Дональд Гамильтон - Сеятели смерти

Слава Богу, что я дождался момента, когда Макроу вынул иглу, потому что он, без сомнения, сломал бы ее — так он подпрыгнул. По его поведению я понял, что нахожусь на верном пути: с этим субъектом не стоило играть в хитроумные игры, надо было просто давить ему на психику — в точности как Бэзилу. Мадам Линь, ее восточных сатрапов и смуглолицего молчуна, думал я, так просто не прошибешь, но, понятное дело, им волей-неволей пришлось удовольствоваться мягкотелым помощником с загнивающего Запада.

Макроу облизал губы.

— Но я-то думал, что вы... американский агент.

— И что?

— Но ей-богу... То есть, я хочу сказать, мы же не пользуемся услугами наемных убийц, разве нет? Я рассмеялся.

— Чья бы корова мычала! Это кто же такие “мы”, хотел бы я знать? Вы-то, надо полагать, уже не считаете себя американским гражданином? Вы, мой друг, болван! А как вы думаете: что с вами будет? Вы что же, рассчитываете наварить сто миллионов “зеленых” с помощью этой леди, возродить фамильную плантацию — простите, замок — и обосноваться здесь этаким богатеньким шотландским бароном в килте и со спорраном?

Его глаза затуманились, и я понял, что попал в больное место. Как верно заметила мадам Линь, голова у Макроу была забита кучей разных фантазий. Я продолжал безжалостно:

— Позвольте дать вам один совет, док, — как убийца убийце. Я вот вижу, что наш неразговорчивый друг Шотландская охотничья сумка из мехавыложил изъятые из моих карманов вещи вон там на столе. Там должен быть небольшой, очень симпатичный ножичек с четырехдюймовым лезвием. Нож удобный и острый. Я что-то не вижу там своего револьвера, так что возьмите-ка этот нож, док, и перережьте себе горло — тем вы избавите многих людей от всяческих бед.

— Тебе бы лучше себя от бед избавить, гад! ( отрезал он.

— Себя или тех, что придут за мной, если моя миссия окончится неудачей. Я так думаю, их будет не меньше десяти миллионов.

— Что вы несете?

— Ну, я просто воспользовался вашими цифрами, док. По вашим расчетам, ваш вирус убьет около девяноста пяти процентов населения, не так ли? Население земного шара составляет сегодня примерно два миллиарда человек. После того, как девяносто пять процентов их погибнет, останутся все же еще десять миллионов. И каждый из них будет разыскивать доктора Арчибальда Макроу, вооружившись “пушкой”, или ножом, или увесистой дубинкой, или просто отправится на поиски с голыми руками, одержимый жаждой убийства. На этой обезлюдевшей планете, амиго, вы будете самым непопулярным жителем.

Он натужно засмеялся.

— Все, что вы мелете, просто смешно. Конечно, пока нас не вынудят, мы и не собираемся...

— Вы — может быть, и нет, — возразил я. — Но она — точно собирается!

Я скорее почувствовал, чем увидел, как шевельнулась мадам Линь. Безымянный смугляк у дверей тоже сдвинулся с места, точно намереваясь подскочить и заткнуть мне глотку, но она знаком приказала ему не вмешиваться. Она наблюдала за Макроу. Он взглянул на нее и перевел взгляд на меня.

— Вы сумасшедший! — заорал он. — Мадам Линь просто-напросто принимает меры предосторожности против вмешательств извне...

— Ну конечно, конечно! Если ее послушать, так в этой дыре электронных приборов с дистанционным управлением больше, чем на космическом корабле! После отплытия отсюда она собирается сидеть в корабельной радиорубке круглые сутки, отдавая приказы и рассылая ультиматумы, и нажимать на кнопки, точно церковный органист, наяривающий самые трудные пассажи из Гайдна. Мне в жизни ни разу не приходилось слышать, чтобы взрослая женщина несла такую научно-фантастическую чушь! — Я бросил взгляд на мадам Линь. — Только поймите меня правильно, мадам! Я наслаждался каждой репликой вашего выступления. Это было великолепно — правда!

Китаянка не шевелилась. Она сбросила норковую шубку, под которой оказалась облегающая шелковая туника, ниспадающая на узкие брючки. На губах у нее играла слабая улыбка, точно она находила меня слишком забавным, чтобы заставить замолчать — по крайней мере, пока я делал полезную для нее работу. В конце концов, очень скоро ей пришлось бы выложить ему все начистоту, и сейчас она могла наблюдать за его реакцией, пока я работал языком за нее.

Макроу снова облизал губы.

— Но... я не понимаю.

— А что тут понимать, сынок! Нет тут никакого дистанционного управления. Тут только и есть, что эта черная рукоятка в стене. Она врубит ее перед тем, как выйдет за дверь и отправится на корабль, о котором так много говорено. Поскольку она так настойчиво уверяет нас всех, что за ней придет корабль, на самом деле, вероятнее всего, это окажется самолет или подводная лодка. Скорее — последнее. У них, я слыхал, есть пара-тройка — не самые, современные, атомные, но вполне надежные. Вполне пригодные для того, чтобы забрать ее — при полном радиомолчании, само собой, — и доставить к берегам Европы, где она выпустит ваших заразных крыс, а потом отправится через Атлантику, чтобы высадить крысиный контингент на Северо-Американском материке и, возможно, чуть поменьше, — на Южно-Американском. А потом домой — в Азию! Заниматься производством сыворотки и лихорадочно добиваться ее усовершенствования с помощью некоего Макроу, чтобы вакцинировать как можно больше своих соплеменников — разумеется, только наиболее политически благонадежных! А все прочие могут провалиться в тартарары. И ваша хвостатая “Черная смерть” будет триумфально шествовать смертоносным маршем по земному шару, где останется лишь одна страна, которой суждено распространять свою территорию на всю мировую сушу...

Я наблюдал за тонким улыбающимся лицом китаянки. И понял, что иду по верному следу. Она чуть заметно шевельнула пальцем. Я не видел, как сорвался с места смуглый, потому что не смотрел в его сторону, — но я услышал. Уворачиваться смысла не было. Да и куда я мог деться? Я просто надеялся, что он хорошо знает свое дело, — и не ошибся. Удар мгновенно вышиб из меня дух, и боли я почти не почувствовал.

Глава 21

Проснулся я в клетке, точно крыса. То есть, конечно, и ячейки в сетке были покрупнее, и сама сетка покрепче, но в общем — самая настоящая клетка. Я лежал на прогибающейся сетчатой полке — койке, вделанной в стенку клетки на высоте восемнадцати дюймов от каменного пола. Не было ни матраса, ни одеяла и никакой мебели — только в углу торчала обычная раковина с краном. В воздухе воняло инсектицидом и каким-то дезинфицирующим химикатом, однако вонь была не слишком сильной, чтобы заглушить прочие ароматы, напоминающие амбре общественного сортира. На меня надели, похоже, груботканую полотняную пижаму.

Я ухитрился получить всю эту информацию только при помощи обоняния и зрения. Я осторожно пошевелился, предупреждая тех, кто, возможно, следил за мной, что собираюсь просыпаться. Мне представлялось маловероятным, что, если я застану их врасплох, они предлежать мне нечто иное, чем удар прикладом, а мой затылок и так уже страдал повышенной чувствительностью к механическим воздействиям.

Я сел, никем не обиженный, и обнаружил, что нахожусь в своей клетке — или камере — один-одинешенек. Впрочем, рядом находились другие клетки: они тянулись по обеим сторонам длинного узкого коридора, вырубленного в скале. Соседняя клетка была пуста. В следующей находилась — судя по длинным волосам — женщина. Она спала. Волосы у нее были спутанные, седые и незнакомые. Из других клеток в мою сторону смотрели несколько равнодушных лиц. Ни одно из них я раньше не видел.

Я решил, что нахожусь в смотровом отделении, на чью дверь — возле нее стоял часовой — обратила мое внимание мадам Линь. Помещение сильно напоминало питомник, который она мне демонстрировала, только клетки тут были куда больше, а их обитатели облачены в некое подобие одежды, и тут отсутствовали диковинные электронные приспособления для автоматического открытия дверей.

— Ну что, полегчало, старина?

Я оглянулся. В клетке рядом с дверью — последней в моем ряду — стоял ни кто иной, как сэр Алистер Кроу-Бархем, устремив на меня взгляд из-за крепкой стальной сетки. На нем тоже была пижама, а на ногах резиновые сандалии. Поглядев вниз, я обнаружил такие же под своими нарами. Я сунул ноги в сандалии и встал, потирая ноющую шею. Чувствовал я себя как после нокаута — что неудивительно, если учесть, что я дважды на протяжении двух часов терял сознание, причем по разным причинам.

— Буду жить, — пробормотал я.

— Счастливчик, — отозвался Лес, — коли так уверен. Я слабо усмехнулся ему в ответ.

— Ну, скажем, так: я буду жить до тех пор, пока кто-то не решит иначе. Я так думаю, что скоро они впарят мне свою суперактивную культуру под завязку, после чего все будет зависеть от милости госпожи удачи. Но, черт побери, шестьдесят к сорока — ставка куда лучшая, чем обычно бывает в нашем бизнесе, по крайней мере, я себя этим утешаю. Кроме того... — я оглянулся. — Тут можно говорить?