Стив Сомер - Кумир
— Ах да, совершенно верно,— сказала она, откинулась на кушетке и запрокинула ногу в черной лодочке на спинку. При этом юбка ее задралась и стал виден край чулка и черная подвязка пояса.— Я вспомнила былые времена. Чем мы с тобой иногда занимались.
Нарочитым движением она еще выше подняла юбку, чтоб ему стало видно, где она сбрила волосы.
— О,— выдохнул Томми.
Она провела пальцем между ног.
— Иди сюда, Томми,— позвала она.— Докажи, что ты и в самом деле меня хочешь.
Он поставил на столик виски и опустился на колени перед кушеткой. Он припал к ней губами, а она гладила его затылок и чувствовала, как все дрожит в нем от предвкушения.
— Ты весь горишь. Разогрей и меня.— Но потом передумала, мягко отвела его голову и вскочила.— Подожди, я и правда приготовила тебе сюрприз.
Он так и остался на коленях перед кушеткой. Она расстегнула на юбке молнию, юбка упала, она перешагнула через нее. Скинула блузку. И осталась перед ним в черной вуалетке и черных чулках на поясе. Он вытер рукой мокрый рот и, тяжело дыша, глядел на нее покрасневшими глазами.
— Пойдем,— позвала она и взяла его за руку, помогая подняться. Но повела не в спальню. Вместо этого она отворила дверь, ведущую в подвал.
— А там что?
— Я подумала, нам не помешает маленькое приключение.— Она держала дверь приоткрытой.
Внизу горела свеча, освещая последние ступеньки лестницы. Рядом на бетонном полу был расстелен плед, на нем лежали кожаные ремни.
— Господи! — чуть слышно произнес он.
— Не бойся. Тебе понравится, когда войдешь во вкус.
Салли пошла вниз впереди него, а он не спускал глаз с волнующей игры ее ягодиц. Она оглянулась, и он залюбовался ее вожделенными формами в черном обрамлении. Она уронила руку вдоль живота, между ног.
— Иди,— позвала она.— Иди, Томми.
Но он словно замер на месте, не в силах оторвать взгляд от желто-красных бликов свечи, игравших на ее коже.
— Ну иди же!
Наконец он, ступень за ступенью, сошел вниз. В подвале было промозгло, темно и тихо. Когда глаза привыкли к мраку, он понял, что находится в своего рода игровой комнате. Правда, для игр более темных, чем даже он мог себе представить.
— Что это за комната? — спросил он.— Салли!
Тут свеча вдруг погасла.
— Салли!
Что-то вспыхнуло на верхней площадке лестницы возле открытой двери, впускавшей косой луч дневного света.
— Салли! Что за…
12.20.
Спикер Чарли О'Доннелл устроился в углу дивана, что стоял в Овальном кабинете. Он был без пиджака, рукава рубашки засучены, знаменитый черный блокнот, открытый, лежал на коленях. Пэт Флаэрти, в обязанности которого входил подсчет голосов, рассортировал длинные ленты, выданные компьютером, и нажал на кнопки своего микрокалькулятора. Когда Флаэрти подбил итог и вынул ленту, О'Доннелл сказал:
— Семьсот семьдесят восемь.
Сам Флаэрти остался безучастным.
— Да? — удивился президент, он сидел за своим столом и наблюдал за обоими.
— Точно,— сказал Флаэрти.— Просто поразительно.
— Люди мыслят практически,— заметил О'Доннелл и закрыл свой черный блокнот.
— Что показывают эти данные? — спросил президент.
— В первом круге тебе не выиграть, Сэм,— ответил О'Доннелл.— А вы согласны, сэр?
Флаэрти пожал плечами.
— Мистер спикер, мой компьютер не умеет выдавать подобную информацию. Не то я бы сам остался без работы.
— Хорошо, Пэт,— сказал президент.— Большое спасибо.
Флаэрти собрал свои бумаги и вышел. О'Доннелл откинулся на диванные подушки.
— Печальные настанут дни для партии, попади она в руки такого негодяя, как Уикерт,— произнес он.— У тебя был разговор с Истменом?
— Да.
— Ну и? Что же дальше?
— Что дальше, остается тайной между Дэном Истменом и его совестью.— Президент обошел свой стол и встал напротив О'Доннелла.— А Уикерт бросил тебе вызов, не так ли? Мол, не быть тебе больше спикером.
— Вызов я принял еще раньше. Уже многие ретировались с расквашенным носом.— О'Доннелл сел прямо.— Но серьезные.неприятности грозят именно тебе, Сэм.
— Мне?
— Если ты не возьмешь Фэллона… Понимаешь, они просили, чтобы я уговорил тебя не искать самому кандидата в вице-президенты…
— Понимаю,— президент кивнул.— Значит, ты меня просишь об этом?
— Я только передаю просьбу.
— Передаешь и сам просишь?
— Только передаю,— повторил О'Доннелл.
— А что бы ты посоветовал?
— Если ты не возражаешь, Сэм, я бы предпочел, чтобы этим занялся Лу Бендер.
— Его нет в городе. Уехал по делам.
— Не самый удачный день он выбрал, чтобы уехать из города.
— Полагаю, это было необходимо.
— Понимаю.— О'Доннелл с усилием поднял с дивана свое грузное тело.— У меня есть совет, только боюсь, он тебе не понравится.
— Фэллон?
— Да, Фэллон. А теперь, Сэм, послушай меня. Дело вот в чем: они хотят предложить ему выступить с главной речью на съезде.
— Без моей санкции?
— Ах, Сэм, ну как ты не понимаешь? На черта им теперь твоя санкция? Они считают, что один ты на выборах не победишь, значит, можно тебя унизить.
— Так к черту их всех,— сказал президент.
— Сэм, и все-таки они дают тебе шанс. Воспользуйся им.
— Какой шанс?
— Выкинь Истмена и сделай завтра вице-президентом Фэллона. Он не сможет отказаться. Ведь ты ему предложишь работу, а не выдвижение на должность. А потом на съезде вы оба будете в одном списке кандидатов, и всех это устроит.
— Всех, кроме меня.
— Сэм… Сэм.
— А теперь, Чарли, ты меня послушай. Я не собираюсь отдавать страну Терри Фэллону.
— Ах, Сэм, будь благоразумен. Если ты сам не возьмешь его в вице-президенты, они легко смогут тебя обойти и выдвинуть кандидатом на пост президента именно его. Подумай об этом, дружище.— О'Доннелл пересек комнату и остановился перед Бейкером.— Со своим докладом он выступит по американскому телевидению. Произнесет зажигательную, многообещающую речь, и делегаты придут в восторг. Да он спокойно перешагнет через тебя или раздавит, как букашку. Словом, либо ты сделаешь Терри Фэллона вице-президентом, либо, я предсказываю это, партия выдвинет его кандидатом на пост президента. А в этом случае разве что сам господь бог не впустит его в Белый дом.
Какой-то миг президент стоял не двигаясь. Потом поднял руку ко лбу и потер костяшками пальцев висок.
— Сэм, ты должен проявить благоразумие,— сказал О'Доннелл.
— Не могу я так поступить, Чарли, не могу. И не стану.
— Они собираются затребовать заключение о вскрытии,— сказал О'Доннелл.
Президент вскинул на него взгляд:
— Что?
— Заключение о вскрытии трупа Мартинеса. Они хотят настоять, чтобы им показали его. И если выяснится, что Мартинесу вводили вирус СПИДа, могут потребовать расследования и… и судебного разбирательства.
Президент опустился на диван.
— Стало быть, они решили бить этим козырем. Если я принимаю Фэллона, все в порядке. Если же нет, начнется охота на ведьм.
О'Доннелл засунул руки в карманы.
— Да,— сказал он.
Президент сел на диван и молча уставился в стену.
— Поменяешь решение? — спросил О'Доннелл.
— Нет.
— Сэм, продумай все еще раз. Ну хотя бы пообещай мне, что подумаешь.
— Чарли,— сказал президент,— ни о чем другом я и не думаю.
О'Доннелл вздохнул. Спустил рукава рубашки, взял свой пиджак и натянул его.
— Мне очень жаль,— сказал он.
— Мне тоже.
О'Доннелл вышел.
13.00.
Столовая в доме из бурого камня на 82-й стрит в Восточном Манхаттане являла собой некую эклектическую драгоценность. На стенах маслом был воспроизведен сад виллы Медичи. Круглый стол зеленого мрамора был сервирован на пять персон прекрасной посудой из бронзы и позолоченного серебра, а также изделиями из тонкого венецианского стекла. Еще на нем стояло блюдо из датского фарфора, расписанное цветами. Льняную скатерть украшали бельгийские кружева. На стенах висели четыре полотна известных старых мастеров. Прежде чем сесть, Лу Бендер все это мысленно оценил, определил время создания и внес в свой воображаемый каталог.
Поразительно, подумал Бендер, усаживаясь, отчего это коллекционированием самых дорогих и изысканных вещей занимаются самые продажные из людей? Однако собравшиеся за этим столом четыре персоны, представшие перед ним, оказались даже интересней этих картин. Лукас Макдугал, пятидесяти лет, глава корпорации, сам пробил себе дорогу в империю радио, телевидения и журналов. Оливер Грейзмен, маленький, смуглый, лет сорока, бизнесмен-электронщик, сумел выиграть раунд в соперничестве с японской технологией. Шестидесятипятилетний Роджер Уэйнрайт, новоявленный плутократ, начинал с продажи вразнос мелких радиотоваров, а взлетел в кресло председателя третьей по величине телекомпании. И наконец, Хэлси Брутон, всего тридцати семи лет, унаследовал одну из самых престижных газет, обладатель самого большого, среди присутствующих, состояния, появившегося благодаря некой услуге, оказанной его прапрадедушкой президенту Гроверу Кливленду в 1894 году.
