Анатолий Чехов - Чёрный беркут
— Ой, Барат, ты так спал, все приходили смотреть... Обескураженный Барат замолчал.
— Давай-ка, друг, вставай, отправляйся на охоту, — еле сдерживая улыбку, сказал Балакеши. — Посмотрим, как ты со своим бичаком добудешь козла. Хоть курочек налови!
Но в глазах Барата появилось недоверие: уж очень веселые физиономии у его друзей.
— Ай, Балакеши, ты, наверно, шутишь! Ёшка, скажи, друг, ходил я к роднику или не ходил?
— Не могу, Барат, сказать. Зубы болят, так болят, никакие слова не выходят, — отворачиваясь, произнес Яков.
— А-а, Ёшка! Ты тоже шутишь! Вон вода, что я из родника принес. — Он указал на керковый[25] куст, на одном из сучков которого был подвешен бурдючок с водой из родника Ове-Хури — «Водой Оспы». Барат все сделал так, как требовал обычай: набрав в роднике Ове-Хури воды, он, спускаясь по отщелку, не оглядывался назад, не думал о плохом, напевал веселые песни. Вернувшись в лагерь, не положил бурдюк на землю, а повесил на куст.
— Вот так я пришел, — словно проверяя себя, начал он вспоминать. — Вот так стоял. Вот так воду брал. Вот так воду нес...
Наклонившись вперед и упершись ладонью в бок, он показал, как нес воду. Друзья не выдержали, снова громко рассмеялись:
— Вот какой сон видел Барат, даже как воду нес!
— Ай-яй, Барат! Ну и Барат! Ох и хитрый Барат!
Но теперь Барата уже трудно было сбить с толку.
Окончательно восстановив в памяти, что на самом деле ходил к роднику, он потребовал, чтобы Яков и Савалан пошли с ним проверить следы.
— Вот, смотри, — разрыхлил Барат землю киркой и ступил ногой. На мягком грунте ясно отпечатался след его чарыка. Носок следа вдавился глубже пятки, на подошве — ни рубца, ни морщинки. — А теперь пошли, Ёшка, пошли, Савалан, к роднику. Если там есть мои чарыки, Ёшка на охоту за бараном идет.
Днем путь оказался гораздо ближе, чем ночью: через каких-нибудь полчаса все трое подходили к гаваху. Зная, что на сыром грунте у воды Барат обязательно найдет свой след, Яков не торопился идти к роднику. Он сравнивал, как выглядел отщелок в темноте и как выглядит теперь, днем. Вспомнил о подозрительном свисте сыча и вое шакала.
У самого гаваха тропу, по которой продирались они ночью с Баратом через кустарник, пересекал карниз, уходивший за скалу справа. Случайно бросив взгляд на карниз, Яков заметил белые черточки на плитняке: следы. Такие черточки остаются, если под чарык или сапог попадают мелкие камешки. А может быть, это ему только кажется, что следы? Он еще раз внимательно оглядел карниз, по больше ничего не обнаружил.
— Эй, Ёшка, смотри! Здесь еще кроме нас с тобой кто-то был! — воскликнул Барат. Теперь он уже не сомневался, что положил у родника свой бичак, а Яков унес его.
Влажный грунт вокруг был истоптан свежими следами. Барат, наклонившись, пытался в них разобраться.
— Вот! — опять заговорил Барат. — Это я стоял, здесь вот бичак лежал, а это ты пришел и взял его. А это вот — один, два, три, четыре... Четыре кочахчи были здесь.
Кайманов и сам уже понял, что ночью в гавахе были контрабандисты. На хорошо освещенном месте, недалеко от входа в гавах, он увидел след того самого чарыка, со шрамом на пятке, со стоптанным, повернутым внутрь носком, какой видел у палатки жены и на откосе русла селевого потока. Против этого следа ясно отпечатался след с характерным для кавалериста упором на наружную часть ступни. Больше вдавлена пятка, меньше — носок, но отпечаток следа четкий. Значит, человек стоял долго на одном месте. Что здесь происходило? Почему человек в чарыках со шрамом на пятке опять оказался в районе лагеря ремонтников? Кто стоял рядом с ним в такой маленькой, почти женской обуви?
— Эх, Барат, какие мы с тобой дураки! — огорченно воскликнул Яков. — В детские игры играли, а у родника целый табун контрабандистов прошел. Не пойму только, откуда здесь следы женщины.
— Нет, яш-улы, это совсем не женщина, — серьезно произнес Барат. — Тут был не молодой, но сильный мужчина: ноги ставит крепко, только немного больше на пятку. В горах так не ходят. Наверное, на равнине живет.
Кайманов проклинал себя за беспечность. Он попытался вспомнить все, чему учил его Карачун, чтобы определить давность следа. Но оказалось, что ночью совсем не обратил внимания на необходимые приметы. Был ли ветер? В какое время дул? С какой стороны? Была ля роса с вечера или пала только к утру? Да если бы и запомнил, какое это могло иметь значение здесь, в гавахе? Яков прошел по карнизу, снова увидел следы камешков, прочертивших едва заметные полоски по плитняку. Однако никак не мог определить, в какую сторону и когда прошли побывавшие здесь люди. Побежал на склон горы, по которому в щелях и впадинах дождевые потоки отложили ил и песок. В одном месте увидел ясный отпечаток следа человека, поднимавшегося в гору.
— Савалан! — обратился Яков к стоявшему неподалеку подрывнику. — Беги к палатке, пусть Балакеши сообщит на заставу: у родника Ове-Хури были контрабандисты. Мы с Баратом пойдем в преследование.
— Ай, ишак! Какой ишак! — принялся ругать себя Барат. — Шел, песни пел. Кочахчи еще на границе слыхали: Барат поет! Ай, как они смеялись над Баратом!
— Давай, Барат, давай скорей, — подгонял друга взбиравшийся вверх по склону Кайманов. «В преследовании, — вспомнил он слова Карачуна, — всегда думай за противника. Как бы ты поступил на его месте? Контрабандисты тоже хотят жить. Им надо быть хитрее нас с тобой...»
— Барат! Был бы я на месте кочахчи, я бы отсюда пошел к щели Кара-Зоу, пробрался бы к седловине Ак-Гядык, оттуда до границы рукой подать.
— Ладно, Ёшка, пошли, как ты говоришь. Ты — начальник, ты лучше знаешь.
Направление, которое выбрал Яков, думая за контрабандистов, в нескольких километрах от границы пересекало пограничную дозорную тропу. План был прост: напрямик достичь тропы, предупредить наряды, которые могли там оказаться, и постараться отыскать след маленького чарыка или чарыка с трещинкой на пятке, с носками, повернутыми внутрь.
— Давай, Барат, давай! Упустим кочахчи, Карачун ругать будет! Давай быстрей!..
— Ай, Ёшка, даю. Так даю, душа сейчас выскочит. Только архары да козлы так по горам дают.
Больше часа бежали они напрямик по каменистым склонам то в гору, то под гору. Нещадно палило солнце. В глазах у Якова стоял красный туман. Мокрая от пота рубашка прилипла к спине. Сердце стучало гулко, ударами молота отдавалось в висках. Винтовку, хлопавшую сначала по спине, Яков держал теперь в руке. При его росте и силе винтовка — не помеха в беге. Тем не менее Барату, вооруженному лишь ножом, было легче. Ноги невысокого крепыша с детства были приспособлены к лазанию по горам и обладали такой силой, что без всякого затруднения несли его на самый крутой склон. Якову приходилось напрягать усилия, чтобы поспевать за товарищем.
Последний подъем. Вот и тропа, по которой проезжают конные пограннаряды.
— Иди, Барат, направо, я — налево, смотри следы, — приказал Яков. Еще минут пять бежали они в разные стороны, отыскивая место, где тропу пересечет знакомый след.
Как понял Яков, пограничники здесь проезжали, но когда, он не мог установить. То ли сегодня ночью, то ли раньше лошади оставили отпечатки копыт. Следов контрабандистов нигде не было. Но слева по склону Яков заметил груду камней. За такими же камнями сидели они с Карачуном, когда приняли черепах за нарушителей. Яков решил осмотреть это естественное укрытие.
Держа винтовку перед собой, он осторожно приблизился к камням. И хотя там никого не оказалось, нетрудно было догадаться, что совсем недавно за камнями кто-то прятался. Все говорило об этом: и сдвинутый булыжник там, где, наверное, был локоть человека, и сухие стебли травы, оборванные, вероятно, носком чарыка, и примятый, увядший цветок гули-кона. Контрабандисты, видно, оставались здесь довольно долго уже после того, как проехал наряд. Яков наклонился и едва не крикнул, чтобы позвать Барата, увидев в тени на камне окурок папиросы, обгоревший до самого основания. Осторожно развернув его, отметил про себя, что там, где губы человека касались мундштука, бумага была еще влажной. Значит, нарушители были здесь десять — двадцать минут назад, не больше. В сторону границы прошли совсем недавно. Вскочив на камни, Кайманов махнул рукой Барату и устремился вверх по склону к гребню. Едва поднявшись на гребень, в полукилометре от себя увидел трех быстро шагавших нарушителей. Один из них был с винтовкой.
— Дур! — громко крикнул Яков.
Все трое оглянулись и, как по команде, вдруг побежали.
Силы Якова иссякли. Он понял, что догнать контрабандистов не сможет. «Первый выстрел вверх», — вспомнил он инструктаж начальника заставы. Выстрелил. Контрабандисты продолжали бежать. Яков распластался на камнях, пустил еще одну пулю поверх голов кочахчи.
Двое нарушителей уже пересекали линию границы.
