Сергей Костин - Страстная неделя
Это мне сейчас пришло в голову. Потому что я-то не набросился сразу на принесенную мне пинту эля изумительного янтарного цвета под небольшой шапкой белой пены. Поблагодарил официанта, повозил еще пальцем по карте района на айфоне и только потом, как бы вспомнив, небрежно отпил глоток. Нет, мне пока далеко до полотенца!
— Пол? — раздался голос в гарнитуре.
Наконец-то!
— Шанкар!
— Это Радж. Мы решили нашу маленькую проблему.
— А что было?
— Твои друзья выпустили на улицы целую радиолокационную станцию на колесах. Шанкара засекли, когда он выходил на связь с тобой. Или со мной. Просто исходящий сигнал перехватили, расшифровать его не так просто. Но сейчас все в порядке.
— То есть от вас отвязались?
— Да, наш минивен записан на фирму, которая занимается корпоративными интернет-сетями и сидит в другом месте. А каким оборудованием он напичкан, разобраться можно за неделю, не меньше.
— Но это были люди из контрразведки?
Радж засмеялся:
— Тебе лучше знать.
— Но англичане?
— Сто процентные британцы: белые, с лондонским акцентом и на машине с лондонскими номерами.
— Я правильно понимаю, что продолжить работу вы уже не сможете?
— Нет, не правильно. Мы отправляем засвеченную машину на другой проект, а с него отзываем другую, чистую. Шанкар свяжется с тобой через час-полтора.
— А как там моя пачечка? Не закончилась еще?
— А, — сообразил Радж. — Пачка тает, но в ней еще осталось.
— Это хорошо. Спасибо, старина. За все спасибо.
— Спасибо скажешь, когда дело будет сделано. Удачи!
— И тебе тоже.
Я посмотрел на часы. Почти семь, в Нью-Йорке два. Джессика как раз заканчивает читать дневную порцию рукописей. Я предпочитаю сам ей звонить, когда ни от кого не бегу, ни за кем не гонюсь и вокруг не стреляют.
— Да, солнышко, — тут же откликнулась она.
Джессика, я знаю, ждет моих звонков, однако в силу своего ангельского характера никогда не дает понять, что ждет слишком долго.
— У вас все хорошо?
— Все хорошо. Как ты?
Когда я уезжаю по просьбе Конторы, в разговорах с Джессикой мне просто надо знать, что у них все в порядке. Информация с моей стороны — штука опасная, чреватая. Конечно, какая-то часть меня неизменна, но я ведь сейчас не Пако Аррайя. Во всяком случае, не тот Пако, которого знает Джессика. Так что все мое внимание направлено на то, чтобы она это не почувствовала. Проще всего для этого выдумывать на ходу.
Подкрепляя свою легенду, я рассказал ей про якобы состоявшееся сегодня вместе со всей свитой Спиридона посещение Альберт-холла, где в раннем детстве выступал Моцарт. Я вспомнил когда-то тронувшую меня историю с сыном Баха, Иоганном-Христианом, очень популярном в Лондоне композиторе, который распознал в восьмилетнем мальчугане великого музыканта и всячески ему покровительствовал. На эту подлинную канву я легко накручивал придуманные подробности. Якобы профессор Литтон все еще находился в инфекционном отделении, ожидая результатов анализов. Хотя к утру его скорее всего выпустят, эту экскурсию попытались провести мы с царственным гидом, терзая свои мозги вспоминанием подробностей. Однако на самом деле больше всех про моцартовскую поездку в Лондон знал сам Спиридон, который своей эрудицией охотно с нами делился. Более того, не исключено, что именно это посещение и именно по этой причине и доставило ему наибольшее удовольствие. Я живописал и усиливающие правдоподобие второстепенные детали. Борьбу пажа за право внести шляпу фанатичного меломана в священные стены Альберт-холла. Пустые взгляды трех граций с отключенными по умолчанию мозгами, а теперь явно отключивших и слух. А также возмутительное отсутствие разливного эля в ресторане концертного зала. Джессика то и дело смеялась — она любит мои телефонные отчеты.
Я бы мог продолжать так еще с четверть часа, но ожила гарнитура. Я поспешил попрощаться с Джессикой, смело пообещав, что послезавтра вечером непременно буду дома.
— Нам надо перепрограммировать вашу гарнитуру, — сказал, дождавшись своей очереди, Шанкар. — На ней есть маленькая кнопочка, она только по цвету выделяется. Нашли?
Я снял гарнитуру и, действительно, нашел серое пятнышко на гибкой розовой оправе.
— Положите на кнопочку палец и наденьте гарнитуру. Как услышите бип, нажмите один раз, а после второго бипа — два раза.
— И тогда я буду не только слышать, но и все видеть? — пошутил я.
— Заезжайте лет через пять, к тому времени мы что-нибудь придумаем, — с достоинством отвечал Шанкар.
— У нас осталось два телефона, да ведь? Отец и сын?
— Три. Вы тоже под колпаком, потому что айфон ваш выбрался из волшебного мешочка. Сейчас вы в начале Парсонс Грин и… Я не ошибся, в пабе.
Игры. Только у них свои.
— Хорошо, посылайте свои бипы.
14
Тоня появилась, когда я еще не закончил вторую пинту, принеся с собой облако весенних цветочных запахов. Она была одна и в непонятном настроении. Что-то она несла мне хорошего, а какая-то тяжесть оставалась — так мне показалось. Я встал, чтобы помочь ей устроиться.
У нее в руках был большой пакет с ручками из плотной бумаги. В нем были какие-то вещи и сверху Тонины сапоги. Я посмотрел на ее ноги — она теперь была в рыжих мокасинах.
— Я купила какие-то летние вещи, — пояснила Тоня. — А то я здесь, как снеговик хожу.
Где-то за нашими спинами солнце уже клонилось к закату, и кожаный плащ, который она несла на руке, Тоня накинула на плечи.
— Джин-тоник, пожалуйста, — сказала она подошедшему официанту. — Безо льда и без трубочки. А, несите сразу два.
— Двойной джин-тоник? — уточнил официант.
— Нет, два двойных.
Она закинула ногу за ногу и достала сигареты. Официант остановился.
— Что, и на улице теперь нельзя курить?
— Запрещено курить в пабе. Вы в пабе.
— Я поняла, спасибо.
Официант отошел.
— Не захотел подойти, — констатировал я. — Папа ваш.
Она вздохнула:
— Папа… пугает меня. Хотя, мне кажется, со второй задачей я справилась.
— Давайте посмотрим.
— Сейчас.
Тоня дождалась возвращения официанта и первый бокал осушила залпом.
— Папа так не считает — ну, что ситуация поправима, — сказала она, снова беря со стола сигареты. И, вспомнив, спрятала их в сумочку.
— Я слушаю, слушаю.
— Он не верит, что после того, как он бежал сюда, он сможет вернуться к старой жизни. Он думает, что любой призыв оттуда будет уловкой, чтобы заманить его обратно в Москву, где его не ждет ничего хорошего. И кстати, он уверен, что вы действуете как раз в этом ключе. И спасали его исключительно, чтобы схватить, только он вас переиграл.
— Он и вправду не в себе, — сказал я. — А вы как считаете?
Тоня отпила из своего стакана.
— Я наверно наивная дура, но мне почему-то кажется, что вы действительно ищете выход.
— Вы похожи на кого угодно, только не на наивную дуру, — так я выразил свое согласие с ее мыслью. — А ему вы свое ощущение передали?
— Конечно, только с папой сейчас трудно говорить. Он слушает, а потом из хода его мыслей понятно, что ничего не услышал. — Тоня усмехнулась. — Еще, кстати, он не только меня, он нас обоих держит за наивных придурков. Ну, если мы искренне считаем, что того человека можно как-то обезвредить или хотя бы остановить. Это человек клана, он неприкасаем.
— Он сказал что-то о нем?
Тоня кивнула.
— Он долго упирался, говорил, ради моей же безопасности. Но я убедила его, что неважно, знаю я о нем или нет, на мою безопасность это уже не повлияет. Те люди не станут разбираться.
— Здравая мысль. Хотя и невеселая.
— Человека зовут Леонид Седых. Знаете такого? — Я покачал головой. — Я тоже не знала. Он работает в Администрации Президента, это самая большая шишка по военной политике. Президент скоро встретится с английским премьер-министром, и они должны будут обсудить позиции сторон по Ближнему и Среднему Востоку. Ливия, Египет, Сирия, Йемен — все страны, где ситуация вышла из-под контроля властей. Так вот, этот Седых передал англичанам наши установки по переговорам. Где мы можем уступить Западу, где — нет. Где мы не потерпим, а где — только выразим сожаление. И, самое главное: поскольку оружие там до сих пор в основном наше, — в какую страну мы были бы готовы прекратить поставки, а в какую не собираемся. Так что там не только политика, но и очень большие деньги.
Политика стоит самых больших денег, только эти в свой карман не положишь. Рузвельт с Черчиллем никак не могли раскусить Сталина — ни в Тегеране, ни в Ялте, ни в Потсдаме. Они считали его какой-то загадочной, инфернальной личностью. А Сталин просто знал, на чем он может настаивать, чтобы добиться своего, а на чем настаивать стоило только для того, чтобы потом эти требования снять, так как его западные союзники на это ни за что не пойдут. Спасибо Филби и всей пятерке. А сейчас такой полный план переговоров Крот передал Западу. Не только англичанам, но и автоматически американцам и НАТО.
