На какое-то мгновение Гудхью показалось, что он находится один в огромном пустом зале, ожидая длительной публичной экзекуции. Потом он услышал, как Даркер, приходя ему на помощь, объясняет, что обычно, когда дело требует согласования на высшем уровне, разведка дает сведения о своих информаторах.
– Поставь себя на их место, Рекс. Разве тебе не хотелось бы знать, что приобрел Берр – драгоценный бриллиант или сфабрикованное дерьмо? Ведь нельзя сказать, что у Леонарда полно информаторов? Небось заплатил этому типу свой годовой заработок за один раз. – Он повернулся к министру. – Помимо прочих делишек, этот Пайн подделывал паспорта. Он появился у нас примерно восемнадцать месяцев тому назад с какой-то историей о партии сверхсовременного оружия для Ирака. Мы проверили, нам это не понравилось, и мы указали ему на дверь. Мы подумали, что он слегка сбрендил. Несколько месяцев назад он вдруг объявился в качестве специалиста на все руки в доме Дикки Роупера в Нассау. Наставника его трудновоспитуемого сына. В свободное время занимается тем, что измышляет всякие антироуперовские небылицы и пытается толкнуть их на агентурном базаре.
Он заглянул в папку, желая убедиться, что излагает все достоверно:
– Недурной список. Убийство, многократные кражи, перевозка наркотиков, незаконное использование различных паспортов. Надеюсь, он не будет говорить перед присяжными, что все это совершил во имя британской разведки.
Палец Марджорэма услужливо указал на абзац внизу страницы. Даркер пробежал его глазами и кивнул в знак благодарности за напоминание.
– Да, еще одна связанная с ним история. Когда Пайн был в Каире, он повстречался с человеком по имени Фрэдди Хамид, из братьев Хамидов, довольно скверной репутации. Пайн работал в его отеле. Вероятно, перевозил по его просьбе наркотики. Наш человек Огилви, который в это время там находился, утверждает, что есть серьезные основания предполагать, что Пайн убил любовницу Хамида. Увез ее на уик-энд в Луксор, а потом в припадке ревности убил. – Даркер пожал плечами и закрыл папку. – Мы говорим о весьма ненадежном человеке, министр. И мне не кажется, что следует просить премьер-министра санкционировать решительные действия, основываясь на фабрикациях Пайна. Так же как и вас.
Все посмотрели на Гудхью, но многие тут же отвернулись, чтобы не смущать его. Особенно чутко вел себя Марджорэм. Министр что-то говорил, но Гудхью был слишком измотан. «Зло утомляет», – подумал он.
– Рекс, ты должен ответить, – негодовал министр. – Связан Берр с этим человеком или нет? Надеюсь, он не имеет никакого отношения к его преступлениям? Что вы ему обещали? Рекс, я настаиваю, чтобы вы остались. Слишком часто в последнее время британская разведка пользуется услугами преступников. Не вздумайте возвратить его в эту страну. Берр говорил ему, на кого он работает? Возможно, дал ему мой номер телефона. Вернитесь, Рекс. – До двери было безумно далеко. – Джеффри говорит, что он был в каких-то специальных войсках в Ирландии. Только этого нам не хватало. Ирландцы будут в самом деле очень признательны. Ради Бога, Рекс, мы только приступили к повестке дня. Надо принять главные решения. Рекс, так нельзя. Это не в твоих правилах. Я не занимаю чью-либо сторону, Рекс. До встречи.
Слава Богу, на лестнице свежо. Гудхью приваливается к стене и, кажется, улыбается.
– По-моему, вы устали и ждете выходных, сэр, – уважительно говорит швейцар.
Тронутый его добротой, Гудхью с трудом подыскивает любезный ответ.
* * *Берр работал. Его биологические часы были настроены на Атлантику, его душа была рядом с Джонатаном, через какие бы мытарства тот ни проходил, ну а ум, воля и изобретательность были целиком отданы делу.
– Ваша команда проиграла, – сообщил Мерридью, когда Берр позвонил ему, чтобы узнать о результатах заседания комитета. – Джеффри здорово потоптал вашего друга.
– Джеффри Даркер лжет, – объяснил на всякий случай Берр. Потом он вернулся к работе.
Он чувствовал себя как во времена Ривер-Хауз.
Он снова был шпионом, беспринципным и бессовестным. Ради правды он готов был идти на обман.
Он отправил свою секретаршу в Уайт-холл, и в два часа она появилась, спокойная, но слегка запыхавшаяся, сжимая в руках пачку бланков, которые он поручил ей там стянуть.
Он сразу же начал диктовать. Большинство писем были обращены к нему самому. Некоторые к Гудхью, парочка – начальнику Гудхью. Он менял стиль: дорогой Берр, мой дорогой Леонард, начальнику уголовной полиции, уважаемый министр. В особо важных письмах он писал обращение от руки, а в конце добавлял «ваш», «преданный вам», «всего наилучшего».
Его почерк также менялся, в наклоне и прочих деталях, так же как и чернила и ручки.
Официальные бланки, на которых он писал, тоже были разные. Они становились все плотнее, по мере того как он взбирался вверх по административной лестнице Уайт-холла. Для писем министру он выбрал бледно-голубую бумагу с гербом.
– Сколько у нас машинисток? – спросил он секретаря.
– Пять.
– Каждая пусть печатает письмо одному лицу, – распорядился он. – Проследите, чтобы не было путаницы.
Но она уже взяла это на заметку.
Оставшись снова один, он позвонил Гарри Пэлфрею в Ривер-Хауз. Он говорил загадочно.
– Но мне нужно знать зачем, – протестовал Пэлфрей.
– Узнаешь при встрече, – отвечал Берр.
Потом он позвонил сэру Энтони Джойстону Брэдшоу в Ньюбери.
– Почему, черт побери, я должен подчиняться вашим приказам? – высокомерно вопрошал Брэдшоу, подражая манере Роупера.
– Будьте на месте, – посоветовал Берр.
Из Кентиш-Таун ему позвонила Эстер Гудхью, чтобы сказать, что ее муж побудет несколько дней дома: зима – не лучшее для него время года. Потом на связь вышел сам Гудхью, он говорил тоном заложника, речь которого предварительно отрепетировали.
– Ты обеспечен средствами до конца года, Леонард. Их никто не может отнять. – Потом его голос вдруг пугающе изменился и он надтреснуто произнес: – Бедный мальчик. Что они с ним сделают? Я все время о нем думаю.
Берр тоже думал, но и действовал.
* * *Комната для встреч в Министерстве обороны, белая и неуютная, освещением и вылизанной чистотой напоминала тюрьму. Она представляла собой кирпичную коробку с затемненным окном и электрическим радиатором, который, работая, источал запах горелой пыли. Пугало полное отсутствие надписей на стенах. Ожидание здесь наводило на мысль о том, что написанное вашими предшественниками было закрашено после того, как они сами казнены. Берр намеренно опоздал. Когда он вошел, Пэлфрей бросил на него поверх дрожащей газеты почти презрительный взгляд и ухмыльнулся:
– Ну вот, – язвительно произнес он, – я пришел. – При этом он встал и сделал вид, что сворачивает газету.
Берр закрыл, а затем и запер за собой дверь, поставил портфель, повесил на крючок плащ и с силой ударил Пэлфрея по лицу. Он сделал это совершенно бесстрастно, почти неохотно. Так, вероятно, он ударил бы больного эпилепсией, чтобы предотвратить припадок, или собственного ребенка, желая прекратить его истерику.
Пэлфрей снова плюхнулся на ту же скамью, где раньше и сидел. Рукой он держался за пострадавшую щеку.
– Зверюга, – прошептал он.
В известном смысле он был прав, хотя дикое бешенство не заставило Берра потерять контроль над собой. Он испытывал к Пэлфрею черную ненависть. Ни самые близкие его друзья, ни жена никогда не подумали бы, что он на такое способен. Он сам бы не подумал. Берр не сел, а всей своей массивной фигурой навис над юристом, так что их лица почти соприкоснулись. А для большей доходчивости своих слов он вцепился обеими руками в узел закапанного вином галстука Пэлфрея и не выпускал этот импровизированный аркан все время, пока говорил.
– Я был к тебе чересчур добр, Гарри Пэлфрей, до сегодняшнего дня. – Берра словно прорвало, и его речь только выиграла от того, что не готовилась заранее. – Я не устраивал тебе неприятностей, не жаловался, я сквозь пальцы смотрел на то, как ты бегаешь от Гудхью к Даркеру, продаешь всех, интригуешь, как ты делал это всегда. Ты ведь по-прежнему обещаешь развестись каждой девчонке, с которой спишь? Уж будьте уверены! А потом торопишься домой выполнять супружеские обязанности? Вот именно! Греши и замаливай – вот твой лозунг. – Берр потуже затянул удавку на шее Пэлфрея, безбожно давя бедняге на кадык. – «Я это делаю во имя Англии, Милдред! – передразнивая Пэлфрея, прошипел Берр. – Такова цена честности, Милдред! О, если бы ты знала хоть десятую долю всего, то не смогла бы уснуть до конца жизни – кроме как со мной, конечно. Ты мне нужна, Милдред. Я нуждаюсь в твоем тепле и утешении. Милдред, я люблю тебя!.. Только не говори моей жене, она не поймет этого». – Последовал новый болезненный рывок галстука. – И ты продолжаешь в том же духе, Гарри? Бегаешь туда-сюда шесть раз на дню? Предаешь, продаешь, перепродаешь и снова перепродаешь, и так до тех пор, пока не обалдеешь окончательно. Конечно, да!
