Исраэль Левин - Ложный след. Шпионская сага. Книга 2
Для искусственного же интеллекта все рамки развития и адаптации устанавливает его создатель – человек, и делает он это в соответствии со своими потребностями. Но тут появляется одно «но»: такая система очень быстро становится самовоспроизводящейся и может менять рамки, заданные ей создателем, продолжая развиваться уже в своих целях. В этом заключается одна из серьезнейших опасностей таких разработок. Такие постбиологические существа, обладающие творческим интеллектом, и сильны, и опасны. Их новые цели зависят от эволюции окружающей среды. Меняется среда, а с нею меняются и цели «куклы»: она просто приспосабливается. И никакой контроль не поможет…
Одед помолчал, затем продолжил:
– А механизм эволюции природы – это не только случайные изменения и естественный отбор. Эти факторы необходимы, но недостаточны для обеспечения происходящего изменения. Эволюция природы часто шла скачками, причем только посредством механизма творческого интеллекта, который делает возможным самоускоряющееся развитие и познание. Искусственный интеллект обязан пройти все эти этапы.
В технике вероятно множество различных видов реализации творческого интеллекта. Но всегда следует понимать тексты программы и их сложность: количество элементов в ходе эволюции увеличивается, хотя сами элементы остаются однородными. В общем, больше не буду загружать тебя подробностями, а то голова заболит, не про нас будет сказано! – Одед лукаво подмигнул мне. – Думаю, что в общих чертах для твоих целей ты уже понял достаточно. Главное – надеюсь, ты теперь не сомневаешься, что искусственный интеллект уже используется.
А если говорить о практическом применении такой схемы… – Одед взял карандаш и быстро набросал элементарную схему. – В формулировке есть все необходимое для демонстрации. Предположим, наш прибор перехватил обрывки какого-то ожидаемого сообщения, чаще всего это бывает запрос на команду, в доли секунды соединил их в удобоваримый сигнал и переправил на дешифровку в компьютер центра управления радиопомехами. Компьютер определяет совпадение перехваченного сообщения с ожидаемым нами запросом и, удостоверившись в таковом, дает две команды. Первая – на подавление радиопередатчика отвечающей, то есть дающей санкцию на выполнение, стороны противника. Для чего?
– Чтобы блокировать возможность противника вовремя выслать ожидаемый на запрос ответ, – ответил я, ни секунды не раздумывая.
– Верно… Вторая команда, – теперь Одед, не дожидаясь моей реакции, ответил сам, – подтверждение нашему прибору, который моментально переходит с радиоприема на режим передачи этой самой «электронной куклы». Очень милое, кстати, название с никак не милыми, между прочим, последствиями.
– Как формируется командный сигнал, то есть сама «кукла»?
– Фальшивка готовится заранее: в принципе известно, что ты хочешь направить в сторону запрашивающего противника. Если же произошло случайное вклинивание, незапрограммированное попадание в какой-либо важный сеанс связи и ты решаешь воспользоваться моментом, то в силу отсутствия заготовленной «куклы» реализация выглядит несколько сложнее. Хотя и такое возможно…
– Ты говорил, что прибором-перехватчиком самого высокого уровня владеют только американцы и израильтяне, так?
– Совершенно верно. Что-то подобное есть и у русских, но согласно нашим данным они отстают на несколько лет.
– Значит, третьего образца не существует?
– В будущем, конечно, появится, но пока нет.
Внимательно слушая Одеда, я мысленно представлял действие прибора в ходе операции, закончившейся столкновением вертолетов. Похоже, в главном я убедился: сценарий трагических событий точно демонстрирует действие описываемого прибора. Еще со времен подготовки на курсах Моссада я хорошо помнил один из важнейших постулатов в построении принимаемых к отработке версий: если речь идет о возможном использовании сложного технического средства, необходимо в первую очередь тщательным образом сопоставить сценарий анализируемой ситуации с алгоритмом действия предположительно задействованного аппарата. Если подобное наложение дает совпадение более семидесяти пяти процентов, то вероятность применения соответствующего устройства настолько высока, что все прочие версии автоматически становятся второстепенными. Уверенность в существовании третьего образца может многое изменить, и прежде всего концепцию поиска: чтобы обнаружить источник технического обеспечения в «зонтике» Мухаммеда, совсем не обязательно кидаться в объятия к головорезам, которые при первом же неосторожном шаге зажарят тебя живьем. Круг возможных обладателей техники такого уровня очень узок, поэтому гораздо разумнее не проводить задуманную разведку боем, а сконцентрировать усилия на широком и тщательном отборе информации. Сторонник активных действий, скорее всего, выдвинет контраргумент – время: предлагаемым путем можно прийти к результату в неопределенном будущем, а на верхних этажах ТСХ наверняка торопят. И все же…
В общем, было о чем поразмыслить. Узнав все, что мне было нужно, я от души поблагодарил Одеда и распрощался с ним. В жизни я много раз убеждался в том, что внешность бывает весьма обманчива. Например, медлительный, добродушный Рафи обладал чрезвычайно острым аналитическим умом и умел принимать серьезнейшие решения в считаные секунды. Так и Одед: более всего походивший на рекламного пекаря или повара, он мало того что легко оперировал немыслимым объемом технических знаний, так еще и умел объяснять сложнейшие вещи, что называется, «на пальцах». Вот и верь физиогномистам с их теориями!* * *Как ни странно, с Рафи мне сразу повидаться не удалось: он не проявил ни малейшей заинтересованности во встрече со мной. Возможно, в этом есть своя закономерность: ведь он догадывается, что подготовка к заданию, о котором он знал, в прошедшие две недели закончиться не могла, а тратить драгоценное время на сопереживания своим подчиненных он себе, надо полагать, позволить не в силах. Тогда я пошел на крайность и использовал код срочной необходимости – шаг, заранее гарантирующий недовольство шефа.
– Что случилось? – На одутловатом лице Рафи читалось сдержанное нетерпение.
Я изложил свои соображения.
– Есть что-нибудь еще? – Как и следовало ожидать, его тон не обещал лояльности по отношению к проявленной инициативе.
– Нет, это, собственно, и есть цель встречи…
– Я так и знал! – Рафи нахмурился. Сделав внушительную паузу, он продолжил: – Ты не успел даже как следует вникнуть в суть дела, а уже собираешься ни много ни мало – менять концепцию!
– Да, но…
– Я еще не закончил! – Оказывается, и этот, всегда спокойный, флегматичный на вид человек умеет повышать голос. – То, что тебе кажется важнейшим открытием, мы давно уже прошли: подобная версия разрабатывалась первой, но единогласно была отвергнута всеми ведущими специалистами.
– Но почему? – недоумевал я.
– Да потому, что подобной штуковиной сегодня владеют всего две армии в мире: американская и израильская. Технология, на основе которой она сделана, охраняется с такой же серьезностью, как, скажем, важнейшие стратегические запасы! В подтверждение скажу тебе еще кое-что, хотя, в общем-то, говорить этого не следует… Если бы технологию смогли выкрасть или каким-то другим образом добраться до источника, во что я в принципе не верю, то наши связи с американцами оказались бы оголенными! Уж такие-то не могут ускользнуть от нашего внимания, наверняка как-нибудь да проявились бы…
– И все-таки я предполагаю, что вполне может существовать третий экземпляр прибора. Точнее, я даже убежден в этом. Ведь существует координация действий между центром DЕA в Вашингтоне со штаб-квартирой в Буэнос-Айресе. Работа идет в Вашингтоне, а на местах согласуется со штабом в Буэнос-Айресе. Кроме того, все их действия связаны со штаб-квартирой ФБР в Вашингтоне. Это три линии связи. Две операции проваливаются одна за другой, причем именно в тех случаях, когда идет охота за одним и тем же лицом. Куда уж больше совпадений?
– Ты не обязан напоминать мне известные факты!
– Вывод напрашивается сам собой: или американцы сработали сами против себя – у них это бывает, или…
– Исключено.
– …или существует третий вариант подобной хреновины!
Я понимал, что мои слова звучат вызывающе, и Рафи просто остолбенел, услышав их.
«Он шокирован, – подумал я. – Очень хорошо. Пусть подумает!»
Похоже, моя настойчивость все же возымела действие. Судя по всему, вначале Рафи решил, как говорится, опустить меня на землю, раз я вызвал у него такое сильное раздражение. Но сейчас бывший глава Моссада погрузился в задумчивость. В принципе, я неоригинален, но в самом начале этой набившей оскомину истории практически все, кто так или иначе был причастен к делу, на корню отвергли подобное моему предположение. А вдруг за этим что-то стоит? Не слишком ли рано специалисты сделали выводы?
