Юрий Дольд-Михайлик - Гроза на Шпрее
Джузеппе приближается к кабинету, насвистывая «Кукарачу». Вот его шаги как будто отдаляются, затихают. Наверно, он остановился, раздумывая — идти дальше по коридору или подняться наверх, в свою комнату.
«Неужто пронесет?.. — Григорий затаил дыхание. — Нет, все-таки идет сюда».
Продолжая насвистывать, Джузеппе открывает дверь, не спеша делает несколько шагов, и вдруг свист обрывается.
Григорий понял — Джузеппе бросился к столу. Теперь он возвращается, подбегает к стеллажу с открытым тайником.
— Силы небесные! Что это значит!
Григорий потом сам удивился, как в критический момент сливаются воедино мысли и движения.
Не успел Джузеппе оглянуться, а Гончаренко уже стоял у него за спиной, с наведенным фотоаппаратом в руке.
— Вы сошли с ума? Что вы делаете? — вскрикнул пораженный секретарь Рамони, не успев даже отнять руки от дверцы тайника.
— Хочу увековечить вашу фигуру на фоне этой пикантной обстановки, — с издевкой бросил Григорий и дважды щелкнул аппаратом. — Уверяю вас, снимок будет очень эффектным.
— Я только что вошел.
— А успели немало.
Лишь теперь Джузеппе окончательно пришел в себя и сообразил, в какую сложную ситуацию попал.
— Вы негодяй, Шульц! Это дело ваших рук. Одно ваше присутствие в пустом доме говорит само за себя. Где Лидия?
— Я послал ее за сигаретами. Только и всего.
— Ага! Выходит, вы нарочно удалили ее из дому. Еще одно доказательство вашей вины.
— Вы плохо разбираетесь в юриспруденции, Джузеппе! Доказательство — вот оно. — Григорий поднял фотоаппарат. — Как бы это сказать, вещественное, зафиксированное на пленке. А у вас что? Слова! Одни слова, их легко опровергнет фотоснимок.
— Вы мерзкий шантажист, Шульц! И я докажу это! Существует логика событий…
— Но-но… потише на поворотах! Что касается логики, то это оружие обоюдоострое. В наше время некоторые документы — те же деньги. Почему же вам не воспользоваться удобным случаем?
— Ага, вот оно что! — сжимая кулаки, Джузеппе вплотную подошел к Григорию. — Я сейчас этими вот руками…
— Довольно! Надоело! У меня пистолет, понимаете? И если дойдет до насилия…
Они стояли, почти прижавшись друг к другу, бледные, разъяренные.
«Черт побери! Так сгоряча, я действительно могу… пора переводить разговор на другие рельсы… Несчастный. Ну какого черта ты свалился мне на голову!».
— Вот что, Джузеппе! — Григорий вынул руку из кармана и отошел к столу. — Наша словесная перепалка ничего не даст ни вам, ни мне. Мы можем договориться, не прибегая к кулакам и пистолету. Предлагаю сейчас, пока не вернулась Лидия, привести все в порядок, а потом побеседуем о наших взаимоотношениях. Предупреждаю, нападения с тыла я не прощу!
Спокойно повернувшись, Григорий стал складывать документы. Джузеппе мрачно наблюдал за его неторопливыми движениями.
— Ну вот, можно прятать. Уложите, пожалуйста, все в тайник и поставьте полку на место.
— С какой стати, чтобы вы еще раз сфотографировали меня?
— Два снимка или три, какое это имеет значение? Впрочем, если вы так боитесь… — Григорий сам спрятал бумаги, осторожно положил руку на секретный замок.
Позади послышалось тяжелое дыхание Джузеппе.
«Неужели хочет ударить? Схватить пресс-папье и…».
Гончаренко быстро оглянулся. Нет, секретарь стоит спокойно. Во взгляде нескрываемое любопытство. Глаза прикипели к рукам Григория. Выходит, не знал?
— Все! Теперь можно сесть и побеседовать. Чему вы так саркастически улыбаетесь? Догадываюсь, хотя советовать вам что-либо пока еще рано. Ведь мы только начинаем разговор.
Представьте себе, в замке у старого графа, где я жил, точнехонько такой же тайник. Старик сам мне его показывал, предоставив одну из комнат в полное мое распоряжение. Совершенно ясно, что этот тайник сделан по уже готовому образцу. Вот почему я так быстро сообразил, как он запирается.
Взгляды двух людей скрестились: спокойный, насмешливый Григория и лихорадочный, преисполненный ненависти — Джузеппе.
— Вы, Шульц, очевидно любите игру в кошки-мышки?
— Наоборот, терпеть не могу! И поэтому признаюсь: тайник открыл я.
— Ого! Какое смелое признание! Можно подумать, что я не знал с самого начала. Непонятно другое: зачем вы разыграли весь этот фарс?
— Неужели не догадываетесь? Чтобы обезвредить вас. И если вы обмолвитесь хоть словечком Рамони или кому-либо еще о том, что вы видели здесь, два снимка — учтите, в разных ракурсах…
— Это моральное насилие, Шульц!
— Всего лишь вынужденная предосторожность. И чтобы не обременять вашу совесть излишними раздумьями морального порядка, могу объяснить свое поведение.
— Знаете, Шульц, вы начинаете меня интересовать. Столь ловко свалить все с больной головы на здоровую и держаться так самоуверенно и спокойно…
— Профессия, Джузеппе! Как вам известно, я выученик школы «благородных рыцарей». Кстати, мой чрезмерный интерес к документам синьора Рамони связан именно с нашей школой. Видите ли, даже интересы единомышленников, к сожалению, не всегда совпадают. Так произошло и у меня с вашим уважаемым патроном. Наша разведка сильно обеспокоена тем обстоятельством, что Рамони несколько легкомысленно хранит у себя список фамилий видных деятелей национал-социалистской партии рейха, в свое время переправленных с помощью итальянцев за границу. Нам желательно, чтобы эти списки были уничтожены, а след наших людей затерялся. Этого требуют правила конспирации и планы, которые мы составляем, исходя из наличия сил на местах. Вот почему мистер Думбрайт возложил на меня это несложное, но очень неприятное задание. Оно нисколечко не задевает интересы вашего подпольного движения, МСИ и разных других организаций того же толка, а наши — защищает… Итак, заключим джентльменское соглашение о молчании или нет?
— Вряд ли такое соглашение можно назвать джентльменским. — Тень усмешки промелькнула в глазах Джузеппе, и это обеспокоило Григория.
— Называйте наше соглашение хоть пиратским… Для меня важно одно — ваше молчание. Если вы его нарушите, я буду безжалостен, предупреждаю честно.
— Вы взяли списки. Рамони может это заметить. Тогда подозрение падет на меня. Все равно топор повиснет над моей головой.
«Идиот, как же я не учел это, придумав такую версию? Хотя…»
— В школе мне вручили фальшивые списки, и я заменил ими подлинные. Кто-то из наших людей в свое время их сфотографировал, так что Рамони не заметит подмены, — убеждал Григорий, зная, что сфотографированные списки лежат на месте.
Джузеппе снял очки и потер виски. Без стекол глаза его казались совсем беспомощными. Часто моргая, как все близорукие люди, когда они без очков, секретарь после минутного раздумья выдавил из себя согласие.
— Что же, обещаю молчать. Иного выхода вы мне не оставили.
Неподалеку от виллы Рамони Григорий встретил Лидию. Вид у нее был встревоженный.
— Все хорошо. Не волнуйтесь! Он ничего не заметил. Мы побеседовали и дружески распрощались… Вечерком загляните к Матини, вместе с ним поедете к Агнессе Менендос, поможете ей собраться. О том, что я в Риме, ни гу-гу! Эти кассеты передадите вашим друзьям. Я считаю, что самое важное мы с вами сфотографировали.
— Правда? — обрадовалась Лидия.
— Конечно! — так же радостно ответил Григорий, хотя сердце у него ныло, словно в нем засел осколок.
Только он знал, что в аппарате, направленном на Джузеппе, не было пленки.
Подкова счастья
За окном сверкали огни Милана. Поезд, хриплым гудком оповестив город о своем прибытии, щелкнул стальными мышцами и остановился у перрона, отфыркиваясь после продолжительного бега по трудным дорогам Ломбардии. И тотчас в вагон хлынул шум волнующейся толпы — это темпераментные миланцы встречали своих родственников, друзей и знакомых.
Отказавшись от услуг навязчивого носильщика, Вайс подхватил свой чемодан и, потолкавшись среди прибывших, вышел на привокзальную площадь. Здесь тоже бурлила жизнь, но господствовали тут уже не пешеходы, а машины. Они подъезжали друг за другом, гостеприимно распахивали перед пассажирами дверцы. Вайс взял такси и, приказав отвезти себя в недорогую гостиницу, удобно устроился позади водителя, откинул голову на спинку сиденья и в который уже раз принялся обдумывать план действий.
«В Донго надо приехать, конечно, днем и поселиться в частном пансионе, выдав себя за туриста. День-два послоняться по городку, как следует изучить местность и только потом начать действовать. Если посчастливится осуществить задуманное, — немедленно в Западный Берлин… Нет, лучше в Лиссабон. Он, словно муравейник, кишмя кишит разведчиками всех мастей и рангов, там будет значительно легче найти нужного человека. А потом… потом куда-нибудь в Южную Америку… Подальше от Думбрайта и Нунке… Новый паспорт стоит каких-нибудь сто-двести долларов. Тогда — ищите ветра в поле».
