Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга вторая
Сидевшие в обнимку на ближайшей скамье юноша и девушка поспешно поднялись, увидев, что Генрих открывает дверцу. Юноша, держа руку в кармане, направился к машине, а девушка отошла за дерево. Откуда-то из-за киоска выскочил Чижевский, бросился на юношу. Вайс успел сбить с ног Генриха, упал на него как раз в то мгновение, когда раздались глухие, частые звуки, будто пробки вылетали из пивных бутылок, — так стреляет пистолет с глушителем.
С треском вылетали стекла, зашипел пробитый скат машины. Закрывая Генриха своим телом, Вайс искоса увидел, что юноша рухнул на землю, сраженный ударом в челюсть. Чижевский же зигзагами бежит к дереву, за которым стояла девушка, положив на согнутую руку толстый ствол пистолета с навинченным на него глушителем.
Вайс подсчитал выстрелы и, когда по его расчету в обойме мог оставаться только один патрон, вскочил, включил мотор, с силой нажал на голову Генриха, заставляя его пригнуться, и погнал машину на полной скорости.
Он успел увидеть, как девушка поднесла пистолет к груди и как вскинул для удара руку Чижевский. Глухого звука выстрела он не услышал. Все поплыло перед глазами, голову пронзила невыносимая слепящая боль. Вот оно что! Значит, он не стукнулся головой о подножку машины, как ему показалось, когда он упал, чтобы прикрыть собой Генриха. Это пуля рикошетом от мостовой ударила его. Теряя сознание, Иоганн последним усилием воли до конца вдавил педаль ножного тормоза.
Очнулся Вайс в комнате Генриха. И сразу же подумал: какая умница Генрих!
Не отволок его в госпиталь, вызвал врача в гостиницу. Этой осмотрительности Вайс обрадовался не меньше, чем известию, что ранение его оказалось поверхностным. Голова, правда, по-прежнему мучительно болела от контузии.
Генрих, сияя глазами, радуясь, что Иоганн так счастливо отделался, осведомился:
— Кажется, вы изволили спасти мне жизнь?
— Да ну тебя!
— Почему же? Это так трогательно.
— Молодец, что не отвез в госпиталь.
— Я же любопытен, — сказал Генрих, — и предпочел первым узнать от тебя, из каких соображений меня чуть было не убили. Очевидно, твои соратники не знали, что я оправдал твои предположения, и по неведению решили поступить со мной так, как если бы я их не оправдал. — Добавил холодно:
— Однако твое доверие ко мне зиждилось на пистолетной гарантии. Я не в осуждение. Просто констатирую, что все вы, люди, занимающиеся такого рода делами, пользуетесь универсальными средствами.
— Неправда! — горячо воскликнул Вайс. — Неправда!
Ему было трудно говорить: каждый звук, который он произносил, отдавался в голове, словно тяжелый удар. И все же, превозмогая боль, Вайс обстоятельно и точно рассказал Генриху всю историю этого спровоцированного Дитрихом покушения.
Генрих, не прерывая, выслушал Вайса и мстительно заявил, что гестапо сегодня же займется Дитрихом.
— Нет, — твердо сказал Вайс.
Он настоял, чтобы Генрих встретился с Лансдорфом и изложил ему все обстоятельства покушения. При этом ни в коем случае не следует требовать расследования дела и наказания Дитриха. Наоборот, Генрих должен придать разговору самый миролюбивый характер. Надо убедить Лансдорфа, что Генрих заботится только о том, как бы получше сконтактировать работу СД и абвера. И если Лансдорф поверит, что, несмотря даже на покушение, самое настойчивое желание Генриха — укрепить отношения с абверовцами, и не сообщит о происшедшем в Берлин, — что ж, тогда можно считать, что он клюнул на эту удочку.
Генрих блестяще выполнил рекомендацию Вайса. И тут немало помогла его репутация беспечного малого, прожигателя жизни, для которого поручение проверить работу "штаба Вали" — не более как наказание за недостаточное послушание. Поэтому, чтобы вернуть расположение Вилли Шварцкопфа, которое для него важнее всего, он всячески стремится привезти в Берлин хорошо составленный отчет обследования.
Беседа с Генрихом произвела самое благоприятное впечатление на Лансдорфа. И когда Вилли Шварцкопф позвонил ему из Берлина, чтобы осведомиться об успехах племянника, Лансдорф так комплиментарно отозвался о Генрихе, будто тот был и его родственником.
Когда они снова встретились, Лансдорф передал Генриху свой разговор с Вилли Шварцкопфом и покровительственно заметил, что позволил себе в этом разговоре несколько преувеличить достоинства его племянника, дабы еще больше укрепить свою с ним дружбу.
Лансдорф сказал также, что Вилли Шварцкопф передал ему просьбу бригаденфюрера СС, генерала Вальтера Шелленберга, начальника Шестого управления, ведающего в главном имперском управлении безопасности политической загранразведкой. Надо было подыскать Шелленбергу среди офицеров абвера молодого, скромного и способного человека для личных поручений.
— Эта просьба является свидетельством высокого доверия бригаденфюрера ко мне лично, — подчеркнул Лансдорф.
Генрих спросил:
— Кого же вы наметили?
— Я полагаю, что ответ на этот вопрос получит сам бригаденфюрер.
Усмехнувшись, Генрих произнес почтительно:
— Кандидатура Иоганна Вайса могла бы свидетельствовать о вашей проницательности. И о том, что человек, спасший мне жизнь, будет вознагражден вами. При этом условии я могу навсегда похоронить воспоминание о некоем печальной казусе.
Пожалуй, Лансдорф и без помощи Генриха мог прийти к такому выводу.
Шелленбергу нужен был человек, не имеющий ни родственных, ни приятельских связей с сотрудниками других секретных служб, ни даже знакомств в Берлине. И с этой стороны лучшую кандидатуру, чем Вайс, трудно было подобрать. Но нагловатая настойчивость племянника Шварцкопфа невольно раздражала. Лансдорф не смог скрыть этого чувства.
— Не советую вам применять приемы, которые мы иногда используем для особых целей, — недовольным тоном произнес он. — Я не нуждаюсь в советах, а тем более в советах под угрозой.
— Почему же? — чистосердечно удивился Генрих. — Я чувствую себя должником этого Вайса. Естественно, что, лишившись возможности выразить ему признательность, я буду вынужден исполнить свой уже не личный, а служебный долг. Доложу в Берлине, как недружелюбно отнесся ко мне другой ваш офицер, господин Дитрих. Кстати, вы так и не собрались доложить о его проступке в Берлин? Уж не его ли вы решили рекомендовать бригаденфюреру? Это было бы по меньшей мере оригинально!
Лансдорф пробормотал хмуро:
— Вы напрасно пытаетесь приписать мне пристрастное отношение к кому бы то ни было. Я руководствуюсь исключительно интересами дела и сам предполагал остановиться на Вайсе. Я уже не однажды отмечал этого молодого человека.
— Отлично! — Генрих склонил в коротком поклоне голову. — Я ни секунды не сомневался ни в вашей проницательности, ни в вашем расположении ко мне лично.
Вернувшись в гостиницу, Генрих встал в величественной позе перед лежащим на кровати Иоганном и бодро объявил:
— Повелеваю тебе в ближайшие дни ехать со мной в Берлин. Будешь работать у Шелленберга в качестве черт знает кого. Пред ним даже Вилли Шварцкопф трепещет. Это один из самых опасных людей в империи. Сам Гиммлер считает его коварство неодолимым и посему держит Шелленберга неотлучно при себе, как верного друга...
Дитрих, очевидно следуя совету Лансдорфа, навестил Вайса.
Держал он себя весьма развязно. Сказал, что поступил правильно, застрелив Душкевича: тот признался, что работает и на английскую разведку.
Вайс напомнил:
— Об этом было давно известно и Штейнглицу и вам тоже.
— Душкевич работал под нашим контролем, — пояснил Дитрих. — Но когда он начал отдавать предпочтение другой стороне, он получил то, чего заслуживал. — И добавил значительным тоном, пытливо глядя в лицо Вайсу:
— Так же, как и те поляки, которые пытались совершить покушение на вашего друга.
Лицо Вайса оставалось холодно-неподвижным. Он знал, что Чижевский помог скрыться и юноше и девушке. Теперь они в надежном месте, да и вся их группа снова ушла в подполье.
— А как вы поступили с пойманным вами английским агентом? — полюбопытствовал Вайс.
— Пока мне не удалось ничего с ним поделать, — смутился Дитрих.
— Боюсь, что Берлин не оценит вашей инициативы в деле с поляками. Вы слишком поспешно расправились с ними. Там их казнь могут воспринять только как вашу уловку, уклонение от расследования дела.
— Генрих Шварцкопф обещал не придавать этому событию особого значения, — заверил Дитрих.
— Но, казнив виновников покушения, вы сами придали делу официальный характер.
— Вообще-то, — промямлил Дитрих, — мы взяли несколько поляков, ну, и я помогал арестовать их...
— Я вам дружески советую, — сказал Вайс, — отпустить этих поляков за недостатком улик. Вы так запутались во всей этой истории, что ваша голова может полететь вслед за их головами.
