Евгений Иванов - Записки опера особого отдела

— Почему именно на них, а не на русских или выходцев из Прибалтийских республик?

— Во-первых, у нас и в соседней Канаде очень многочисленная украинская диаспора. Во-вторых, ими созданы и активно работают различные антисоветские организации. В-третьих, как правило, в этих семьях, детям с рождения прививается ненависть ко всему советскому и, как подсказывает практика, эта ненависть с годами усиливается. У русских же наоборот, они со временем, начинают копаться в своих корнях, зачитываются Толстым и Достоевским, и как следствие, у них просыпается ностальгия. Эта категория не очень надежная. Латыши, литовцы, эстонцы, даже живущие в СССР, остаются там оперативной средой по сей день. Их неохотно принимают в военные училища, а если они и попадают в армию, то их либо вербуют, либо они становятся объектами проверок КГБ. Поэтому самым оптимальным материалом для вербовки остаются именно украинцы. Кстати, в СССР они считаются самыми преданными сторонниками коммунизма после белорусов.

Тиге на минуту прервался, вытащил из папки еще один документ и, протянув его генералу, продолжил:

— Особо ценным является то, что услуги по подбору кандидатов нам предлагают сами члены «Союза освобождения Украины» — организации украинских националистов у нас в США. В настоящее время с этими кандидатами плотно работают специалисты — филологи, историки, этнографы и другие. В первую очередь шлифуют их речь. Первоначально стоит задача убрать из их лексикона все американизмы, специфический акцент, разъяснить и научить правильно использовать местный сленг, вплоть до ругательств. Затем, с каждым из них изучают легенду, причем так, чтобы они свободно могли описывать город, в котором, якобы, выросли и при этом их никто не смог заподозрить в несоответствиях. К счастью, в этом им помогают их же родители.

— А дальше как? — перебил Тиге Грэхем.

— Дальше, мы заключили договоренность с разведцентром в Мюнхене, где эти люди будут проходить специальную подготовку. После ее завершения, через Чехословакию и Польшу их будут переправлять на территорию СССР, там их обеспечат документами, а дальше, как воспитанники детских домов они будут поступать в военные училища на льготных условиях, что будет давать им стопроцентный успех при зачислении. На период учебы и первых годах службы в войсках, никакой агентурной работы с ними проводить не будем. Другими словами, пять — семь лет отношения с ними будут законсервированы. Этот период даст им возможность раствориться в общей массе и полностью адаптироваться в военной среде. А дальше, начнем работать по намеченной программе.

— Идея хорошая, но до конца не продуманная, — возразил Грэхем, — Что касается ВВС, то летчиков, которых допускают к выполнению боевых задач или разведывательным полетам, в обязательном порядке проверяет военная контрразведка. И тут сложно будет все предусмотреть.

— Этот вариант мы тоже рассматривали. Для создания легенд мы использовали реальных людей, которые в различные годы ушли в мир иной. Как правило, у наших кандидатов по легенде минимум родственников. А что касается спецпроверки в войсках, то в Советском Союзе по Законодательству обычно проверяют лиц, начиная с 18 лет. К этому времени наши люди уже будут учиться в военных училищах. Даже, если КГБ и заинтересует школьная жизнь нашего человека, его фамилия будет значиться в числе выпускников школы.

Тиге откинулся в кресле и, ожидая реакции начальника, с улыбкой посмотрел на генерала Грэхема. Тот, положив в пепельницу тлеющую сигару, еще минуту молча обдумывал услышанное, а затем сказал:

— Знаешь, Юджин, я рад, что мы работаем вместе. Твоя программа, конечно, не сиюминутная, на реализацию ее уйдет несколько лет, но, по крайней мере, на очередном докладе Президенту, я смогу привести ему убедительные доводы в отношении перспектив нашей службы. Я еще раз перечитаю твои документы, а ты распорядись, чтобы советник по рекрутированию представил мне доклад о подготовке и расстановке кадров.

— Есть сэр, — вставая с кресла, ответил генерал Тиге и не спеша, направился к выходу.

2

Если для большинства людей необъятного Советского Союза новый год наступал 1 января, то для жителей Кольского полуострова новый год наступал в феврале, когда на горизонте всего на несколько минут показывалось солнце. Обычно с появлением первых лучей у людей просыпались оптимизм, жажда жизни и новые надежды на лучшее. Однако, в этом году обитатели гарнизона ничего подобного не испытывали. Некогда могучий, спокойный и богатый, по материальному обеспечению, Север начал терять свою привлекательность. Общая обстановка в стране, захватила в свой круговорот и авиационные гарнизоны Заполярье. Совсем недавно, ломившиеся от товаров полки магазинов вызывали уныние у жен офицеров, а боевые службы полка на авианесущих кораблях, стали для летчиков предметом воспоминаний или почти несбыточных надежд.

Для майора Игоря Чернова шел третий год его службы в особом отделе КГБ СССР по ВВС Северного Флота.

Однажды утром его разбудил телефонный звонок. Он встал с постели и посмотрел на будильник. Стрелки часов показывали без четверти пять. Он нехотя вышел в коридор, где висел телефон и снял трубу.

— Товарищ майор, это оперативный дежурный капитан Лесниченко, у нас ЧП — взволнованно доложил офицер.

— Что случилось? — сонным голосом спросил Игорь, постепенно приходя в себя.

— Горит модуль первой эскадрильи.

— Какой модуль? — не понял спросонья Чернов.

— Эскадрильский штаб на стоянке вертолетов, — пояснил дежурный, — Пожарная команда выехала к месту происшествия, командир полка приказал проинформировать Вас.

Не дожидаясь дополнительных вопросов, дежурный быстро отключился.

Чернов вернулся в комнату, и, не включая свет, чтобы не разбудить детей, начал одеваться.

— Ты куда? — не открывая глаз, спросила жена. Она привыкла к особенностям службы мужа и его ненормированный рабочий день воспринимала спокойно.

— На аэродром. Спи, я скоро вернусь, — Игорь поцеловал жену, в коридоре накинул куртку и тихо, чтобы никого не разбудить, вышел на улицу. Февральский мороз быстро его взбодрил. Он огляделся по сторонам. Возле соседнего дома стоял УАЗ командира первой эскадрильи. Игорь ускоренным шагом направился в его сторону. Водитель беззаботно дремал в кабине.

— Боец, ты кого ждешь? — разбудил его Чернов.

— Командира и инженера эскадрильи, — испуганно ответил водитель, поправляя сдвинувшуюся с головы шапку.

— Давно стоишь? — спросил Игорь.

— Да, минут пять, как приехал, — глядя на часы, проворчал матрос.

Через несколько секунд из подъезда выскочили командир эскадрильи подполковник Чирков и инженер эскадрильи майор Глушаков. На ходу, застегивая куртки, они подбежали к автомобилю.

— Хорошо, что ты уже здесь, — обратился к Игорю Чирков, — Командир приказал тебя забрать.

— Все трое быстро забрались в «УАЗ» и автомобиль, выбрасывая снег из-под колес, двинулся в сторону аэродрома.

— Кто-нибудь знает, что конкретно произошло? — поинтересовался Чернов у сидящих офицеров.

— Пока точно сказать не могу, — начал командир эскадрильи, — по информации оперативного дежурного загорелся модуль, по информации дежурного по стоянке подразделения — горит домик, где хранятся формуляры на вертолеты.

— Только бы не домик, — покачав головой, произнес инженер. И уже обращаясь к Чиркову, добавил:

— Сколько раз я говорил, что формуляры нужно перенести в эскадрильский модуль. Все никак место не могли выделить.

— Ну, хватит причитать Юра, — прервал инженера командир, — приедем на место, посмотрим, может, не так страшен черт, как его малюют.

— Тебе легко говорить, — не унимался Глушаков, — если сгорят формуляры, все вертолеты превратятся в металлолом. Представляешь, сколько нужно будет потратить времени, чтобы документально восстановить все работы, какие проводились на них с момента выпуска. На это, как минимум полгода уйдет. Без формуляров вертолет в воздух подниматься не может, а через два месяца у нас боевая служба.

— Что ты несешь, — закипая, возмутился Чирков, — ничего, что я — командир эскадрильи? И я, в первую очередь, отвечаю за все, что происходит в подразделении. А за срыв боевой службы именно мне голову оторвут.

— Вместе отвечать будем, — примирительным тоном согласился инженер.

Игорь молча слушал разговор двух офицеров и думал о своем. Он не раз заходил в этот домик. Это было ветхое деревянное строение еще времен Отечественной войны, с каменным цоколем. Отопления там не было, и из освещения была только одна лампочка в корабельном плафоне с металлической решеткой. Если вечером там никого не было, то проводка не могла замкнуть, так как рубильник отключался с внешней стороны здания. Да и в обязанность дежурного по стоянке входила проверка состояния освещения. Ежеквартально майору приходилось готовить докладные записки о противопожарном состоянии уязвимых в диверсионном отношении объектов, поэтому он имел четкое представление об этом сооружении.