Лев Овалов - Медная пуговица
— Нет, господин Берзинь, — решительно отозвался Озолс, не спрашивая даже, что я хотел ему предложить. — Я не умею ни убивать, ни похищать, и не хотел бы за это браться.
— Ну хорошо, — сказал я ему. — Очень рад был с вами встретиться.
— Отлично, — сказал тот и поднялся.
Но я еще не хотел его отпускать. Мне надо было узнать его адрес. Надо было узнать еще что-нибудь, что перекинуло бы цепочку к другим.
— Простите, Арнольд… Арнольд…
— Янович, — подсказал Озолс.
— Арнольд Янович, — повторил я. — Ваш адрес не изменился?
— Врачи и аптекари не должны менять адресов, — назидательно ответил он. — Иначе легко растерять клиентуру.
Как же узнать, где он живет?
— Вам когда передали о моем желании видеть вас? — спросил я.
— Это было три дня назад, — сказал он. — Но я не мог выехать сразу.
Значит, он встретился со своим американским другом в день отъезда мистера Тейлора из Риги…
— И долго вам пришлось добираться? — спросил я.
— Нет, — сказал он. — Как обычно.
— Отлично, — сказал я. — Я хочу только еще раз взглянуть на вашу открытку…
Нет, в ней не было ничего особенного, открытка как открытка: надпись «Carte Postale», место для марки, а на обороте — голубые незабудки.
Я не знал, надо ли ему дать денег, но решил не давать.
— Отлично, — сказал я еще раз, возвращая открытку. — Поезжайте домой. Желаю вам всего доброго. Если вы понадобитесь, мы поставим вас об этом в известность.
Мы церемонно раскланялись, и я проводил его до входной двери.
Затем вернулся в кабинет, взял открытку, извлеченную мной из альбома, и пошел в гостиную…
Это был, оказывается, не простой альбом!
В нем были открытки с изображением цветов. Астры, розы, жасмин, ландыши, гладиолусы…
Я принялся рассматривать эти открытки. На некоторых из них были написаны карандашом цифры, на открытке с незабудками, которую я предъявил Озолсу, значилась цифра 3481…
Индекс, под которым значился Озолс у Блейка?
Я принялся рассматривать другие альбомы, там были репродукции с разных картин, много всяких пейзажей, в одном из альбомов были открытки с видами Латвии, улицы, площади, всякие достопримечательности…
Возможно, для того чтобы отыскать ключ к списку, следовало узнать адрес Озолса, и это было не столь трудно: ветеринарного врача всегда можно отыскать в Латвии.
Я снова открыл альбом, в котором находились открытки с цветами, затем достал список Блейка и положил его рядом с открыткой с незабудками.
Озолс значился в этом списке восьмым по счету, Озолс Н. Е.
Но нет, это был не тот Озолс. Тот, который только что был у меня, — Арнольд Янович, а этот Н. Е. Я перевел взгляд на открытку с незабудками. Незабудки… Незабудки… Незабудки… Нет, товарищ Железнов, моя голова тоже кое-что варит.
Незабудка… НЕзабудка… Н. Е. забудка… Н. Е. — Озолс Н. Е. Озолс — Н. Е. забудка. Озолс — незабудка… Озолс А. Я. — незабудка.
Я отобрал все открытки, помеченные цифрами.
Цифры не говорили мне ничего. Цветы были кличками, опознавательными кличками всех двадцати шести агентов Блейка, но что значили цифры, я не догадывался.
Я опять взял список.
Ципстиньш Н.А., Блюмс Ф.И., Клявиньш Р.О., Миезитис Л.А.
Я перебрал открытки.
Н.А. Настурция… Настурцией и был Ципстиньш… Но как его зовут на самом деле?
Ципстиньш был Настурцией, Блюмс — Фиалкой, Клявиньш — Розой, Миезитис — Ландышем…
Но каковы были их настоящие имена?
Для ясности требуется сказать, что список был написан по-английски и названия цветов я тоже подставлял по-английски, и лишь для удобства читателей я показываю, как бы выглядел этот список на русском языке.
Предстояла работа, и довольно-таки кропотливая, но игра стоила свеч. Теперь-то я понимал, что сидел в Риге не зря: с господином Озолсом необходимо было познакомиться.
Он стоил наших усилий, невзрачный господин Озолс, он же незабудка, и, если это понадобится его хозяевам, он же сибирская язва!
13. ЖОНГЛЕР НА ЛОШАДИ
Не стоит подробно рассказывать, как мы с Железновым работали над тем, чтобы дешифровать список Блейка. Лишь постепенно все эти фиалки и ландыши стали превращаться в реальных людей, имеющих определенные адреса и профессии.
Железнов согласился со мной, когда я высказал гипотезу о тождестве цветов и агентов Блейка, впрочем, это не было гипотезой, это было очевидно. Теперь следовало узнать адрес Озолса, а может быть, собрать и еще какие-то дополнительные данные, для того чтобы с помощью этих сведений найти и других людей, перечисленных в списке.
Железнов взялся это сделать через товарищей, с которыми был связан, но для этого требовалось, конечно, время.
Неожиданно на помощь пришла Янковская.
Она заезжала ко мне обычно или поздно утром, или под вечер, а иногда даже два раза в день; она все время держала меня в поле своего зрения.
В день посещения Озолса она появилась под вечер, хотя ее позднее появление не означало, что она не была осведомлена о визите Незабудки. Она следила за мной и вследствие профессиональной наблюдательности по незначительным деталям, обрывкам слов и незаметным вопросам создавала правильное представление о моем времяпрепровождении.
Она вошла, села, закурила, с любопытством взглянула на меня, ожидая, что я скажу, но я молчал, и она первой нарушила молчание:
— Был?
— Кто?
— Тот, кто должен был к вам явиться.
Не было нужды прятать от нее Озолса, наоборот, она могла помочь обнаружить и других агентов Блейка.
— Был.
— Кто он?
— Некий Озолс, ветеринарный врач.
Она сама достала список и нашла в нем Озолса.
— Вы узнали о нем какие-нибудь подробности?
— Да, его кличка — Незабудка.
Я показал ей открытку с незабудками и познакомил со своей догадкой.
Ей понравились цветочные псевдонимы. Она оживилась и утвердительно кивнула.
— Вы не узнали его адреса?
— Это могло вызвать подозрения.
— Правильно. По-видимому, это старый провокатор. Он сразу бы исчез. Но его адрес легко узнать.
— Через адресный стол?
— Конечно, нет. В адресном столе сейчас полная неразбериха, хотя немцы создали в нем видимость порядка. Вы должны использовать Эдингера. Попросите его узнать адрес…
— Эдингера?
— Разумеется. Он отыщет Озолса за несколько часов.
Она была дерзка и трезва. Эдингер мог найти Озолса без труда, а скрывать Озолса от Эдингера тоже не было необходимости.
Я тут же позвонил Эдингеру по телефону.
— Господин обергруппенфюрер? Счастлив вас приветствовать. Вы могли бы меня принять?
— Приходите завтра, Берзинь, — ответил он. — Вы мне тоже нужны.
— О, на этот раз я удовлетворю ваше любопытство, господин обергруппенфюрер…
— Хорошо-хорошо, — довольно сухо отозвался он. — Буду ждать.
Он действительно меня ждал и с первой же секунды моего появления в кабинете устремил на меня пытливый неодобрительный взгляд.
— Садитесь, Блейк, — сказал он. — Я слушаю вас, хотя вы мало чем оправдываете мое снисходительное отношение.
— Не так просто передать моих агентов другому хозяину, — обиженно возразил я. — Я восстанавливаю утраченные связи, перепроверяю всю сеть. Вы получите людей, которые действительно многого стоят…
— Но когда, когда? — нетерпеливо перебил Эдингер. — Вы злоупотребляете моим терпением, Блейк.
— Не позже как через две недели, — твердо сказал я. — Но мне нужно найти одного ветеринарного врача, некоего Озолса.
— А он в Латвии? — спросил Эдингер.
— Безусловно, — подтвердил я. — Озолс Арнольд Янович.
— Это что, ваш агент? — спросил Эдингер.
— Да. — Я свободно мог подарить Озолса Эдингеру. — Я утратил с ним связь, а запрашивать Лондон нецелесообразно. В современных условиях это может затянуться, я не рискую испытывать ваше терпение. Озолс поможет мне восстановить некоторые связи.
— Я вижу, вы беретесь за ум, — похвалил меня Эдингер. — Я прикажу найти этого Озолса.
Он по телефону вызвал гауптштурмфюрера Гаусса, и через минуту в кабинет вошел какой-то чиновник в черной эсэсовской форме, висевшей на нем мешком и явно обличавшей штатского человека.
— Господин Гаусс, — сказал Эдингер, — мне нужно найти некоего Озолса…
Эдингер вопросительно обернулся ко мне.
— Арнольд Янович, — подсказал я.
— Арнольд Янович, — повторил в свою очередь Эдингер. — Он служит где-то у нас в Латвии ветеринарным врачом.
— Как срочно это нужно? — скрипучим, деревянным голосом осведомился господин Гаусс.
— Задание особой важности, — сказал Эдингер. — Эти данные нужны лично мне.
Господин Гаусс поклонился и ушел, не промолвив больше ни слова.
— А теперь, Блейк, буду говорить я, — сказал Эдингер и зашевелил своими усиками, точно таракан перед неожиданным препятствием.
