Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
Их руки с тяжёлыми кулаками угрожающе напряглись, и через пару минут громилы с треском выломали дверь. Патруль без приглашения проник в квартиру. Хёгль застал Фегеляйна трезвым, выбритым и в форме как раз в тот момент, когда он и рыжеволосая молодая женщина закрывали чемодан.
– Замок в дверях и вправду оказался ненадёжным. Тем лучше. Мы, стало быть, не вовремя навестили вас? – строго глядя на опешившего Фегеляйна, произнёс Хёгль. – Вам, группенфюрер, придётся изменить маршрут следования. Собирайтесь и вместе с нами немедленно возвращаетесь в канцелярию! Ваша очаровательная подружка не станет ожидать вас здесь, а с двумя солдатами отправится на собеседование – в гестапо!
– Чёрта с два, штандартенфюрер! – зло проворчал шурин Гитлера. Он смотрел на Хёгля с полной уверенностью в себе. Хёгль не сводил с него глаз, однако Фегеляйну было ясно, что он растерян, но, если нужно, без колебаний двинется на него и силой возьмёт под арест. – Ты задерживаешь офицера СС, а не паршивого еврея. Ты слишком дерзок, сопляк, чтобы я поехал с тобой. Ты грубо ворвался в моё жилище, где ведёшь себя, как в вонючем польском гетто! Вдобавок привёл с собой головорезов! По какому праву, Хёгль? Я терпеливо жду, чтобы ты отсюда убрался. Такое обращение со мной дорого тебе обойдётся! У тебя нет полномочий вести со мной переговоры. Фюрер и рейхсфюрер – высшая инстанция! Они во всём разберутся и накажут тебя!
– Группенфюрер! – в ответ Хёгль послал ему кривую улыбку. – Ваши угрозы на меня не действуют. Я буду только рад, если вы лично докажете фюреру свою правоту. Мне вот только неизвестно, с кого фюрер спросит больше – с вас или с патрульных. Выпить не хотите, Петер? – предложил Фегеляйн, прямо на глазах патруля сбавивший свою барскую спесь, что само по себе было в новинку. – За бокалом коньяка обсудим и возникшие между нами проблемы.
– Пожалуй, я налью вам, господа! – сказала Шарлотта, срываясь с места. – Вы нас, пожалуйста, извините! Гостей мы не ждали, штандартенфюрер, а на столе, как вы видите, стоят грязные стаканы. Позвольте единственной в этой комнате женщине помыть их!
Хёгль, не найдя в её словах ничего плохого, позволил ей со стаканами в руках исчезнуть на кухне. Он услышал, как в раковину кухни потекла вода, и после тяжёлого дня предвкушая кратковременное забвение в коньяке, поинтересовался у Фегеляйна:
– Слухи, что циркулируют про тебя в бункере, подтвердились. Ловелас! Времени зря не теряешь! Сладострастие, как известно, есть изъян души. Давно закадрил эту пышнотелую красотку? Гретль и Ева знают об этом?
– Это, штандартенфюрер, касается только её и меня! Не суйте свой нос куда не следует!
Пропустив мимо ушей столь грубый ответ Фегеляйна, Хёгль предпочёл не обострять ситуацию, так как распущенность нрава Германа его не удивила. Он поднялся с места и, тая во взоре жгучее любопытство, не торопясь направился на кухню посмотреть, чем так долго занимается любовница задержанного. И обмер, увидев, что опростоволосился. Пустота на кухне и настежь открытое окно, послужили ясным ответом на его возникшие, но явно запоздалые подозрения. Под покровом ночи Шарлотта, бросив Фегеляйна на произвол судьбы, таинственным образом исчезла. Самолёт в плохую погоду за ними не прибыл, но он должен был прилететь завтра, то есть 28 апреля. Она не стала испытывать судьбу, а, пожертвовав любовником, сбежала к своим хозяевам из туманного Альбиона.
С чувством досады возвратившись в задымлённую сигаретами комнату, где Фегеляйна караулил патруль, он подошёл к нему, без слов достал из пояса на боку наручники, с мрачным видом на лице ловко надел их на его запястья и проорал так, что напугал конвоиров, повскакавших со стульев:
– Встать, арестованный! Пошёл вперёд!
В течение получаса Фегеляйн под конвоем был доставлен в бункер. На него смотрели, как на изменника, его перестали уважать и заискивать перед ним, многие так называемые друзья старались не попадаться ему на глаза, делая вид, что не знают его. Совсем недавно все они лебезили перед ним, считали его сильной от природы личностью. Вот после этого и не верь в ту аксиому жизни, что «лучше избавьте меня от друзей, а с врагами я сам справлюсь». Лицо дезертира, наблюдавшего такую резкую перемену отношения к себе, приняло бледно-зелёный цвет, оно и не пыталось выражать какие-либо эмоции. Он знал, на что он шёл. И вот для него наступила расплата. Его привели в комнату, где он с беспомощным взглядом обводил лица с нездоровым интересом глядевших на него Бормана, Геббельса, Раттенхубера и Гюнше. Они смотрели на него скорее с любопытством, чем со злобой. Он вздрогнул, обратив внимание, что здесь присутствует и Мюллер – шеф грозного гестапо. Он тоже смотрел на него, но жёстко и пристально. Сложившаяся для Фегеляйна ситуация не располагала к улыбкам и приветствиям. Он панически боялся и ненавидел Мюллера. Тот это знал, но не показывал свою осведомлённость об этом. Солдаты приволокли сюда и чемодан. Убийственная улика! Хёгль собственноручно поставил его на стол. И всё это, на удивление, происходило в абсолютной тишине.
– С возвращением, герр предатель! – с издёвкой в голосе молвил Мюллер. – Ты не рад, что находишься среди нас? С каких это пор наше общество перестало радовать тебя? Принуждает нервничать? Успокойся! Лучше побереги свои нервы! Тебе комедию ломать здесь не вариант! Скоро я избавлю тебя от мучений видеть нас. Пока. До оглашения приговора. – При этих словах сохраняя на лице гримасу отвращения, Мюллер повернулся к солдату и приказал: – Отведите его в комнату, где живёт Монке! Посадить под арест!
– Вы за это ответите! – тихо произнёс Фегеляйн. Он наконец уразумел, где он и в каком положении находится. События для него принимали серьёзный оборот. В ехидных глазках Мюллера обозначился намёк на то, что прощение ему не светит. Из гестапо обвиняемый в тяжких преступлениях редко когда выходил на свободу. Фюрер отвернулся от него. Но не Ева! Нет! Она не может так поступить, бросить его в беде! Она всегда, танцуя
