Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Как я соскучился без людей! — восклицает Игорь, оглядывая старых и молодых, рослых и коренастых строителей.
— А мы кто же? Не люди? — обижается Зимин. — Мне нужно много людей! Я люблю, когда много. — Я тоже, — соглашается Ирина. — Я бы не могла жить в лесу.
— Ни... — крутит головой Кириченко, — а для мене... була б хата да жинка...
«А мне бы, — думает Зимин, нехорошо усмехаясь, — вообще бы не видеть никогда всех вас, вместе взятых».
Но тут же он принимается шутить, делиться впечатлениями, восхищаться темпами...
Добравшись до пущенного в эксплуатацию участка дороги, ехали на поезде, на открытой платформе. Повсюду им махали платками, фуражками. Молодежь бежала за поездом:
— Как на Аргинском? Что решили? Тоннель?
Ответ не успевали услышать, уносил ветер. Видели только, как размахивали руками, что-то объясняя, и Горицветов, и Зимин, и Кириченко, и Игорь Иванов. Но почему-то всюду разнеслось сообщение, что будет строиться тоннель.
Вечером, в день приезда, участники экспедиции были в кино. Сколько знакомств, сколько расспросов, смеха, воспоминаний! Аргинцы до хрипоты рассказывали о горных потоках, о размерах стройки. А историю с нападением медведей и подробности катастрофы с самолетом повторяли десятки раз.
Игорь, Кириченко и Зимин получили в гостинице вместительный номер. Их опять кормили. Из особого фонда магазина отпустили каждому по килограмму яблок. Выплатили за все полугодие зарплату. Все хотели оказать внимание участникам экспедиции.
Они долго не могли уснуть в эту ночь, хотя постели были удобны, новые простыни пахли городом, магазином и после душа тело испытывало сладкую истому.
Долго лежали молча.
— Вот уж действительно, — блаженно потянулся в постели Игорь, — встретили как родных.
— Это потому, что управление рядом, — хохотнул Зимин. — Окажись мы где-нибудь на периферии — суток двое пришлось бы ночевать на улице. Пока бы не утряслось. Я заметил, что у нас чем ниже по служебной линии, тем больше бюрократизма.
— Яблоками пахнет! — вздохнул Кириченко. — Эх, сейчас у нас на Полтавщине...
С этого и начались задушевные разговоры. Кириченко рассказывал про свой хутор Стасевщину, где проводил только отпускной летний месяц, и то лишь в том случае, если не было путевки на курорт. Рассказ его, в основном, состоял из междометий:
— Ой, як начнуть спиваты дивчата... Эге ж, я побачив бы, що б вы мени казали...
Игорь Иванов, несмотря на свои двадцать пять лет, видел и пережил немало. Он родился в городе Пушкине, под Ленинградом, — в бывшем Царском Селе. Удил рыбу в пруду около Екатерининского дворца, играл в лапту на площади перед Пушкинским лицеем, ходил со школьной экскурсией в Пулковскую обсерваторию и разглядывал в трубу неправдоподобное звездное небо. Его детские годы прошли в благоухающих липовых аллеях и на солнечных полянах огромного Пушкинского парка, раскинувшегося до самой Александровки.
Дальше учиться поехал в Ленинград. Все премьеры в театрах смотрел с высоты галерки. Увлекался лыжным спортом и знал каждую горку в Кавголове. Блуждая по Невскому в белые ночи, пробовал сочинять стихи.
В это время началась война. Игорь в школе парашютистов. Сорок второй и сорок третий — бродит по вражеским тылам со взрывчаткой. А в сорок четвертом — лежит в госпитале, в Москве. Он был без сознания, когда его вывезли на самолете из партизанского края.
В сорок пятом — снова поступил в институт, откуда еще второкурсником ушел в школу парашютистов. Окончил институт и в числе лучших был послан на крупнейшую стройку послевоенной пятилетки.
Пожалуй, в другую эпоху таких событий хватило бы с лихвой на несколько человек. А ведь Игорь только начинал жить!
Обо всем этом рассказал Игорь скромно, хорошо, не хвастая и не выдвигая себя. Его слушали не первый раз. И всегда находил что-нибудь новое, вспоминая больше своих боевых друзей и их подвиги.
Пришла очередь Зимина рассказывать. Только что он приготовился изложить заранее выдуманные черты своей биографии, как услышал ровное дыхание спящих.
2
На другой день Байкалов явился в служебный кабинет Агапова. Сначала он сел возле письменного стола, но тотчас поднялся и начал ходить. Остановился около макета и стал в раздумье барабанить пальцем по стеклянной поверхности Карчальского озера.
— Товарищ Агапов!
— Ну, если с «товарищ Агапов» начинается, стало быть, скажете что-нибудь неприятное.
Байкалов чуть улыбнулся. Да, это подмечено верно.
Если он в хорошем расположении духа, он обратится неофициально, на правах дружеских отношений. Но на этот раз он был явно озабочен.
— Летчица Кудрявцева... Она у вас остановилась...
— Дальше?
— Какое впечатление она на вас произвела?
— Хорошая девушка. Жена от нее в восторге. Да и Горицветов хвалит, а уж он зря не станет хвалить. Чем она вас заинтересовала?
— Мне не дает покоя история с Ярцевым. Под носом у нас жил диверсант! Сделал свое дело — правда, с просчетом — и так ловко скрылся. Очень неприятно.
— Ну что ж, вполне естественно, что к нам засылают наиболее ловких и хитрых людей. Досаднее, что Ярцев — рабочий человек, механик... прожил у нас не один десяток лет... и оказался врагом. У него, что, и семья есть?
— Детей нет. Жена только, кажется.
— Вот и я не знаю. Вообще-то на аэродроме как будто ничего народ? Черепанов мне не нравится.
— Черепанов — проходимец. И художник, и спекулянт... и чтец, и на дуде игрец... В общем, у меня осталось впечатление какой-то неясности, чего-то недоговоренного от всех разговоров с аэродромовскими работниками. Начальник аэродрома — неавторитетный какой-то.
Агапов усмехнулся:
— Капитошей они его зовут. Ничего, по-моему. Простенький, бесхитростный человек. Дело знает. А с Ярцевым там никто как будто не дружил. Держался он обособленно, замкнуто... Следственные органы этим занимаются, они разберутся. А у меня, видимо, здоровый инстинкт или просто под счастливой звездой родился: на самолет с подпиленным тросом жесткого управления не сажусь, мне подавай исправный.
— Плохие шутки, Андрей Иванович. Меня так ярость охватывает при одной мысли о том, что подготавливалось. Какая гадость! Какая подлость! А доктора Комарова уж не вернешь... Какой человек был!..
— Война, Модест Николаевич! Война! Самая подлейшая разновидность войн... А с Ириной Сергеевной вы побеседуйте, самое будет лучшее.
На этом они расстались.
Вечером Ирина сидела в кабинете начальника политотдела и подробно рассказывала о своем полете,
