Мемуары гейша (СИ) - Остромир Марина

Вспомнил сэра Артура — тот немолодой уже и седой, а как крут — бегает, как мальчик и штопором может попасть в глаз, а их с Эльвирой театр — просто жалкая самодеятельность в сравнении, что вытворяют этот сэр Артур со своей Гвиневрой. Сэр Артур сказал, что Максик — способный, справится. Может, если будет стараться, то сэр Артур возьмет его за свой Круглый стол…

Подумал, что вот, когда после школы он также не знал куда податься, когда умерла мама и вообще не было ни одного человека, которому Макс был бы нужен — пошел в армию. И там нормально было, и прижился бы там, если б не тот инцидент… В армию снова не возьмут, наверное, а по этому телефону сэр Артур протекцию ему составил. Еще никогда Макс не был чьим-то протеже…

И позвонил. Равнодушный голос по телефону сказал, чтобы приезжал со всеми документами на собеседование к девяти утра. И Макс приехал. Позвонил в дверь по адресу, что ему сказали. Зашел туда и больше никто из его знакомых никогда его не видел.

Полгода были очень напряженными. Макс никогда столько не работал и не учился. Гоняли очень сильно, почти не спал. Но почему-то это не напрягало, как на стройке — это было нормально, ему подходило. Регулярно тесты проводили — подходит или нет, Макс подходил.

Макс ни у кого не спрашивал про сэра Артура. Во-первых, первое правило, которому его научили — никаких вопросов. Во вторых, он же не знал про кого спрашивать — вряд ли кто-то еще называл этого седого “сэр Артур”.

А вот Макса спросили. На учебу пришли люди в костюмах. Расспрашивали про происшествие на дороге, требовали максимальных подробностей. Сэр Артур инструктировал, что говорить полиции, что говорить Эльвире, что могут знать родители Милли, но инструкций к этой ситуации он не дал. Вряд ли забыл, если сам сюда отправил. Поэтому Макс рассказал все, как есть, повторив действия и реплики каждого участника событий. А когда его прямо спросили, могло ли так случиться, что тот, кого он называет “сэр Артур”, дал возможность женщине уйти, ответил, что сэр Артур неоднократно пытался ее остановить, но женщина была в состоянии аффекта, вооружена и с гранатой… Макс умолчал, что лично был уверен, что да — сэр Артур сознательно отпустил свою Гвиневру в бега. Но это всего лишь бездоказательные предположения, зачем напрягать серьезных людей болтовней….

Макс не знал, конечно, но он поступил так, как очень много ребят до него — личная лояльность стала выше служебной и он, как и все, “прикрыл командира”.

Через полгода закончился первый этап обучения. Пришло время отправляться на практические занятия. Макс в отделе кадров документы оформлял, он со всеми девочками там перезнакомился — одной шоколадки приносил, другой застежку на обуви починил, они все ему симпатизировали… Максику вообще все симпатизируют, таким он уродился, а тут еще и научили… Так, вот пытался у девочек выведать куда его посылают и что надо делать, но девочки только хихикали. Тут даже девочки из отдела кадров, наученные следить за языком. Но все-таки сказали, что Максику страшно повезло — он вообще такой везунчик! — в последний момент распределение изменили, он попал к очень хорошему специалисту — все умеет, всему научит. Все, кто к нему попадают, далеко идут и высоко поднимаются по карьерной лестнице. Если конечно выдержат и не сбегут, тренер он очень жесткий, многие уходят… Пусть Максик слушает, что тренер говорит — все получится.

Макс сидел на скамейке в парке и ждал. Тот тренер сам должен был подойти. Долго его не было, замерз. Было не по себе, снова начал колебаться — это ли ему нужно?

— Привет, Максик, — сказал знакомый голос. Сэр Артур в пальто и в шапке, прикрывающей седую голову, сел рядом. Дал Максу стаканчик с кофе.

— Так это вы тот самый знаменитый тренер, про которого мне говорили? — почему-то не очень удивился Макс.

— Так и говорили — “знаменитый”? — тщеславному сэру Артуру это понравилось.

— Да. Старайся, говорили, Максик, слушайся — далеко пойдешь…

— А не говорили, что псих и маньяк, который издевается над курсантами?

— Так, вскользь… Рад вас видеть. Как там ваша Гвиневра?

— Передает привет. Похвастаюсь, что я выиграл у нее двадцатку в споре — она ставила, что вы не позвоните. И еще двадцатку, что не дотянете до конца теоретического курса.

— Двадцатку ставили, не пятерку, как обычно? — само собой получалось, что Макс подражал уверенному и несколько самодовольному тону своего собеседника, — Значит серьезно ко мне относитесь.

— Ого, Максик! Не даром я на вас ставил… Откуда такие подробности? — сэр Артур довольно смотрел на своего ученика.

— Меня учили не раскрывать свои источники! — гордо сказал Макс.

Сэр Артур смотрел на Макса и улыбался. Не был похож на психа и маньяка, которым пугали. Нежно смотрел, по отечески, так, как Макс всегда хотел, чтобы на него папа смотрел.

— Ладно, Прима-балерина, посмотрим, чему научились и что можете.

Макс смутился:

— Такой девчачий псевдоним, очень стесняюсь. Зачем такой оставили…

— Очень вам подходит, — все еще улыбался.

— А мне вас как называть? Сэр Артур или господин Морис?

— Называйте меня просто “командир”… Выпили свой кофе? Пойдемте, я введу вас в курс дела по дороге.

Макс перестал нервничать и колебаться, пошел за этим командиром, надеясь, что придет час, когда сэр Артур посвятит его в рыцари и пригласит за Круглый стол.

…Кстати, Милли один раз напомнила о себе. Под конец учебы, Максу переслали посылку, которая пришла на старый адрес. В посылке лежала смешная статуэтка в виде золотого граммофона с сертификатом на имя Милли Филис и открытка, на которой корявым почерком было написано: “Моей Музе”. Это был шестой “грэмми” Милли Филис. И Милли отдала его тому, без которого не было бы ее первого “взрослого” альбома.

Макс очень растрогался. Думал, что будет теперь везде с собой возить эту побрякушку. Но ему сказали, что не полагается иметь личных вещей, по которым можно идентифицировать его личность, и он оставил “грэмми” на хранение со всем прочим — маминым фотоальбомом и детскими коллекциями.

— Пока еще можно передумать, Макс, — сказали ему. И он колебался, раздумывал. И не передумал. Осознанно отказался от прошлой жизни, от своей личности, от своего имени… Впереди новая жизнь.

Много чего в той жизни было занятного. Но рассказывать о ней не полагается.