Энди Оукс - Глаз дракона

ТРИ МИНУТЫ ТРИДЦАТЬ ДВЕ СЕКУНДЫ.

Это не Смесь № 2, иначе смерть бы уже завязала свой узел. Убийца, который не убивает? Толчок паники приковывает его к месту. Лекарство должно убивать, но не убивает? Его увозят. Увозят.

Его вывозят из здания терминала. Он ремнями пристёгнут к стальной каталке. На её тонких листах хрома видно вытянутое отражение ясного синего неба.

ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕКУНД.

А теперь осталась одна чистая паника. Безграничная. Бездонная. Наполняет всё, что удерживает его в жизни, и жизнь в нём. Увозят… куда?

— Укажите на него, а потом наблюдайте будто с небес, — сказал товарищ. Да, он был прав, но она всё равно жалеет об этом. Стена стекла. Барбара идёт вдоль, медленно, а внизу хромированную каталку загружают в салон скорой помощи.

В Пекинском Военном Госпитале уже провели тесты на совместимость тканей. Реципиент его почек уже ждёт. Генерал армии. Местный высокопоставленный партийный функционер. Они связаны линией жизни длиной в сто тридцать пять лет. В Медицинском колледже Гуанчжоу Чжуншань лежит человек, которому достанутся роговицы. Бизнесмен из Гонконга со вскрытым бумажником. Доллары льются непрерывным, неослабевающим потоком. Оба пациента настаивали только на одном условии. Почки, роговицы, которые им пересадят, они должны быть свежими. Живыми.

Увозят. Увозят.

— Укажите на него, а потом наблюдайте будто с небес, сказал товарищ. Да, он был прав, но она всё равно жалеет об этом. Этого мало. Что бы с ним не сделали, этого мало.

Глава 45

Неделю спустя

Десять уборщиков со швабрами в руках одним рядом движутся по полу аэропорта. Проход на восток… проход на запад. Проход на восток… проход на запад. Половина громадного пола затёрта до серого цвета. Половина пола — зеркальное озеро отражений. Лампы дневного света. Табло. Неоновые указатели. Как будто кусок мира ни с того ни с сего вывернули наизнанку.

Так рано… первый утренний рейс. Пассажиры отфильтрованы, освобождены от крутящихся лент с багажом, досмотра таможенников в погонах и островерхих шапках, и паспортного контроля. Все, кроме одного. Час спустя стальные двери разъезжаются в стороны. Появляется человек. Один. Идёт через служащих; свидетельство их работы навсегда отпечаталось на разрешении на перемещение по стране. Чёрные штемпеля на белом. Красные на белом. Зелёные на белом. На миг он останавливается и оборачивается. Аккуратно складывает бумаги и убирает во внутренний карман. Потом он идёт дальше, уже быстрее, пересекает ряд уборщиков под углом в сорок пять градусов. Сходит с сырого участка на сухой. Прямая цепочка следов тянется к дальнему выходу.

Одинокая машина припаркована на подъездной дорожке. Через конденсат, затуманивший лобовое стекло, он сразу узнаёт одинокого пассажира. Узнаёт блок сигарет, толстый и с острыми углами, выпирающий сверху хозяйственной сумки. «Мальборо». Яобань уже нашаривает коробок спичек.

Несколькими рывками опускается окно. Он подталкивает его толстыми пальцами.

Разглядывает лицо прилетевшего. Шрамы вокруг глаз, рта, носа. Правая рука и запястье закатаны в гипс. И его поза… как он двигается. Нашёптывает о тёмных комнатах. Железных кроватях. Дубинках из твёрдой, чёрной резины. И вопросах, всё время в одних и тех же вопросах.

— Бляяяяххххха.

Как вздох.

— …что случилось, Босс, въебались в дверь?

Пиао вытаскивает блок сигарет из сумки и бросает на колени Шишке.

— В кучу дверей. Причём неоднократно.

Целлофан, картон… летят на пол. Спичка… вспыхивает. На кончиках двух сигарет появляются огоньки. Яобань передаёт одну старшему следователю. Некоторое время, не считая секунд… они молчат. Дым вьётся вокруг Пиао плавающим знаком вопроса.

— Куда вас занесло, Босс? Я пытался навести справки, но даже когда предложил пару бутылок японского виски, ни одна сука не распустила язык.

Молчание. Впервые Пиао замечает свободу. Сначала большие вещи, кусками. Холод. Небо. А потом мелочи, крошками. Мусор в канаве. Отрыжку десяти тысяч заводских труб.

— Так где вас носило, Босс?

Пиао глубоко затягивается бычком «Мальборо», задерживает дым. Столько всего задерживает внутри. Лёгкие горят. Он обходит седан спереди. Открывает дверь и забирается внутрь. Прячет боль, насколько может. Всегда прячет боль.

— Хейвен. Ушёл от меня. Я не смог его убить.

— Ну, Босс, кто-то его таки… того…

Яобань хлопает по конверту, лежащему на приборной доске.

— …или это за что-то ещё?

Конверт пахнет правительством. Кабинетами размером с коробку. Выглаженными костюмами поверх несвежего белья. Старший следователь разрывает его. Внутри конверта… вещи ожидаемые, вещи неожиданные. Жизнь, упакованная в манильскую бумагу. Письмо из Даньвэй и Министерства Безопасности, все обвинения против него сняты. Он признан невиновным в убийстве Липинга и председателя Шицюй. Освобождён ото всех обвинений, которые могут возникнуть в результате его расследования убийства восьмерых человек, найденных в Хуанпу, и всех сопутствующих событий. Липкие, сложные, юридические слова, в которых он будет ковыряться, проведёт аутопсию когда-нибудь позже.

Роется дальше. Купоны на еду, одежду, мебель… их можно потратить в торговом центре «Дружба». Ещё дальше. Купон на машину. Подержанную. Ну конечно! Бланк на получение зарплаты за весь период. Ещё один бланк, информирующий о продвижении на два класса. Теперь его ждёт кресло, обитое велюром. Ещё один бланк… сообщает о повышении звания и соответствующей прибавке к жалованию. Сто юаней в месяц. Чжиюань, старая скотина, как же ты был прав. И ещё один бланк, адрес новой квартиры, снятой от его имени. Его новый дом. Дорога на Вэньмяо. Вид на реку, если подняться на крышу и встать на цыпочки. Дорога на Вэньмяо. Он стоит у начала пути вверх, или всё-таки у конца пути вниз? Дорога на Вэньмяо, место, засиженное функционерами средней руки и партийными подхалимами. Вэньмяо остаётся позади… они уже пытаются запереть его. Упаковать. Хранить его в сухом и прохладном месте. Последняя затяжка сигареты, и бычок летит в окно. Вспышка искр, прежде чем он гаснет.

Ещё глубже. Флоппи-диск. Достаёт его. Крутит в пальцах. Тупые, закруглённые углы. Безопасные края. Безвредные манеры. Как смерть может придти в такой аккуратной и невинной упаковке? Закуривает новую сигарету. Вкус лучше, чем у первой. Так всегда получается. Так будет и дальше.

На дне конверта — маленький конвертик. Так отличается от всего, что его окружает. Пастель на резких цветах. Надпись от руки на распечатке. Надушенная страница среди запахов чернил и буфетов. Линлин. На мгновение мелькает мысль, постоянный вопрос, который он себе задаёт… она вернётся, действительно ли она хочет вернуться домой? Он читает письмо, и с первых же секунд понимает, что про возвращение там не будет ни слова.

«…проверки крови, отчёты докторов, файлы из больницы.

Их подготовили по нашей просьбе. Это подделки.

У тебя нет ВИЧ. И никогда не было».

Холод. Онемение. Несколько мгновений он не может пошевелиться. Не может вдохнуть. А потом медленно его накрывает облегчение. Избавление. Мягкое, тёплое, как вздымающаяся волна морфина.

Машина заводится с кашлем, её бьёт неуютная дрожь. Яобань дотягивает вторую сигарету до последней крошки табака.

— Ну что, Босс, хорошая выдалась поездочка?

«Хорошая поездочка»… на этот вопрос придётся ответить, но ещё не сейчас.

Машина трогается, и Пиао закрывает окно. Сейчас он поедет в квартиру по дороге на Вэньмяо. Дом, который ещё предстоит узнать. За дверями нет ничего, кроме механики жизни. За дверями нет надушенных писем. Жизнь возвращается. В пальцах он медленно крутит флоппи-диск. Сжимает его крепче. Сгибает, пока чёрная оболочка не растягивается до серого… и трескается с резким вскриком пластика.

Последняя связь с человеком по имени Хейвен. Последняя связь с женщиной по имени…

Открывает окно. Как два куска паззла он роняет пластик, лишённый ценности, из окна. Смерть, к которой приговорила эта информация, кувыркаясь, летит в канаву.

Холодно. Как холодно. Но он не закрывает окно. Натягивает китель, лежащий на заднем сидении. Хочет застегнуть воротник, но пуговицы нет. Как не было, так и нет. И кто теперь пришьёт ему новую? Они едут к парку Ичуань… шпили деревьев, камень стен, смягчённый, спрятанный под утренним тумана. Дыхание Жёлтого Дракона. Блестящие города. Блестящие люди. Никогда он не был так далеко от них. На секунду он закрывает глаза, а беззвучный, матовый ландшафт пролетает в окне машины.

Пуговица оторвалась. Придётся учиться шить.

Примечания