Сергей Донской - Резидент внешней разведки
– Ты? – прошептал Банщиков, покрываясь запоздалыми мурашками.
– А ты думал кто? – насмешливо спросила Людмила. – Интернетовская порнозвезда? Может, живые женщины тебя еще хоть сколько-нибудь интересуют? Хочешь сравнить силиконовые сиськи с настоящими?
Она сделала вид, что собирается избавиться от ночной рубашки, а может, и в самом деле вознамерилась сделать это. Ее фигура, равно как и ее натура, допускали провокации любого рода. В приглушенном голубоватом свете монитора она и много лет спустя казалась той, прежней, восемнадцатилетней Людмилой, которая вскружила голову Банщикову сказочной новогодней ночью.
– Хорошая идея, – сипло сказал он.
– Но несвоевременная. – Она увернулась от протянутых рук. – Дети.
Под детьми подразумевались недавно забеременевшая дочь Даша и ее без году неделя супруг, взявший моду расхаживать по дому в пляжных шортах. Сочетание смазливой, почти ангельской мордашки Дениса и его мощных страусиных ног невероятно раздражало Банщикова, хотя он старался ничем не проявлять неприязни к Дашиному избраннику. Показная невозмутимость давалась нелегко. Умом Банщиков понимал неизбежность перемен, но отцовские инстинкты протестовали против наличия посторонних ног в спальне дочери. Не так давно ее комната называлась детской, и Банщиков не успел свыкнуться с тем, что отныне там происходят совсем другие, сугубо взрослые игры.
– Наших деток из пушки не разбудишь, – проворчал он, выковыривая дешевую сигарету из пачки. – Так бы и не вылезали из постели с утра до ночи. Всю жизнь продрыхнут, сомнамбулы.
– Не кури, пожалуйста. – Ноздри Людмилы сузились. – Ты же знаешь, что я не переношу табачного дыма.
– Я в форточку.
Устремившийся к окну Банщиков был перехвачен на середине пути и, несмотря на вялое сопротивление, водворен на тахту. Людмила пристроилась рядом, удерживая его за шею чуть ли не борцовским захватом. Слегка потрепыхавшись, он сник, сделавшись покорнее кролика, пойманного удавом. Все было как в бурную эпоху молодоженства, если не считать того удручающего факта, что сами Банщиковы претерпели неизбежные изменения. Она беспрестанно пополняла запасы косметики, носила удлиняющиеся год от года юбки и вздрагивала, заслышав роковое слово «целлюлит». Он обзавелся мефистофельскими залысинами, лишился нескольких боковых зубов и все чаще подумывал о том, что скоро станет дедом, а Людмила, соответственно, бабкой, так что окончательное перевоплощение в милую (или не очень милую) пожилую пару не за горами. Или оно уже состоялось?
– Людочка, Людочка, – печально молвил Банщиков, разомлевший от близости горячего женского тела. – Какими же мы раньше идиотами были! Неужели нужно непременно состариться, чтобы поумнеть?
– Это я старая? – оскорбилась Людмила. – Если хочешь знать, на меня молодые мужики до сих пор на улице засматриваются. – Ее взгляд затуманился. – Один недавно домой подвезти порывался, а потом с визиткой полквартала за мной козликом скакал: девушка, а девушка!..
В прежние времена подобное бахвальство привело бы к нелицеприятному выяснению отношений, однако прислушавшийся к своим ощущениям Банщиков почувствовал лишь слабый, как комариный укус, укол ревности. Перегорело, подумал он. С годами человек теряет не только зубы и волосы. Запал, необходимый для того, чтобы уличать и обличать, пропадает. Начинаешь понимать, что не до всякой правды следует докапываться.
– Я не о том, – качнул головой Банщиков. – Я хотел сказать, что всю молодость мы с тобой провоевали, а теперь, когда прошлого не воротишь, научились ладить. Нет бы так с самого начала, а?
– Ну, не знаю, не знаю, – усомнилась Людмила. – Всему свой срок. – Оставив шею мужа в покое, она принялась водить пяткой вдоль завитушек коврового орнамента. – Лично я ни о чем не жалею. А ты?
Вопрос не подразумевал искреннего ответа.
– Нет, конечно, – сказал Банщиков, машинально прикидывая, сколько крови из него выпито за годы супружеской жизни, сколько нервов вымотано. – Просто обидно, что мало осталось. Меньше половины, как ни крути.
– Типун тебе на язык. – Людмила топнула. – Дурацкая у тебя арифметика.
– Не я ее придумал.
– Вот и не суши мозги попусту. Здоровый мужик в полном рассвете сил, а пенсионера из себя корчит. Ты что, добровольцем в старые хрычи решил записаться? Ну так записывайся. Лично я погожу.
– Называется, поговорили по душам, – насупился Банщиков. – При чем тут какие-то хрычи?
Он встал и, норовисто закусив сигаретный фильтр, подошел к окну. Свежий ветер, ворвавшийся в форточку, остудил щеки, успокаивающе потрепал по волосам, разгладил морщины на лбу. Дым, выпущенный навстречу воздушному потоку, разнесло по всей комнате, но вместо того чтобы проявить недовольство, Людмила поинтересовалась:
– К тебе как на работе относятся, Петя? Ценят?
– Еще бы им меня не ценить, – буркнул вознамерившийся отмалчиваться Банщиков. – Я уже всему руководству диссертации наклепал. Видела бы ты рецензии! Не хочу хвастаться, но в этом деле мне равных нет. Я прирожденный ученый!
– Ученый, – задумчиво повторила Людмила. – Сколько она нам приносит дохода, твоя ученость? Маловато.
– Такое впечатление, что ты зарабатываешь больше. – Прикончив сигарету в две затяжки, Банщиков вышвырнул ее в форточку и повернулся к жене, дымящийся, как дракон. – Ты все сказала? Тогда, если не возражаешь, я еще поработаю.
– Чахнешь за компьютером, чахнешь, а что толку? – Риторический вопрос завершился вздохом. – Пора что-то менять, Петя.
– В мои-то годы? Устроиться реализатором на рынок? В челночники пойти?
– Никто не предлагает тебе бросать науку, – возразила Людмила. – Я знаю, какой ты у меня талантливый. Знаю, горжусь тобой и лучше, чем кто-либо другой, понимаю, как не хватает тебе признания. Потому-то и хочу тебе помочь.
– Чем? – спросил Банщиков голосом усталого трагика, вынужденного в сотый раз повторять одно и то же. – Чем ты можешь мне помочь?
– Советом, – ответила Людмила. – Ты должен принять предложение американских партнеров своего Любарского.
– Это слишком рискованно.
– Но сколько можно вкалывать за гроши? – Она подошла к Банщикову вплотную, чтобы заглянуть ему в глаза. – Пашешь, как папа Карло, без выходных, без полноценного отпуска. И это за тысячу долларов в месяц? Жили бы мы вдвоем, я бы слова не сказала. Но Дашенька! Ты хоть немного о ней думаешь?
– У Даши теперь есть муж, чтобы о ней заботиться, – напомнил Банщиков. – С такими ножищами он далеко пойдет. Горы свернет, если пожелает.
– Боже мой, сколько яда, сколько желчи! – покачала головой Людмила. – Ну почему, почему ты взъелся на Дениску? Симпатичный мальчик, опрятный, вежливый, из хорошей семьи… И чем тебе не нравятся его ноги? Дениска как раз очень даже неплохо сложен.
– Ну да, ты у нас эксперт по мужским фигурам.
– Не надоело? Всю жизнь кого-то ревнуешь: сначала меня, теперь родную дочь. – В глазах Людмилы вспыхнули и погасли самодовольные искорки, которые было легко спутать с проблеском навернувшихся слез. – И при чем тут мужские фигуры, когда речь идет совсем о другом?
– О чем именно?
– О нашем будущем. Надеюсь, для тебя это не пустяки?
– Ладно, – кивнул Банщиков. – Я слушаю. Только покороче, пожалуйста. Самую суть.
– Дети взяли в банке кредит, – заговорила Людмила, зябко поводя плечами, – вот тебе и вся суть. Для того чтобы выплачивать проценты, необходимы деньги. Почти две тысячи долларов в месяц.
– Ничего не понимаю. Кредит? Зачем?
– Чтобы обзавестись собственной крышей над головой, неужели не ясно?
– Не ясно, – угрюмо подтвердил Банщиков. – Если твой фигуристый Денис такой самостоятельный, то почему ты обсуждаешь его проблемы со мной?
– Он тебя отцом зовет, – укоризненно произнесла Людмила. – Иногда даже папой.
– Впервые слышу. По-моему, я для него Петр Семенович.
– Мальчик стесняется. Но за глаза он действительно называет тебя папой.
– Угу, – кивнул Банщиков. – Как кредит брать, так мы, значит, смелые, а как родственные чувства к тестю проявить, так мы робеем. Скромники какие выискались, понимаешь. В башмаках сорок пятого размера.
– В следующем месяце, – сухо сказала Людмила, – дети переедут в новую квартиру, так что терпеть присутствие Дениски тебе недолго осталось.
– Когда-когда?
– В марте.
В тоске, нахлынувшей на Банщикова, захлебнулись и утонули все прочие эмоции. Он знал, что рано или поздно Даша окончательно вырвется из-под родительской опеки, но оказался не готовым к этому. Он всегда оказывался не готовым к неприятностям, тогда как они, со своей стороны, всегда были готовы обрушиться на Банщикова.
– Опять я узнаю обо всем последним, – с горечью произнес он, словно именно это обстоятельство удручало его сильнее всего, словно, узнай он о кредите раньше, его настроение резко пошло бы в гору.
