Мемуары гейша (СИ) - Остромир Марина

— Может быть, нет? — ну, невозможно смотреть на Милли без слез. Вот, говорила с ней о деле и только как “объект” Милли воспринимала, а тут почему-то проникается, лично переживает. Командир будет недоволен, когда ему расскажет о таком проколе…

— Лучше не портить то, что было, — сказала Милли Филис, подняв голову. Танк “Милли Филис” снова завелся, — Хороший первый опыт. Лучше, чем у всех девочек, которых я знаю, все было очень мило… Вы видели, я целый альбом сочинила, Макс вдохновил, из-за него все так хорошо получилось, из-за чувств…

— Очень хороший альбом. Вы очень способная девочка. Далеко пойдете… — с музыкальными способностями, связями, с таким характером и амбициями — вне всяких сомнений. Еще политическую карьеру потом захочет, когда вырастет. То-то за нее все так вцепились, перспективная девочка.

— Теперь после вот этих ваших “предложений”, не знаю, хорошо ли это.

— Хорошо, если выбрать хорошую сторону… И пишите свой список пожеланий… Для меня честь работать с вами, Милли. И если такая ваша судьба — договориться с кем-то вот так, то лучше это буду я, чем кто-нибудь другой.

Очень хочется поступить так, как командир запретил. Это хорошо будет — не дать посадить девочку на цепь… Командир сказал — не лезть, он этого не одобряет, рискованно, девочка может соскочить… О! Не одобряет, но не запрещает… Такой удобный исламский принцип — то, что прямо не запрещено, то разрешено… И вообще, Марципановый Леденец — психически нестабильна, это в досье записано. Психически нестабильная все, что угодно может выкинуть. Если попадется — прикинется сумасшедшей, как обычно…

— Подайте мне мою сумку, пожалуйста, — так тяжело ходить, что ж такое! И таблеток никаких нет с собой… Достала из сумки папку, — Чтобы вы убедились, что лично я — хорошая сторона, отдаю вам вот это.

— Что это? — Милли раскрыла папку. На первой странице было фото ее родителей. Милли сразу захлопнула папку, испугалась, — Что там?

— Ничего страшного, Милли. Можете посмотреть. Ваши родители когда-то были юны и неопытны, не понимали, что неосторожное слово или действие вернутся к ним в будущем. Они всего лишь дети своего времени, думали, как все, говорили, как все… Но говорили противоположное тому, что вы говорите со сцены, то, за то сейчас осуждают… И, если бы вы оказались неблагоразумной девочкой и отказались со мной сотрудничать, то мне бы пришлось пригрозить тем, что завтра это все окажется в сети. И если б вы еще раз отказались, то так бы и было. Простите, я всего лишь исполнитель…

— А зачем отдаете? — Милли листала папку, самые разные чувства отражались на ее лице, она уже не скрывала их.

— Потому, что лично я считаю нехорошим воздействовать на человека, угрожая тем, кого он любит. Особенно если мы договорились и так… Постепенно и аккуратно, ваши родители могут первыми обнародовать эту информацию, подать ее так, будто они осознали и раскаялись… Думаю, хорошие пиарщики подскажут как минимизировать ущерб, а то и на пользу пустить скандал…

Спохватилась вдруг. Пришла в себя. Дура набитая! На слезки детские поддалась. Психически нестабильная идиотка с материнскими комплексами! Профнепригодная мать тереза!

— Но вы должны понимать, Милли, что эта папка совсем не все, что есть на ваших родителей. И брата. Поэтому если вы вздумаете нарушить договор, выкинуть что-то на пресс-конференции или позже, мне придется разрушить вашу жизнь… Пусть лучше я, чем кто-нибудь другой.

— Договорились, так договорились, — гордо сказала Милли, — Спасибо!

— Очень прошу не говорить никому, что я отдала вам эту папку, иначе у меня будут крупные неприятности. Ни моему мужу, ни Максу, ни своей команде. Отдайте родителям без объяснений… Ладно, дело сделано, пойдемте на кухню, подготовим посуду для вечеринки…

Соседи сказали, что не любят одноразовую посуду, берегут природу. Милли это понравилось, она тоже в защиту природы, весело звенела тарелками…

— Не надо борзеть, Милли! — прочитала длинный список того, что требует Милли Филис (тм) за свои услуги инфлуенсера и лидера общественного мнения, — Я не уполномочена решать, но сразу предупрежу, что сократят, как минимум, вполовину.

— Я знаю, — хитро улыбнулась Милли, — я в книжке по бизнесу прочитала, что нужно просить в два раза больше, чтобы дали, что хочешь.

Такое дитя! Чтобы похвастаться, какая умная, выдает все свои карты… Закончили все с посудой, надо пойти отдохнуть перед этой вечеринкой…

— А можно и мне личный вопрос? — спросила Милли ей вслед.

— Пожалуйста.

— Я думала, что… такие, как вы… бегают, прыгают ловко, накаченные такие, из пистолета стреляют… в кожаных штанах, темных очках… А вы такая… как воспитательница детского сада…

Воспитательница детского сада! Так ее еще никто не называл! Поедет срочно к Эльвире, пусть отведет к своим специалистам, сделает что-то с лицом, поработает над стилем, ну, что же это такое… Это Пирожочек делает ее такой — воспитательницы детских садов не привлекают внимания!

— … и вы… ну… извините, конечно… вы ведь…

— Инвалид? — понятно, это любому приходит в голову, сама себе удивляется. Особенно сейчас, когда даже с тростью еле ходит. Нужно отлежаться, нужна неделя постельного режима…

— Я хотела сказать “с ограниченными возможностями”, - вежливо поправила Милли.

— Таких, кто бегает и прыгает, очень много, а я занимаюсь более тонкими вещами, — как бы так ответить, чтобы ничего не сказать, — для этого не нужна особенная ловкость тела, требуются другие умения. Но стрелять из пистолета я умею. И темные очки у меня есть, вы сами видели… — заползла на диван наконец. Милли сама догадалась принести ей подушку под ноги.

— Понимаю, — сказала сочувственно, — у меня была операция, чтобы я ровно ходила и могла танцевать. Теперь в позвоночнике металлическая пластина. И шрам некрасивый. Макс говорит, что ничего, нормально… Но он же такой деликатный, этот Макс, а кто знает, что другие скажут, так стесняюсь…

Видно, что танк “Милли Филис” ни с кем не мог про это говорить. Танк не мог признать, что в его броне дыра. Бедняжка сказала про это малознакомой женщине, которая взяла танк на абордаж… Ладно, устроит девочке цирк. Командир, конечно, отругает, скажет, что она в могилу его сведет цирком и балаганом. Все, к чему она приближается, превращается в цирк и балаган…. Села на диване, сняла футболку, и демонстрировала спереди и сзади свои “особые приметы”. Одела футболку, сказала наставительно:

— Вот, вспоминайте это, деточка, когда можете подумать, что ваш жалкий шрам в ваши прекрасные девятнадцать лет, это страшно. Важно, как вы к себе относитесь, — так и прочие будут. Я могу получить любого мужчину, которого захочу. Но только я никого не хочу, кроме моего пирожочка. И его все устраивает, как вы вчера могли видеть, когда мы позволили себе… эээ… некоторые вольности.

Девчонка, конечно, рот открыла. Еще бы, у воспитательницы детского сада таких особых примет обычно не бывает.

— И я не воспитательница детского сада, я — медсестра!

Отвернулась к стене и сразу начала засыпать. Устала, нужно отдохнуть… Надеется, что Милли догадается пересчитать вилки и подготовить салфетки….

Малыш Майки покупает пиво ящиками, набивает тележки продуктами. К Малышу Майки, рыцарю без страха и упрека, придут гости — старые девы, местные алкоголики, сумасшедшие, которые живут с мамами, обыватели, которых он никогда не видел или не замечал. И обувщик… Соседи, с которыми он никогда не жил рядом. Друзья, с которыми он никогда не дружил. Из-за нее все! Вот, тогда он опрометчиво зашел в тот старый отель, а теперь он толкает тележку с мясом, за ним плетется этот пройдоха, своими светлыми кудрями и невинным взглядом очень похожий на овечку, и ловко разводит его на покупку всяких вкусностей, которые Майки не хочет покупать.

— …ну, будут же целый год говорить, что господин Морис поскупился.

— Ладно, берите. А это зачем?

— Чтобы сказали, что у господина Мориса хороший вкус.