Пьер Нор - Двойное преступление на линии Мажино
Ардан невольно сразу обо всем догадался. Рассерженный, взбешенный, он обругал самого себя последними словами. Действительно, как он не подумал об этом раньше? Все было слишком просто, до смешного. Он сам предоставил врагу удобный случай — все равно как если бы сам по своей идиотской глупости дал ему в руки капкан. Несколько минут назад виновный был тут, его можно было взять с поличным, возможно, безоружного. Достаточно было включить свет, наставить на него пистолет, и все было бы кончено.
Капитан решил проверить дошедшее до его сознания предположение. Он включил карманный фонарик. Да, попытка убийства была здесь налицо, она «красовалась» на столике у изголовья. Шпион не преминул оставить на нем небольшой пузырек с раствором мышьяковистой кислоты, который он похитил в аптечке, еще когда вечером готовил микстуру. Но он спрятал его подальше от глаз Ардана, за будильником. Мышьяковистая кислота — сильнодействующий яд, который капитан использовал раньше, когда малярия была у него в острейшей стадии, и сохранил флакон по глупости. Накануне вечером он объявил, что будет принимать лекарство еще, попросил налить ему стакан холодной воды. Вот в этот стакан с водой и была вылита половина содержимого пузырька с ядом.
Если бы Ардана нашли наутро мертвым, а на столе обнаружили яд, то после свидетельских показаний товарищей о случившемся с ним накануне приступе даже и вопроса не было о том, что этот несчастный случай официально припишут роковой оплошности, допущенной им в горячечном бреду. Отлично задумано.
Ардан содрогнулся. Даже если не повторится приступ лихорадки, можно просто захотеть ночью пить. Выходит, что он обязан жизнью своему обонянию и тому, что этот мерзкий запах так хорошо ему знаком. Яд — это оружие трусов и слюнтяев. Трудно вообразить, чтобы солдат мог…
Но тут Ардан подумал, что должен винить лишь себя самого. Ему нет никакого прощения. Как мог он колебаться, будучи здесь один, как загнанный зверь, когда не только его шкура, но и его миссия были поставлены на карту? Во всяком случае, один пункт достигнут: шпион трагически воспринял угрозу, олицетворившуюся для него в капитане. Кроме того, он не удивится неудаче своего покушения — очень ненадежного, поскольку жертве достаточно было не захотеть пить и крепко проспать всю ночь, чтобы остаться в живых. Ненадежность способа приводит к соответствующему результату. Впрочем, ему придется повторить попытку в кратчайший срок, придумать что-то другое и обязательно добиться успеха до следующего телефонного звонка в полночь. А в такой ситуации неизбежны отчаянные, роковые ошибки. Развязка лишь откладывается на несколько часов.
Ардан пытается осмыслить ту новую ситуацию, перед лицом которой он оказался.
Бледноватый молочный свет зари заливает комнату. Просыпается сад. Смешно поет охрипший петух. Видимо, прошедшей накануне грозы было недостаточно, чтобы очистить атмосферу, она почему-то осталась тяжелой, давящей. Ардану дышится с трудом, спина его тяжело вдавливается в подушки. Он смотрит в окно на алепскую сосну — гордость сада, которая тянет свои призрачные руки в хлопковое небо, судорожно вздрагивает, ему не по себе… Не хватает только, чтобы он, так хорошо разыграв из себя больного, теперь на самом деле заболел. Свинцовый обруч сжимает ему лоб. Он чувствует страшную слабость, чувствует, что готов упасть в обморок.
В комнату входит Кунц, он не в себе. «Господин капитан еще не умер», — говорит он вполголоса.
Следом за ним входят Капель и Легэн. Они ступают на цыпочках с видом заговорщиков. Оба одинаково держат на губах палец и шепчут: «Т-ссс!»
Звук этот растет, ширится, становится невыносимым пронзительным шипением. К ним присоединяется Кунц, он громко свистит ключом от склада. Барабанные перепонки Ардана не выдерживают и громко лопаются, как от взрыва мины. Но хохот молодых людей перекрывает этот ужасный грохот.
Те трое начинают скакать вокруг постели в каком-то диком танце. «Держись, это пляска смертельных ядов, — говорит себе Ардан. — Однако они не все злодеи!» Вдруг Анна Брюшо обвила вокруг его шеи телефонный провод и стала затягивать его все туже. Сейчас он потеряет сознание.
Ардан потом рассказывал, что именно от ужаса, испытанного им во сне, он рванулся, и это разбудило его в тот момент, когда он уже начал задыхаться, и заставило броситься к балконной двери. Он споткнулся и упал, не достигнув ее, но, падая, успел выбросить вперед сжатые в кулаки руки и разбил ими стекло. По инерции он пролетел дальше и рухнул головой в пустой проем, как приговоренный к казни, над затылком которого каким-то чудом остановился нож гильотины.
Ему еще долго пришлось бороться с ленивой расслабленностью, которая бывает у угоревших людей. С того момента, как он перестал грезить, он больше не испытывал страдания. Наоборот, у него было только одно желание — безумное желание вытянуться и не шевелиться.
Но защитный рефлекс заставил его на четвереньках выползти через раму с остатками разбитого стекла на балкон, где он понемногу пришел в себя от прохладного ночного воздуха.
Шипение доносилось из туалетной комнаты. Ардан наконец понял. Этот человек не удовольствовался тем, что приготовил для него яд. Он зашел в ванную и повернул там кран газовой колонки. К окну он подходил для того, чтобы убедиться, плотно ли закрыта дверь на балкон. Потом на кухне он отвернул кран у газового счетчика. Это просто чудо, что второе покушение не удалось.
Вдруг Ардан насторожился от внезапной мысли. Он ведь не сразу заснул после ухода убийцы. Он вспомнил, что сначала подумал о преследовании и отогнал от себя эту мысль, потом осмотрел столик у изголовья, затем размышлял о завтрашнем дне, прежде чем его одолели накопившаяся усталость и пережитое волнение. Этот человек почему-то не сразу повернул ручку крана у счетчика. Уж если капитан различил едва уловимый запах яда, a fortiori[31] он почувствовал бы утечку газа. Он решил, что враг уже удалился, а тот затаился на кухне. Возможно, он и сейчас еще находится там, и тогда звон разбитого стекла предупредил его о провале… В таком случае он может вернуться с минуты на минуту.
На какое-то мгновение Ардан растерялся. Он посмотрел на ручные часы. Десять минут четвертого. Долго раздумывать было некогда. Сделав глубокий вдох, он зажал нос и ринулся в комнату… Быстро схватил револьвер, оставшийся лежать на постели, одним прыжком оказался у двери, безо всяких предосторожностей спустился по лестнице вниз, бегом пересек гостиную.
Лишь посреди столовой он вдруг остановился. В темной кухне кто-то задел стул. Этот звук и последовавший за ним тихий металлический щелчок дали ему понять, что враг близко и он только что взвел курок пистолета.
Ручка двери, ведущей из столовой в кухню, повернулась в одну сторону, потом в другую и замерла. Больше ничего.
Теперь двух противников, неистово стремившихся расправиться друг с другом, разделяла лишь тонкая деревянная перегородка, и каждый из них совсем рядом слышал прерывистое дыхание другого. В тот момент, когда им достаточно было проявить еще немного самообладания, слишком сильно натянутые нервы обоих одновременно сдали, подведя в самый решающий момент.
Находившийся в столовой Ардан облокотился левой рукой о стол: у него еще хватило силы на то, чтобы поднять руку и в темноте наугад выпустить всю обойму в дверь, которая находилась на расстоянии пяти-шести метров от него.
Но было поздно. Хлопнула дверь, ведущая из кухни в сад. Противник бежал, признав свое поражение. А Ардан начал медленно оседать на пол, его вырвало.
Глава IV
Ночь в форте
Когда трое явно обеспокоенных лейтенантов подошли на следующее утро к дому Ардана, они, к своему большому удивлению, увидели его на крыльце, уже одетого как на службу и если не пышущего здоровьем, то по крайней мере бодрого. Все вместе вчетвером они позавтракали в офицерской столовой.
— Я рад, что жена уехала вчера, — сказал Ардан. — Она у меня никак не может привыкнуть к такому, надо признаться, впечатляющему зрелищу, как мои приступы малярии. Сегодня ночью, например, я совершенно расклеился, да еще эта духота перед грозой. У меня была температура сорок, всю ночь мне мерещились кошмары… просто какой-то сумасшедший дом… вы не представляете, какого вздору я могу наговорить в бреду.
Он иронически улыбался, всем видом давая понять, что он не стремится, чтобы ему поверили. Впрочем, теперь, когда карты были раскрыты, не обязательно было казаться другим убедительным.
Капель поздравил его с чудесным выздоровлением. Но между ними чувствовалась теперь какая-то напряженность.
Назначенный на это утро смотр, которым Ардан руководил, как всегда, с увлечением, переключил их внимание. К одиннадцати часам рота вернулась в лагерь. Была суббота. Как только раздалась команда «разойдись!», все отправлявшиеся в увольнение поспешили в казармы. Кунц собирался провести уик-энд в семье, Легэн думал съездить в Париж, а Капелю предстояло обеспечивать дежурство на случай отсутствия Ардана, который никого не посвящал в свои планы. Но только военнослужащие, оживленно переговариваясь, разошлись, как горнист на контрольно-пропускном пункте, поочередно поворачиваясь во все четыре стороны, протрубил «офицерский сбор»:
