Анатолий Чехов - Чёрный беркут
Теплое чувство охватило Якова. «Сагбол[27] тебе, Барат, что для тебя Ёшка всегда хорош, всегда прав...»
Попрощавшись с пограничниками, Яков и Барат сели на лошадей, которых дал им Карачун, отправились в обратный путь. Начальник заставы приказал Дзюбе передать Якову две полные обоймы патронов. Это же целое богатство! Яков и Барат без слов поняли друг друга. Оба отлично знали, где в горах родники, где козлы и архары.
— Ай, Ёшка, большой сегодня день! — радостно воскликнул Барат, когда они отъехали. — Едем в ущелье Кара-Дамак, там всегда есть козлы! Принесем мяса и домой, и в бригаду.
Еще от отца Яков слыхал, что ущелье Кара-Дамак — «Черное горло» — отличное место для охоты. Барат прав: пять патронов при хорошей стрельбе — это три или четыре козла. Можно накормить мясом не только бригаду, которая продолжает работать, пока они с Баратом бегают за контрабандистами, но и семьи.
ГЛАВА 8. ПОДОЗРЕНИЕ
— Эй, Ёшка, ты совсем как мясник, будто в бою побывал, — окидывая Якова внимательным взглядом, проговорил Барат.
У Кайманова, свежевавшего только что подстреленного архара, и в самом деле руки по самые локти выпачканы кровью. Пятна крови на лице и шее: не заметил, как мазнул, отгоняя надоедливых мух.
— Ладно, Барат, в ауле Коре-Луджё отмоемся. Тут недалеко, — ответил Яков, упаковывая разделанную тушу архара в шкуру.
Наконец добыча охотников — около восьмидесяти килограммов отличного свежего мяса — приторочена к седлу. Теперь можно возвращаться домой.
За поворотом горной тропы показался аул. Барат придержал коня:
— Ёшка-джан, смотри, кто там в белом халате?
Возле одной из кибиток стояла Светлана и что-то втолковывала пожилой туркменке.
— Видно, лечит кого-нибудь? А? Как думаешь, Ёшка? — осведомился Барат.
— Наверное, лечит, — согласился Яков.
Ему вдруг захотелось чем-нибудь встревожить Светлану, подразнить, задеть ее самолюбие так же, как это сделала она, когда ночевали в гавахе Ове-Хури.
Кайманов сознавал, что это непростительное для взрослого мужчины мальчишество, тем не менее высвободил ноги из стремени, лег на седло животом, будто тяжело раненный, запачканные кровью руки и голову свесил вниз.
— Ты что, Ёшка, на ходу спать лег, что ли? — удивился Барат.
— Сейчас комедь будем делать. — Яков подмигнул. — Езжай вперед и кричи: «Вох! Вох! Ай, бедный Ёшка! Пропал бедный Ёшка!»
Барат радостно захохотал: замечательную «комедь» придумал его друг.
Едва из-за небольшой тутовой рощицы показалась кибитка, возле которой стояла Светлана вместе с пожилой туркменкой, Барат принялся с такой искренностью и с таким усердием подвывать и вопить горестное «Вох!», что Якову самому себя стало жалко.
— Вох! — закатывая глаза, исступленно голосил Барат. — Ай, Ёшка-джан, ай, дорогой брат! Ав-ва-ва-ва-ва-а-а-а!..
«Перехватывает лишку!» — досадуя на чрезмерное усердие Барата, подумал Яков. Но, кажется, поверили. Яков услышал взволнованные голоса, торопливый топот ног. Да и как не поверить, когда человек с окровавленным лицом и руками лежит поперек седла.
Кто-то схватил лошадь под уздцы. Кайманов почувствовал, как его, тяжелого и громоздкого, стали приподнимать за плечи, стаскивать на землю. Скорбь Барата в этот момент достигла наивысшего предела. Он уже не подвывал и не кричал «Вох!», а только всхлипывал и временами икал.
Якова уложили на землю. Сквозь прищуренные веки он увидел в частой сетке ресниц мелькнувший перед ним белый халат.
— Яша, да что же это? — Трясущимися руками Светлана расстегнула воротник рубашки Кайманова.
Искренне жалея, что затеял всю эту историю, жалея Светлану и втайне радуясь вырвавшимся у нее словам, Яков открыл глаза и сел.
— Салям алейкум! — весело сказал он, считая, что Светлана сразу успокоится и посмеется над шуткой вместе с ними.
Барат птицей слетел с седла и, не таясь, захохотал во все горло, от удовольствия приплясывая вокруг Светланы.
В этот момент, словно выстрел, хлопнула пощечина. Спустя секунду — другая. Первым получил свое Яков, вторым — Барат.
— Безобразие!.. Дубины стоеросовые. Взрослые люди... Как вам не стыдно? — Светлана отчитывала их, гневно сверкая глазами.
Барат замер. Его лучший друг и сам он получили оплеухи! И от кого? От женщины! Вся гордость мужчины, гордость курда поднялась в нем на дыбы. С неукротимой решимостью схватился он за рукоять бичака. Вскочил на ноги и Яков. Но, едва взглянув друг на друга, оба поняли всю безнадежность своего положения: двое здоровенных мужчин, которым в пору шеи быкам сворачивать, наступали на женщину. Разве могли они ответить ей такими же пощечинами? Оба бросились ловить коней, спасаясь бесславным бегством.
В один миг Яков вскочил на коня, бросился догонять уже скакавшего во весь опор Барата. Поравнявшись, оба придержали коней, поехали шагом.
И дернула же их нелегкая так идиотски шутить! Одно дело в бригаде: хлопнешь ли приятеля по спине, придумаешь ли какую шутку — всем весело. А тут — женщина, да еще городская, да еще жена начальника заставы. Ай, как нехорошо!
— Это ты, Ёшка, во всем виноват. Зачем такую шутку придумал? Меня никто еще по морде не бил... — кипел Барат.
— Да, Барат, ты прав. Теперь еще и по другим аулам весть разнесут, — сквозь зубы процедил Яков. — И ты тоже хорош, — накинулся он на друга. — Если бы так не хохотал, ничего бы и не было.
— Где я хохотал? Я плачу! Не слезами, волчьими зубами плачу. Не могу я с бабой, женой Федора, драться...
— А здорово она тебя! — окинув взглядом пыхтевшего от уязвленного самолюбия Барата, сказал Яков. Сейчас он не мог простить Барату, что тот так веселился, когда первую пощечину Светлана отпустила ему.
— Тебя тоже здорово, — огрызнулся Барат.
Добрых полчаса ехали молча.
Там, где выбегавший из аула ручей снова пересекал дорогу, дали попить лошадям, умылись сами.
— Ёшка, скажи, дорогой, — трогая пальцами щеку, спросил Барат. — Что такое дубины сто... сто... Не могу, джанам, очень трудное слово она сказала...
— Стоеросовые? — подсказал Яков.
— Вот-вот, — подтвердил Барат.
— Спилишь арчу, ветки обрубишь, остается одно бревно. Это и есть дубина стоеросовая, — мрачно пояснил Яков.
— Ай, ай, Ёшка, плохо получается! — искренне огорчился Барат. — Выходит, мы с тобой все равно что дрова? А? Как думаешь?
— Дубины! — уточнил Яков.
Неожиданно ему все это показалось довольно смешным. Так дуракам и надо. Тоже «комедь» придумали! Получили по физиономиям, и бежать! И Яков неожиданно громко захохотал, вспомнив, как мгновенно стал серьезным Барат, получив пощечину.
Барат с недоумением посмотрел на друга. На мгновение у него снова сузились в гневе глаза, но, видно решив, что Ёшка смеется только потому, что ему стыдно, Барат промолчал.
Они выбрались к дороге на Дауган, откуда можно было попасть на заставу, чтобы, сдав коней, на попутной машине вернуться в бригаду.
Яков уже знал, в каком доме дадут ему квартиру. Решил заехать в поселок, посмотреть, чисто ли в комнатах, высохла ли побелка.
Каково же было его удивление, когда он увидел во дворе пару великолепных лошадей, запряженных в легкую коляску, а на пороге дома Ольгу, вытряхивавшую то ли коврик, то ли половик.
— Оля! Как ты сюда попала? Чьи это кони?.. — начал было Яков, но замолчал. На крыльцо вышел сияющий, видно, в прекрасном настроении, Флегонт Мордовцев. Солнце отражалось в его блестевших как зеркало, начищенных сапогах, мягкими бликами ложилось на тщательно выбритое лицо, веселыми зайчиками играло в волосах. Весь он, от новых, хорошо отглаженных брюк до усов, сиял так, словно только что сошел с плаката рекламы, а не с двуколки, на которой трясся по пыльной дороге добрых сорок пять верст. Яков знал цену этой вальяжной, несколько фатоватой внешности Флегонта: за ней как бы постоянно прятался умный, все замечающий, все понимающий, сильный человек. Правда, сейчас и этот выхоленный, словно сошедший с картинки умник, перед которым с детства робел Яков, лучился довольством и радостью. Кайманов на какое-то время поверил в искренность чувств отчима. Флегонту никакие пути не в запрет: заготовитель сена и фуража для конторы «Гужтранспорт» имел доступ и в пограничную зону.
— Бригаду твою сюда перевели, — обняв Якова и по-родственному облобызавшись с ним, ответил он за Ольгу. — Будете подпорные стенки здесь ставить. А я решил проведать вас. Доехал до щели Сия-Зал, смотрю, бригада палатки снимает. Раз такое дело, захватил Ольгу Ивановну с вещичками, и сюда!
Известие о переводе бригады к Даугану неприятно поразило Якова. Этого еще не хватало! Работать неподалеку от заставы — значит почти каждый день видеть Светлану! А после того, что произошло в ауле Коре-Луджё, ни он, ни Барат видеть ее не могли: не позволяло самолюбие.
