Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
– Всё, что вы докладываете, генерал, верно! – не отреагировав на то, как воспламенился рейхсминистр, Гитлер дал положительную оценку Кребсу. От приятной неожиданности генерал смешался. – В дни потрясений государство слепнет и глохнет. Что говорить о сражениях, если мы дожили до того, что штабные офицеры по телефонной книге обзванивают городские квартиры и спрашивают, прошли уже русские танки или нет? Как фюрер я до сего часа ничего не знаю о действиях 9-й и 12-й армий. Несмотря на подозрительное молчание Кейтеля, я продолжаю возлагать на Буссе и Венка большие надежды и, находясь на грани терпения, ожидаю, что они всё же ещё на один шаг приблизятся к нам и деблокируют Берлин. Солдаты Красной Армии – это уже не люди, это изверги из азиатских степей, и борьба, которую я против них веду, есть борьба за достоинство европейского человека. Победа – любой ценой! Мы должны быть жёсткими и бороться всеми имеющимися у нас средствами.
– Я покоряюсь силе ваших слов, мой фюрер! – произнёс Кребс. – Несмотря на ожесточённый характер боёв, русским удалось ворваться в «Цитадель». Севернее рейхстага, на куполе которого мы выставили пулемётные позиции, они вышли на Кенигсплатц, переправились через Ландверканал и появились на Потсдамерплатц, Халлешентор и Белль-Аллиансе-платц. Однако наличие широко разветвлённой сети подземных путей сообщений позволяет защитникам Берлина маневрировать частными резервами, перебрасывать их из одного района в другой по подземным сооружениям. В южной части Берлина русские заняли районы Груневальд, Рулебен и Фриденау. Русские танки, двигаясь от Галлешестора, приблизились к Вильгельмштрассе. Мой фюрер! Нас отделяет от неприятеля не более километра. Даже отборные части корпуса СС «Адольф Гитлер» не в силах сдержать напор превосходящих сил противника. Когда обстрел на короткое время затихает, русские поднимаются в атаку снова и снова. На других участках обороны столицы обстановка катастрофически ухудшается, но защитники не жалеют сил, мой фюрер, чтобы принести себя в жертву вам и рейху. Основой обороны центра города на сегодня остаются зенитные батареи в Гумбольдхайне, Фридрихсхайне и в Зоологическом саду, а также зенитные пулемёты на здании нефтяной компании «Шелл». В районах этих очагов сопротивления русские не добились успехов, но в других местах они быстро и в значительных количествах беспрепятственно проникают в центральные кварталы города. Мой фюрер! – сделав паузу, Кребс посмотрел на Гитлера. Тот не обратил внимания. Кребс вынужден был продолжить, обращаясь к карте на столе: – Назревает угроза расчленения обороны Берлина. Русские с севера и востока готовы соединиться в окрестностях Тиргартена. Если это произойдёт, то в самом худшем случае оборона рассекается на восточный (к северу от Франкфуртер-аллее – Александерплатц – Геллешестор – Ландверканал, включающий центр города, а также частично округа Фридрихсхайн и Принцлауерберг) и западный анклавы (вокруг района Вильмерсдорф с узким коридором к участку возле мостов через Хавель и имперского спортивного стадиона), который защищают отряды гитлерюгенд.
– Но этот героизм призрачен и крайне бессмыслен! – бросив взор на флажки, что были расставлены на карте, вдруг произнёс Гитлер. – Оборона города, если не изменяет мне зрение, простирается между Шпрее и каналами. Бои идут уже не только в районе рейхстага, но и на Ландвер-канале, а это всего лишь 400 метров от Имперской канцелярии! Племя генералов неспособно защитить нас.
– Не совсем так, мой фюрер! – Кребс рискнул заступиться за генералитет. – Мы лишены манёвра на улицах и площадях, провести его нам не позволяет русская артиллерия. Она прямой наводкой подавляет огневые точки нашей обороны, что имело печальные последствия для слабых нервами юнцов, не имеющих выдержки взрослых бойцов. Они стали стреляться. Мы также продолжаем отбиваться от русских у моста Мольтке. Полуразрушенный и забаррикадированный, он находится под многослойным перекрёстным огнём пулемётов и орудий, установленных в посольстве Швейцарии, и с нескольких этажей здания МВД. Задача же всех войск, действующих в районе между Эльбой и Одером, по-прежнему состоит в том, чтобы, используя все имеющиеся силы и средства, не теряя времени, перейти со всех сторон в наступление на Берлин с целью деблокирования города и успешно завершить его. Перед этой решающей задачей отходит на задний план также борьба с русскими, устремившимися в провинцию Мекленбург. Подступы к рейхстагу прикрыты рекой Шпрее. Оконные и дверные проёмы защитники заделали кирпичом, они оставили отверстия лишь для бойниц и амбразур. В нескольких метрах от здания находятся железобетонные «ежи», а в двухстах метрах проходят траншеи с пулемётными площадками и ходами сообщения, соединяющие траншеи с подвалом здания.
– Мой фюрер! – слово взял Геббельс. – Прервана регулярная связь с внешним миром. Разрывом снаряда повреждена антенна.
– Используйте для связи радиостанции армейских частей! – глядя в пространство, Гитлер с отсутствующим видом добавил: – Нам, как воздух, нужна связь! Организуйте её должным образом. В окончание этого совещания, откровенно, но скажу вам, господа: на всём фронте выделяется только один настоящий полководец – Шёрнер. Как никакой другой генерал он стал символом стойкости и несокрушимости немецкой обороны на востоке. Именно Шёрнера наши солдаты боятся больше, чем русских.
Закончив говорить, Гитлер поднялся со своего места.
– Совещание окончено! – провозгласил Борман. – Все свободны, господа!
После того как все разошлись, Гитлер внезапно сказал:
– Геббельс и Борман, останьтесь!
Соратники переглянулись, но изъявили покорность перед волей фюрера и остались.
– То, что вы сейчас услышите, очень важно! – сказал Гитлер. – Я хочу поговорить с вами о кандидатуре моего преемника. Я так же, как и прежде, хочу, чтобы война продолжалась и после того как сгорит моя телесная оболочка. Я понимаю, что вооружённые силы рейха не станут сражаться под руководством партийных, считай, гражданских функционеров.
Здесь фюрер сделал паузу и улыбнулся неестественной улыбкой. Гитлер хорошо владел приёмами искусства перевоплощения, так как знал, что говорить о самоубийстве ещё не означает, что он совершит его. В голосе фюрера была такая настойчивость, что Геббельс и Борман недоумённо обменялись взглядами и в один голос спросили:
– Считает ли наш фюрер, что ни Геббельс, ни Борман не устроят вермахт?
