Сергей Костин - Страстная неделя
— Нет, я же сказала: у вас лицо игрока в покер. Когда вы в покер не играете, вы, я допускаю, можете быть совсем другим.
У меня есть в Нью-Йорке несколько знакомых из мира большого бизнеса, у которых и вправду лица нет. Есть набор масок: для деловых встреч, для корпоративных приемов, для игры в гольф, для повседневного ношения. Что, я тоже становлюсь таким?
Но Тоня уже спохватилась:
— Простите меня. Я часто лезу не в свои дела. А сейчас…
А сейчас от того, насколько правильно она понимала меня и мою мотивацию, зависело очень многое.
— Хорошо, — сказал я. — Давайте я тоже полезу в дела, которые у нас стали общими. Вот вы сообщите отцу новый телефон Осборна, который предназначен только для связи с ним. Вы потом дадите его и мне?
— Вы весь наш разговор слышали?
Она показала взглядом на гарнитуру у меня в ухе. Я кивнул. Тоня подняла бровь, задумалась.
— Вы же сами слышали, что этот телефон предназначен только для связи Лесли и папы, — сказала она.
— Но это позволило бы мне вмешаться в критический момент. Как это уже раз было.
Тоня еще подумала. Потом потянулась к сумочке, стоявшей рядом с креслом, покопалась в ней и вытащила листок бумаги для заметок.
— Вот он.
— Спасибо.
Я вбил его в айфон. Как некстати Шанкар выпал из операции!
— А вы собираетесь воспользоваться той квартирой?
— Которую снял Лесли?
— Да.
— Я вряд ли. А папа не знаю. Вы хотите и ее адрес тоже?
— Если мы друг другу доверяем.
— А зачем вам?
— Например, чтобы узнать, не снял ли тот же человек квартиру в доме напротив. Чтобы наблюдать за ней.
Тоня о такой возможности не подумала. Думает сейчас.
— Хотя, должен признать, на ту встречу на кладбище Осборн шел один, — честно сказал я. — Даже его сотрудники не знали.
Тоня подняла брови, покачала головой и вздохнула. Похоже, она впервые вплотную столкнулась с миром своего отца.
— Вы и его слушали?
— Я к тому, что мы никогда не знаем, у кого мы на стеклышке под микроскопом, — ушел от прямого ответа я. — Так что всегда неплохо иметь запасные варианты.
Тоня снова вздохнула. Это был ее час принятия трудных решений.
— Вам этот адрес действительно нужен? Вдруг папа захочет воспользоваться той квартирой? Он не станет этого делать, если будет знать, что вы знаете.
— Тогда не надо. Скажем, что теперь я вас испытывал.
Тоня что-то хотела сказать, уже открыла рот, но не стала.
12
Телефон зазвонил в самом начале седьмого. Странно в наши дни слышать обычный телефонный звонок. Хотя некоторые уставшие от гаджетов люди закачивают такой и в свой мобильный.
Тоня так рванулась к письменному столу, что поскользнулась на начищенном паркете.
— Да, — сказала она по-английски, но тут же перешла на русский. — Да, все в порядке. А у тебя как? — Пауза. — Хорошо, я поняла. — Пауза. Посмотрела на часы. — Успею, конечно. Целую, будь осторожен.
Она посмотрела на меня. Вот у кого на лице доминирующая эмоция сразу проступает.
— Сюда не приедет?
Она покачала головой.
— Где встречаетесь? Хотя это не важно. Хотите, я вас подстрахую?
— Не знаю. — Она снова посмотрела на часы. — Надо подумать.
— Вы же скажете отцу про встречу с Питером и его отцом?
— А теперь как иначе? Раз скажу про телефон и квартиру.
— А про меня?
— Не знаю.
И я не знал, как лучше. Если Мохов, по признанию собственной любящей дочери, был неспособен трезво анализировать ситуацию…
— А что бы вы ему сказали?
Это Тоня спросила.
— Две очень важные вещи. Чтобы он не делал резких движений — ничего такого, чтобы помешало ему вернуться достаточно скоро в Москву, к старой жизни. Чтобы он просто затаился на какое-то время в надежном месте. В той квартире, которую снял Осборн, на худой конец. Но это на самый худой конец. Вашему отцу в любом случае в Москве предстоят неприятные долгие разговоры, проверка на полиграфе и так далее, а любой контакт с Осборном это осложнит. Хотя, повторяю, для Влада сейчас главное, конечно же, просто не попасться тем ребятам с кладбища.
— А второе?
— А второе — тем человеком, которому ваш отец наступил на хвост, в Москве уже занимаются. Чем больше Влад мне про него скажет, тем скорее все закончится. Мне нужно не только его имя — его у нас, вероятно, уже вычислили, хотя и имя поможет. Нужны улики — то, из-за чего Влад так срочно сорвался из Москвы.
— Получается, я должна буду сказать ему про вас, — заключила Тоня.
— Было бы даже лучше, если бы на встречу поехал я, а не вы. Безопаснее-то точно.
— Папа вас выследит заранее и не появится.
— Тогда сделаем, как Осборн. Вы встретитесь, расскажете ему про меня, а потом вдруг и я появлюсь.
— Он может подумать, что вы мною манипулируете в своих целях. Непонятно, в каких.
— Еще вариант. Вы где встречаетесь, в той кондитерской?
Тоню моя осведомленность наконец достала. Хотя эта-то информация была самой очевидной.
— Блин! Есть что-то, чего вы не знаете?
Со стороны это выглядело, как возмущение. И только взгляд вернулся — тот, обычный, насмешливый. На самом деле Тоне нравилось, что кто-то видит ситуацию полнее, чем она сама. И, надеюсь, ее устраивало, что этот кто-то не собирается им с отцом навредить.
— К сожалению, я пока не знаю главного, — вздохнул я. — Так вот вы встретитесь в своей кондитерской, а я засяду где-нибудь поблизости в пабе.
Да-да, я сказал «в пабе». Ведь уже вечер наступил.
— Вы все расскажете отцу, — продолжал я. — Захочет он ко мне подойти — отлично. Не захочет — пусть передаст на словах вам. Но, Тоня…
Она посмотрела на меня. Опять открыто, не боясь, не прячась за щит иронии.
— Без информации про того человека не возвращайтесь. Это для вашего отца единственный шанс вернуться к нормальной жизни.
Она вдруг опять закрылась. Час трудных решений.
— Что-то подсказывает мне, что я должна вам полностью довериться, — медленно, раздумывая, сказала она. — Но в то же самое время я осознаю, что я сейчас играю с жизнью папы и, возможно, со своей собственной. Если я в вас ошибаюсь, я наверное не смогу вам отомстить. Но, — она забарабанила пальцами по своей груди — у вас же там тоже это есть. Вы не сможете дальше жить спокойно. Предать доверие — хуже этого ничего нет.
Я кивнул:
— Эти две последние фразы тоже ему скажите.
13
В такси я выяснил, почему люди Раджа не нашли Тоню с Моховым ни в Кенсингтоне, ни в Хаммерсмите. По воскресеньям Моховы возили дочь в балетную школу в Фулем. Занятия начинались рано, в девять утра, а заканчивались в одиннадцать. По установившейся традиции все семейство отправлялось потом есть мороженое или, зимой, пирожные в кондитерскую на фулемском Бродвее. Хотя не уверен, что девочке, которая хочет стать балериной — а Тоня хотела — было полезно и то, и другое.
Я теперь был глухим. А ведь за эти дни я привык, что знаю, ну, может быть, не все про всех, но очень многое про тех, кто был мне интересен.
— Вы сможете нас слышать? — спросила Тоня, когда кэб остановился у сквера на Парсонс-Грин.
— Увы.
— Потому что у меня больше нет телефона?
Я кивнул. И Тоня кивнула — непонятно, рада она была этому обстоятельству или нет.
— Тоня! — Я вытащил из кармана деньги, снятые из банкомата, когда я ходил за едой. — Передайте отцу. Ему лучше не пользоваться своей кредиткой.
Тоня замялась. У меня вдруг сжалось сердце. Она сидела в углу машины, напротив меня — лондонские кэбы так устроены. Рядом, на сидении ее довольно большая дамская сумка, кожаный плащ наброшен сверху. Все ее земные пожитки. И отец ее такой же неприкаянный, только на него еще и охотятся.
— Я не знаю…
— Берите давайте! Мы с Владом потом разберемся.
Я положил деньги на сиденье и вышел. Такси поехало дальше — я не знал, куда, — а я перешел улицу и уселся за свободным столиком на террасе паба под ласкавшим мой взор названием «Белая лошадь».
Я раньше никогда не был в этой части Лондона. Похоже на Саутфилдс, только зелени больше. Двух-, максимум трехэтажные здания, почти пустые тротуары и никакого намека на общественный транспорт. Уже не деревня, но еще и не город. Я залез в гугловскую карту: судя по тому, куда повернуло такси, Тоня ехала на Нью-Кинг-роуд — там полно было всяких ресторанчиков и кафе. Если Мохов согласится, им до меня идти минут десять-пятнадцать.
Для начала я заказал неизвестный мне бочковой «Эднэмс Биттер». Говорят, людям, которые выпивают в качестве основного вида деятельности, по утрам трудно опохмелиться: руки дрожат так, что рюмка расплескивается прежде, чем ее удается поднести ко рту. Поэтому они поступают следующим образом. Берут полотенце. Один конец зажимают в правой руке вместе с рюмкой, а второй берут в левую руку, пропустив предварительно полотенце через шею. А дальше просто: тянут левой рукой полотенце, как по лебедке, и правая рука с рюмкой автоматически подносится ко рту.
