Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…
— Само собой разумеется.
— А я, разумеется, напишу лишь о том, что случилось, и ни слова о том, что мне рассказал доктор Барски, — сказала Норма.
— Признателен вам. Увы, помимо «Гамбургер альгемайне» есть масса других изданий. Каждый волен в них писать, что пожелает. И каждый мечтает загрести кучу денег.
— Однако, господин Сондерсен. — Главный редактор начал понемногу выходить из себя. — Мы сами ничего не пишем! Мы только продаем чужие мнения! Продаем — и ничего больше!
— А я о чем говорю? Загребаете кучу денег!
— Предложите что-нибудь взамен, господин криминальоберрат! Что бы вы предпочли?
С грустью, снова заставившей Норму вспомнить об его отце, Сондерсен ответил:
— Я предпочел бы вести расследование в одиночку. И чтобы больше не было убитых. И никакой паники. И никакого хаоса. Чтобы мне не осложняли работу еще больше.
— Еще больше? — тихо спросил Вестен.
— Не понял?
— Вы сказали: «Чтобы мне не осложняли работу еще больше».
— Вы, очевидно, ослышались, господин министр. Ничего подобного я не говорил, — Сондерсен безучастно посмотрел на него.
— Конечно, сказали, — вмешался Барски. — Вы сказали…
Его в свою очередь перебил главный редактор.
— Вы, наверное, собираетесь поместить в газетах маленькое сообщение вашего представителя по печати, да? «Пока следы не обнаружены, просим население оказать нам содействие». Примерно так?
— Примерно так… — Сондерсен снова принялся разглядывать картины.
— Ничего не выйдет, — с огорчением проговорил Ханске. — Это сообщение сегодня же передадут все агентства печати, телевидения и все частные радиостанции и телеканалы. Как ни крути, у нас свобода печати.
Сондерсен криво усмехнулся. Ханске этого не заметил, зато заметили остальные.
— Мы — все газеты — появимся на рынке только завтра утром. А кому нужны вчерашние новости?.. Кстати, вы сказали, что отлично понимаете, почему доктор Барски обратился к фрау Десмонд: потому что увидел, как вы топчетесь на месте. Сказали вы это или нет?
— Да. Сказал. — Сондерсен продолжал разглядывать картины.
— Вот видите! Демократия во всей ее красе! Не то чтобы без недостатков?.. На Востоке вы в подобной ситуации…
— Помолчите немного, господин Ханске, — оборвал его Вестен. — Господин Сондерсен, минутку внимания!
— Слушаю, господин министр! — Сотрудник ФКВ медленно повернулся и перевел взгляд на Вестена. Было заметно, что мысли его витали далеко.
— Я не министр, причем уже давно. Я хотел бы задать вам один вопрос!
— Спрашивайте!
Вестен наклонился вперед. Он говорил медленно и так же тихо, как перед этим Сондерсен:
— Обладает ли Федеративная республика частями специального назначения?
Все с удивлением поглядели на него.
— Что вы имеете в виду, господин Вестен?
— В некоторых странах, — терпеливо пояснил тот, — есть специальные формирования, которые наделены особыми правами на тот случай, если какие-то события будут угрожать безопасности государства. Итак, есть ли такие части у нас?
— Мне об этом ничего не известно.
Сондерсен ещё немного ослабил воротник рубахи. Норма заметила, что влажные разводы у него под мышками сделались еще больше.
— А если бы знали, сказали бы? — спросил Вестен.
— Нет, — ответил Карл Сондерсен.
23
Долгое время все молчали. Потом Норма обратилась к Вестену:
— Почему ты спросил, Алвин?
— Пари, — ответил ей пожилой господин.
— Пари — с кем? — полюбопытствовала Норма.
— С самим собой. Насчет того, как ответит господин Сондерсен.
— Ну и как, выиграл?
— Да, Норма, — кивнул Вестен.
— Послушайте, господин Вестен, если вы подозреваете, что я, или ФКВ, или полиция испытываем чье-то давление…
— Я далек от подобных мыслей, — сказал Вестен. — Вы стараетесь. Делаете все, что в ваших силах. Я в этом убежден, правда. Я только спросил, как бы вы отреагировали, если бы фрау Десмонд предложила вам свое сотрудничество? Вы ведь сами как будто сказали, что она первоклассная, независимая журналистка с мировым именем. Говорили?
— Говорил, да. — Сондерсен как-то странно взглянул на Норму.
Почти с завистью, подумала она. Но почему? Что эту зависть вызывает? «Независимость» — вот, скорее всего, ключевое слово! Независимость.
— Это было бы замечательно, — проговорил высокий худощавый криминалист, принявший бой с абсолютным злом. — Ничего лучше и представить невозможно.
— Ты ведь согласна, Норма, а? — спросил Вестен. — У тебя есть доступ ко многим источникам информации, к которым господину Сондерсену… подступиться сложнее, не так ли? Но и в его положении есть свои преимущества. Контакт будет и деловым, и полезным.
— Несомненно, — подтвердил Сондерсен.
Иногда его грусть словно ветром уносит, он как бы заново рождается, подумала Норма. Да, ничего себе сравнение: новорожденный криминальоберрат. Но он в самом деле меняется до неузнаваемости. Тоном деловым и одновременно будничным поинтересовалась:
— Я согласна. С чего начнем?
— Пока что вы не будете писать ни о чем из того, что вам рассказал доктор Барски. А мне будете передавать все, о чем разузнаете и выясните. При встречах, по телефону. Если потребуется — перешлете магнитофонные записи или фотографии. Без задержки, немедленно.
— О’кей. А теперь о вас! Все, что вскроется, вы передаете только мне и нашей газете. Мы сами разберемся, печатать или нет. Причем материалы эти должны быть у нас не менее чем за сутки до того, как ваш пресс-центр проинформирует остальных.
Барски с удивлением смотрел на Норму: такой он ее еще не видел.
— Исключено! — запротестовал Сондерсен. Реакция его была мгновенной. — Мы подчиняемся общим положениям закона о печати. За шесть часов — милости прошу.
— За восемнадцать!
— За десять!
— Продано! — кивнула Норма.
— Благодарю за посредничество, господин Вестен, — проговорил Сондерсен абсолютно спокойно и корректно — нервозности как не бывало.
— Не стоит благодарности. Мне тоже не хотелось бы, чтобы в этом деле появились новые жертвы. И если этого удастся достичь…
— Очень возможно, — сказал Сондерсен. — Во всяком случае, не исключено. Будем надеяться. Что ж, тогда… — Он встал и протянул Норме руку.
— Да, да, я знаю, я понимаю. — И Норма ответила на рукопожатие.
— Что вы знаете?
— Что вы сейчас предложите. Мне, дескать, угрожает опасность. А вы — тот самый человек, который отвечает за всех, кому угрожает опасность. Итак, личная охрана, тайное прикрытие круглые сутки?
— Вот именно круглые сутки, — подтвердил Сондерсен.
— А что такое тайное прикрытие? — спросил Барски.
— Существует и открытое, — объяснила Норма. — В одном случае тебя охраняют незаметно, в другом — подчеркнуто заметно. Меня уже охраняли и так, и эдак. Честно говоря, я невысокого мнения об этой охране. Но пусть у господина Сондерсена не болит голова хотя бы по этому поводу.
— Благодарю, — сказал Сондерсен. — Вы тоже пользуетесь тайным прикрытием, доктор, я об этом сказал вам после первой встречи. Вы и все ваши коллеги. Вы все согласились…
— Да, разумеется.
— Нет закона, позволившего бы господину Сондерсену тайно или открыто охранять вас против вашей воли, не только вас, никого вообще, — сказал Вестен. — Разве что от вашей безопасности зависит судьба Федеративной республики, иными словами — государственные интересы. Тогда вам пришлось бы подчиниться в любом случае, хотите вы или нет. В данном же случае это необязательно.
— Почему бы это? — Сондерсен посмотрел на Вестена с некоторым неудовольствием.
— А потому что, на мой взгляд, государственные интересы здесь не затронуты. Отсюда и мой вопрос о специальных подразделениях, господин криминальоберрат. Вы ответили, что об их существовании не знаете, а если бы и знали, то промолчали бы.
— Куда вы, собственно говоря, клоните, господин Вестен?
Он сжал кулаки, подумала Норма. Он вспотел. У этого человека неприятности, подумала она. Или проблемы. Или он разозлился. Или все вместе.
— Я повторил ваши слова, господин Сондерсен, — сохраняя полное спокойствие, ответил Вестен. — Только и всего. И еще я пытаюсь объяснить доктору Барски ваше положение. Когда нет угрозы интересам государства, нет и закона, который позволил бы вам навязать кому-то охрану. Доктор Барски с вашим предложением согласился сразу, его коллеги и фрау Десмонд тоже. Видите, какие они все разумные и рассудительные люди. Не желают неприятностей. Ни себе, ни вам. У меня тоже есть телохранитель. Еще с тех пор, когда я был министром.
Сондерсен по-прежнему не спускал с него глаз.
— Видите ли, доктор, — продолжал размышлять вслух Вестен, — поскольку государственные интересы не затронуты, то по инструкции господину Сондерсену «…следует сравнить степень возможной опасности и право человека на свободное развитие личности». Сравнив, он принял решение в пользу тайного прикрытия, так как не намерен препятствовать свободе личности фрау Десмонд. Не смотрите на меня так, господин Сондерсен! Я не пытаюсь вас вышучивать. Мне вовсе не до шуток.
