Дэниел Сильва - Под конвоем лжи

Штаб МИ-5 охватила паника. Накануне вечером курьер на мотоцикле доставил из Блетчли-парка две расшифрованные радиограммы абвера. Они подтверждали худшие подозрения Вайкери — в Великобритании действовали, по меньшей мере, два немецких агента, неизвестных МИ-5, и, судя по всему, немцы намеревались заслать к ним помощников. Это было настоящее бедствие. Вайкери, прочитав доставленные депеши, почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Он тут же позвонил сэру Бэзилу домой и сообщил новости. Сэр Бэзил, в свою очередь, тут же связался с генеральным директором и другими высокопоставленными чиновниками, связанными с «двойным крестом». К полуночи на пятом этаже горел свет во всех кабинетах. Оказалось, что Вайкери возглавляет одну из самых важных для хода всей войны операций. Он спал меньше часа. Голова у него раскалывалась, в глаза будто насыпали горячего песку, мысли путались и двигались в самых неожиданных направлениях.

Часовой взглянул на пропуск Вайкери и жестом разрешил ему пройти. Вайкери спустился по лестнице и пересек небольшой вестибюль. Как ни странно, Невилл Чемберлен приказал начать строительство подземного убежища для высшего руководства страны в тот самый день, когда вернулся из Мюнхена, где заявил, что «наше время будет мирным». Вайкери всегда воспринимал это место как невидимый широкой публике подземный памятник провалу политики умиротворения. Прикрытый четырехфутовым слоем бетона, укрепленного старыми рельсами, снятыми с линий лондонского трамвая, подземный лабиринт считался абсолютно неуязвимым. Помимо личного штаба Черчилля, здесь размещались самые жизненно важные и тайные службы британского правительства.

Вайкери прошел по коридору. В уши ему ударил грохот пишущих машинок и трезвон телефонов, к которым никто не спешил подходить. Колонны, подпиравшие здесь низкий потолок, были сделаны из шпангоутов одного из линейных кораблей адмирала Нельсона. При входе висела броская табличка: «Берегите голову». Вайкери, с его ростом всего в пять с половиной футов, никакая опасность здесь не угрожала. Стены, окрашенные когда-то в цвет девонширских сливок, выцвели и обрели уныло-бежевый оттенок старой газеты. Полы были покрыты уродливым коричневым линолеумом. К потолку были скобами прикреплены черные канализационные трубы, в которых булькала вода, вытекавшая из уборных расположенного наверху нового комплекса правительственных учреждений. Несмотря на то что воздух проходил очистку в специальной системе вентиляции, здесь отчетливо пахло немытыми телами и застарелым табачным дымом. Вайкери подошел к двери, перед которой стоял, прислонившись к стене, еще один морской пехотинец. При появлении Вайкери часовой вытянулся по стойке «смирно», стукнув каблуками по резиновому коврику, подложенному специально для того, чтобы глушить этот резкий звук.

Вайкери смотрел на лица людей, которые работали, жили, ели и спали здесь, в подземной крепости премьер-министра. Слово «бледный» не могло охарактеризовать цвет их лиц: они были отечными, изжелта-белыми, как воск, лицами троглодитов, копошившихся в своем муравейнике. Внезапно его каморка без окон на Сент-Джеймс-стрит показалась Вайкери не такой уж кошмарной. По крайней мере, она находилась над землей. По крайней мере, там имелось что-то, хоть отдаленно напоминавшее свежий воздух.

Личное помещение Черчилля находилось в комнате 65А, рядом с картографическим залом и напротив комнаты трансатлантической телефонной связи. Помощник сразу же провел Вайкери внутрь, не обращая внимания на злобные взгляды нескольких бюрократов, сидевших с таким видом, будто ожидали здесь приема, по крайней мере, с минувшей войны. Премьер-министр располагался в крошечной комнатушке, большую часть которой занимала маленькая кровать, застеленная серыми армейскими одеялами. В ногах кровати помещался столик, на котором стояли бутылка и два стакана. Би-би-си установила здесь стационарный микрофон, чтобы Черчилль мог выступать по радио прямо из своей подземной крепости. Вайкери заметил маленькое стеклянное табло, на котором можно было различить надпись: «ТИШИНА! ИДЕТ ПЕРЕДАЧА!» В комнате имелся только один предмет роскоши: хумидор[22], в котором премьер-министр держал свои любимые сигары «Ромео и Джульетта».

Черчилль в зеленом шелковом халате сидел за столиком, держа между пальцами первую за день сигару. Когда Вайкери вошел в комнату, он не пошевелился. Вайкери присел на краешек кровати и окинул взглядом сидевшего перед ним человека. Он был совсем не таким, как в тот майский день 1940 года. И не той энергичной уверенной персоной, какую показывали в пропагандистских фильмах и кинохронике. Он был просто-напросто человеком, который слишком много работает и слишком мало спит. Черчилль только что возвратился в Великобританию из Северной Африки, где провел несколько дней, оправляясь от последствий не слишком сильного, к счастью, сердечного приступа и очень напугавшей всех последовавшей за ним пневмонии. Веки у него были красными и воспаленными, щеки казались, как и у всех работников этого подземного штаба, не в меру одутловатыми и бледными. Он встретил старого друга слабой, наполовину вымученной улыбкой.

— Привет, Альфред, как дела? — спросил Черчилль после того, как морской пехотинец плотно прикрыл за Вайкери дверь.

— Прекрасно. Впрочем, это я должен первым спросить, как вы себя чувствуете. Ведь это вам приходится постоянно проходить через жернова.

— Никогда не чувствовал себя лучше, — отрезал Черчилль. — Введите меня в курс дела.

— Мы перехватили две радиограммы, направленные из Гамбурга немецким агентам, работающим в Великобритании. — Вайкери вручил Черчиллю два листочка. — Как вы знаете, мы исходили из того условия, что смогли арестовать, повесить или перевербовать всех немецких агентов, засланных в Великобританию. И теперь мы оказываемся перед лицом смертельной опасности. Если агенты передадут какие-либо сведения, которые будут противоречить донесениям, полученным от нас через «двойной крест», они поставят под сомнение всю направленную нами информацию. Мы также полагаем, что они намереваются заслать в страну нового агента.

— Что вы делаете, чтобы остановить их?

Вайкери рассказал Черчиллю о тех шагах, которые они успели предпринять к настоящему времени.

— Но, к сожалению, премьер-министр, шансов захватить агента во время выброски не так уж много. В прошлом — летом 1940 года, например, когда они посылали шпионов для обеспечения вторжения, — у нас были хорошие возможности перехватывать прибывающих агентов, потому что немцы часто точно сообщали тем, кого заслали в Великобританию раньше, когда, куда и каким образом будут доставлены их партнеры.

— А ранее засланные уже работали на вас как двойные агенты.

— Да. Или же сидели в тюрьме. Но в данном случае сообщение было очень неопределенным, всего из одной кодовой фразы: «ВЫПОЛНИТЕ ПРОЦЕДУРУ ПРИЕМА ОДИН». Мы считаем, что этой фразой агенту сказано все, что он должен знать. К сожалению, нам она не говорит ничего. Мы можем только строить предположения по поводу того, как новый шпион намеревается попасть в страну. И, если только нам не очень повезет, шансы на его перехват будут довольно небольшими — это мягко выражаясь.

— Проклятье! — бросил Черчилль, пристукнув кулаком по подлокотнику кресла. Потом он поднялся и налил бренди себе и гостю, но застыл на месте, уставившись в стакан и беззвучно шевеля губами, как будто забыл о присутствии Вайкери.

— Вы помните день в 1940-м, когда я попросил вас пойти работать в МИ-5?

— Конечно, премьер-министр.

— Я был прав, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Эти годы стали вершиной вашей жизни, ведь правда? Достаточно лишь взглянуть на вас, Альфред. Вы совершенно не тот человек, с каким я тогда разговаривал. Благие небеса, как бы мне хотелось выглядеть хоть вполовину так же хорошо, как вы.

— Благодарю вас, премьер-министр.

— Вы проделали великолепную работу. Но вся она не будет стоить и фартинга, если немецкие шпионы найдут то, что ищут. Вы меня понимаете?

Вайкери тяжело вздохнул:

— Да, премьер-министр, я понимаю, насколько высоки ставки.

— Я хочу остановить их, Альфред. Я хочу их уничтожить.

Вайкери с растерянным видом заморгал и инстинктивно принялся хлопать себя по нагрудным карманам в поисках очков. Сигара в руке Черчилля погасла; он снова закурил ее и несколько секунд молча попыхивал дымом.

— Как там Бутби? — осведомился он в конце концов.

Вайкери снова вздохнул.

— Как всегда, премьер-министр.

— Оказывает поддержку?

— Он хочет, чтобы я держал его в курсе каждого моего мельчайшего шага.

— Полагаю, в письменной форме. Бутби без ума от служебных записок, донесений и рапортов. Он, вместе со своим секретариатом, изводит больше бумаги, чем, пожалуй, вся редакция «Таймс».