Эндрю Каплан - Homeland. Игра Саула
– Идите общаться, вы, двое, – произнес он и удалился.
– Он чей-то родственник, что получил эту должность? – спросила Кэрри, хватая бокал шампанского с подноса у проходившего мимо официанта.
– Родственные связи ему не нужны, – ответила Салли. – Спасибо рассаднику тунеядцев Итону, колледжу Святого Павла и оксбриджской банде. Старина Саймон Данкан-Джонс просто шел по предписанному ему пути. У вас, янки, демократы и республиканцы меряются письками, а у нас враждуют классы. Если не скажу, то вы и не узнаете, что я окончила Ланкастерский колледж со степенью бакалавра первой степени. Не то чтобы это имело значение… Шишки в Лондоне иногородние вузы даже не признают. Герри, дорогой, мы с Энн отлучимся в уборную.
Сказав это, она отвела Кэрри в сторонку.
– Ой-ой, – подразнил ее Герри, – я прямо тут разверну британский флаг и буду размахивать им, если хоть кому-то есть до вас дело.
Он взял с подноса у проходившего мимо официанта канапешку и принялся помахивать ею в воздухе.
Салли вывела Кэрри прочь из шумного холла и направилась по длинному коридору к Toilettes des dames[18].
В уборной достала бонг, заправила его черным комочком гашиша и закурила. Сделав глубокую затяжку, передала бонг Кэрри. Вставило моментально, стоило вдохнуть наркотический дым. Гашиш, шампанское, отсутствие клозапина… Никакой боли.
Кэрри улыбнулась своему отражению в зеркале. Красотка, в отличном платье – единственном любимом черном мини. Красавица Кэрри. Хотя нет, она – Энн. Ты что это, Кэрри, расслабилась? Забыла легенду? Когда-то давно на Ферме Саул наставлял их: «Легенда – это вам не временное прикрытие, это – вы». Кэрри отвернулась и, выудив из сумочки таблетку клозапина, проглотила ее, запила водой из-под крана.
– Что у тебя там? – спросила Салли. – Что-нибудь веселенькое?
– У меня диабет, – соврала Кэрри. Она давно усвоила: отмазки типа «это от живота-головы» только провоцируют людей, и те просят одну штучку, попробовать.
– А-а… Ну ладно, милочка, колись: что на самом деле случилось в этой дыре, в Дамаске? – спросила Салли, делая еще одну глубокую затяжку и выдыхая отдающий плесенью дым.
– Добро не остается безнаказанным, – ответила Кэрри. – Хотела помочь кое-кому, а мне официально дали по рукам и сослали сюда, поразмыслить над прегрешениями.
– Хорошо еще, только по рукам шлепнули, – заметила Салли, присматриваясь к ней.
– Да уж. – Кэрри вспомнила голые каменные стены камеры для допросов близ станции Эль-Хиджаз, мужика в костюме, торчащий у него из штанов член… Кэрри моргнула, прогоняя воспоминания. – А что Герри? Здесь для него тоже перевалочный пункт?
– Герри, говоришь? – хихикнула Салли. – Вот уж не думала, что твои вкусы распространяются на таких, как он, дорогуша. Хотя, между нами девочками: отыскать в этих краях приличный член, обрезанный или – что куда реже – необрезанный, который хотя бы не воняет кебабами, проблематично. Еще сложней найти того, кто, владея таким агрегатом, знает, как им пользоваться. Надо быть очень осторожной: в том, как одеваешься, как двигаешься. Особенно с турками. Стоит пожать местному мужику руку, и он уже считает это приглашением шлепнуть тебя по заду.
– Как вообще дела в Стамбуле? Как вам здесь?
– Как и тебе, наверное. Будем честны с собой: Стамбул – это, может, и международный город, но в политическом плане он – городишко-импотент, а то и вовсе педик. Посольство – в Анкаре, там вся веселуха, правда, никому уже не весело. Вашингтон, Пекин, Москва – они там не решают. Решают яйца. М-м-м, какая у тебя гладкая кожа. – Салли подошла ближе, провела пальцем по щеке Кэрри. – Когда-то и у меня такая была. Теперь я больше похожа на черепаху. Диву даюсь, как мужики от меня в страхе не разбегаются.
У Салли были красивые ярко-синие глаза.
– Ты все еще привлекательная женщина, – сказала Кэрри, беря ее за руки. Казалось, еще чуть-чуть – и они поцелуются. Интересно, это из-за гашиша, из-за того, что клозапин еще не подействовал? Или из-за всего, что произошло после Сирии?
– Врушка, – сказала Салли. – Очень милая, молодая, американка и лгунья… Но все равно спасибо, дорогуша. Да мне уже, в принципе, все равно. Для меня Стамбул – последняя станция на пути к ПНХ и пенсии. На самом деле здесь – даже неплохо, напрягает только то, что турки постоянно лапают за зад. А так – экзотическая страна, чудесные блюда… Вот вернусь в Ланкастер или в Лидс, отсосу какому-нибудь счастливчику, пока он не скажет: «Вы приняты», и стану одной из тех старых теток, что рассказывают маленьким барышням скандальные истории. Правда, в моем случае, – она подмигнула, – я не скажу ни слова лжи.
– А что Герри?
– Герри – ПНГ, с ним все кончено.
– ПНГ?
– Ой, прости. Персона нон грата. В нашем мирке принят собственный жаргон. Прости, прости…
– Чем он такое заслужил? Его тоже выперли из Сирии? У нас в Америке за такое можно медаль получить.
– Понятия не имею. Все думают, что Герри – из МИ-6, но разговаривать об этом как-то не принято. Нет, дорогуша, что бы он ни натворил, дело не в Дамаске. Его поезд сошел с рельс задолго до того, – задумчиво проговорила Салли. – Само собой, Саймон Ду-Ду ненавидит его всеми фибрами души. Никто, правда, не понимает, как Саймон еще не уволил Герри. – Тут она резко посмотрела на Кэрри. – С хрена ли ты так заинтересовалась им? Он не богат, дорогуша, да и не красавец, так ведь?
– Да уж, не фонтан, – пожала плечами Кэрри. – А что такого, кстати? Я ведь, кроме вас и пары человек в нашем консульстве, никого в Стамбуле не знаю.
– Герри – педик. – Салли поморщилась. – Жоподрал Герри.
Не-ет, дело не только в этом. Салли неспроста на него ополчилась.
Дернув напоследок еще гашиша, дамы вернулись в холл. Герри присоединился к ним у стойки с гостевой книгой. Выглядел он, будто школьник, готовый сбежать с уроков под любым предлогом. Кэрри огляделась. Было одиннадцать ночи – детское, по стамбульским меркам, время: гостей все прибывало.
– Как вам soirée, mes amis?[19] – спросил их темноволосый француз за стойкой.
– Чудесно, – ответила Кэрри и написала в гостевой книге: «Лучшая вечеринка сезона».
– Formidable[20], – произнес Герри, оставляя отзыв: «Incroyable»[21].
– Саймон Данкан-Наше-Все-Джонс обозлится, узнав, что ты ушел так рано, – предупредила Салли.
– Вот и отлично, – ответил Герри. – Утром может разыграть пантомиму с головомойкой для меня. Пусть потренируется на сраных лягушатниках.
– Ну и козел же ты, Герри, – сказала Салли и, развернувшись, пошла обратно в главную комнату.
Кэрри, помедлив немного, покинула посольство следом за Герри. Они встали у входа, на оживленной улице в свете витрин близлежащих магазинов. Над улицей висели провода с гирляндами; мимо проехал красно-белый трамвай.
– Думаю, наша Салли попытает счастья с тем французиком за стойкой, – сказал Герри.
– Чего она так взъелась на вас? – спросила Кэрри. – Вы что, отшили ее?
Герри молча пошел вдоль по улице. Кэрри решила не отставать.
– Черт. Так я угадала? Она хотела трахнуть вас, а вы сказали: отвянь, сучка. Так, да?
Герри встал и посмотрел на нее. Их обтекала совершенно безразличная толпа людей, в основном турок.
– Салли мне нравится. С ней уже сейчас можно коротать вечера, сидя у камина, так что ей не стать старухой в заштопанном свитере, которая живет с тридцатью кошками. Однако, entre nous[22], мне такая жена даром не нужна. Куда мы сейчас?
– Привыкнуть ко всему можно, – возразила Кэрри. – Способ должен быть.
– Что вы мне секрет не раскроете? У меня столько раз перед носом бабы, казалось бы, на все согласные, хлопали дверью. – Он пристально посмотрел на нее. – Какая-то вы потерянная. Куда хотите пойти?
– Не знаю, – ответила Кэрри. – Я накурилась.
Они невольно последовали за толпой в сторону площади Таксим.
– Выпить не хотите? На площади есть вполне себе приличный ирландский паб.
– Нет, спасибо. Хватит с меня несносных британцев на сегодня, – покачиваясь, ответила Кэрри. – Ой, – осеклась она, – я не вас имела в виду.
– Еще как имели, – возразил Герри. – Ничего, все хорошо. Мы ведь и правда несносные. Варимся в бульоне генерального консульства из собственных соков, которые нас же и отравляют.
Кэрри остановилась.
– Да нет же, я вас не имела в виду. – Она посмотрела на Герри, на подсвеченный гирляндами нимб его неопрятной шевелюры. – Я говорила про вашего сволочного босса Саймона Дункана-Пукана, или как он там себя величает… – Она коснулась руки Герри. Ведь и в Стамбул-то она приехала с одной целью: остаться с ним наедине, поговорить. – Хочу к вам.
Что-то у него в лице переменилось: глаза? морщины на лбу? Он вдруг помолодел, стал привлекательней. Кэрри ясно ощутила присутствие прохожих; свет огней сделался ярче. Ну прямо Нью-Йорк или Лондон. Уличный торговец продавал симиты, турецкие бублики, зазывая: «Simit! En iyi![23]»
