Лев Гурский - Опасность
На сей раз молчание присутствующих стало почти похоронным.
— Ну что же, давайте обменяемся мнениями, — с тяжелым вздохом предложил Андропов.
Опять возникла пауза. В конце концов молчание нарушил один из двух Михаилов Сергеевичей. Горбачев.
— Все это похоже на фантастику, — высказался он. — Может, и не спрятано в столице никакой бомбы? По-моему, это блеф, Юрий Владимирович. Кто-то нарочно хочет нас запугать. Возможно, мы вообще зря сообщили об этом звонке Леониду Ильичу. Он ведь и так последнюю неделю себя неважно чувствует, Чазов от него ни на минуту не отходит…
Андропов отрицательно покачал головой:
— Боюсь, что бомба существует, хотим мы того или нет. Просто мы до сих пор почти ничего не знаем о ней. И — что самое неприятное — мы до сих пор не знаем, кто может об этом знать. Курчатов слишком рано умер и, похоже, унес тайну с собой…
— Но ведь, кроме Курчатова, есть и другие, — осторожно сказал Михаил Сергеевич.
— Кто же, например? — осведомился Андропов, глядя на смельчака в упор. Тишина в кабинете стала зловещей. Все поняли, кого именно имел в виду Горбачев, и всем стало не по себе. Федорчук, окончательно смяв свои секретные листки, хищно уставился на Горбачева, с профессиональным интересом ожидая, когда будет названа ужасная фамилия ссыльного академика.
Некоторое время в кабинете было тихо, и Константин Устинович искренне понадеялся, что самый молодой член Политбюро дипломатично промолчит, не станет лезть на рожон. Константину Устиновичу нравился Горбачев. Черненко не хотелось, чтобы у того были неприятности.
К счастью, ответить Горбачеву помешал назойливый телефонный зуммер. Юрий Владимирович поморщился, затем все-таки снял трубку и некоторое время слушал. Лицо его постепенно прояснялось.
— Так, — сказал он, наконец, — так… Отлично… Молодцы… Да, конечно, представьте список, и все будут награждены… Так, жду.
Андропов аккуратно положил трубку на рычаг и, улыбнувшись, сказал присутствующим:
— Все обошлось. Ложная тревога.
Люди, собравшиеся в кабинете, возбужденно заговорили, смеясь, перебивая друг друга. Неуместная выходка Горбачева была сразу же забыта — по крайней мере, до тех пор, пока не понадобится ее вспомнить. Константин Устинович даже ощутил нечто вроде легкой симпатии к недотепе Федорчуку. Симпатии, впрочем, непонятной и очень кратковременной.
— Минутку, товарищи, — продолжил Андропов, поднимая руку. Веселый шум в кабинете стал быстро стихать. — Я очень рад, что все так быстро закончилось. Звонивший действительно оказался сумасшедшим, его засекли при попытке позвонить вторично. Ни к какой бомбе, ни к каким физикам он отношения не имеет. Насколько я понял, он просто несчастный псих. И у него отнюдь не вялотекущая, — Андропов бросил взгляд на Федорчука, — а самая что ни на есть натуральная шизофрения… Хорошо, оперативно сработали парни из «девятки», да и московское ГУВД показало себя на высоте… Я думаю, Виктор Васильевич, со своей стороны, поощрит отличившихся милиционеров.
— Непременно, — бодро сказал Гришин, моментально превращаясь в именинника. — Московский городской комитет наградит всех ценными подарками…
— Ты уж не жмись, — под общий смех проговорил Андропов, весело поблескивая очками. — Знаю я твои ценные подарки: часы да чернильные приборы. Ты уж расстарайся, отвали сыщикам что-нибудь посущественнее. Телевизоры там или путевки в Болгарию, на Золотые пески.
— Телевизоры хорошие есть в премиальном фонде Моссовета, — замахал руками Гришин. — Они и дадут… Мы только попросим, и они сами все дадут и еще спасибо скажут, что попросили.
Смех вокруг стал еще громче; даже помрачневший было Горбачев заулыбался вместе со всеми.
— А я вот давно спросить хочу, — произнес Константин Устинович, стараясь преодолеть шум. — Кто-нибудь из вас знает стихотворение:
«А из нашего окнаПлощадь Красная видна»?
Если знаете, скажите, что дальше-то там? Вертится в голове, а вспомнить никак не могу.
— Что-то знакомое, — пожевал губами довольный и счастливый Гришин. — Исаковский или Лебедев-Кумач. Я в детстве точно знал, а сейчас забыл.
Андропов прищурился:
— Я вроде помню еще две строчки. Сказать?
— Ну да, ну да! — закивал Константин Устинович.
Тогда Андропов продекламировал с выражением:
— «А из нашего окошка…»
Слова его были внезапно прерваны новым телефонным зуммером.
— Андропов у аппарата, — весело сказал Юрий Владимирович в трубку. — Что-о-о? — Тон его голоса мгновенно изменился, и он начал приподниматься с места, не выпуская трубки из пальцев. Смех и разговоры в кабинете тут же стихли, и все вокруг, еще ничего не понимая, стали подниматься со своих мест.
— Когда? — спрашивал, между тем, Андропов, вцепившись в трубку. — А реанимация?.. Так… Не приходя в сознание?.. Да, мы все сейчас выезжаем, немедленно. — Он бросил трубку на рычаг и проговорил скорбным голосом: — Дорогие товарищи! Коммунистическая партия Советского Союза, весь советский народ понесли тяжелую утрату…
Глава одиннадцатая
Квартирный ответ
В знакомом дворике на Большой Черкизовской произошли некоторые изменения — причем к лучшему. Наш мэр был бы доволен. Раньше на возможность строительных работ здесь скупо намекали лишь кучи щебня, досок и отделочного кирпича. Да еще монбланы мусора, да еще маленькая ямка-траншея, вырытая для неизвестных нужд. Теперь же намеки стали реальностью. По-настоящему строить на этом участке пока еще не начинали, но уже явно зашевелились. Горы мусора превратились в горки, и из-за них даже стали видны дверь в близлежащую хибарку старика Бредихина и верхний краешек лестницы. А вот ямка-траншея, наоборот, отныне была укрыта от посторонних глаз за деревянным забором: должно быть, ее успели углубить до размеров котлованчика. Не исключено, глубокого.
Белый клоун, по-хозяйски въехавший в указанный мною дворик, про бывшую ямку за забором не знал. А потому запарковал автомобиль крайне неудачно. Я бы сказал — опасно. Ибо местность здесь стала довольно уклончивой и при малейшей проблеме с тормозами машина легко протаранила бы новую ограду. И могла бы сковырнуться вниз вместе с обоими клоунами и со мной в придачу.
«Тормоза-то у вас хорошие?» — хотел поинтересоваться я у двоих клоунов, увидев, что «на скорость» машину не поставили. Но раздумал интересоваться. Из вежливости. Черный рычаг ручника внешне выглядел симпатично, и, я надеюсь, сам тормозной механизм в недрах машины тоже был в хорошем состоянии. Главное в тормозах что? Послушание. Отжимаешь рычаг — стоим, отпускаешь — едем, допустим, под уклон.
— Ну, где твой посредник? — спросил Рыжий, подозрительно оглядываясь. Дуло пистолета маячило в нескольких сантиметрах от моего носа, и нос чесался немилосердно.
— Здесь он, здесь, — проговорил я, борясь с желанием почесать нос о спинку переднего сиденья. — Развяжите мне руки, и я схожу к нему. Можете держать меня под прицелом.
Рыжий осмотрел местность и остался доволен. Вокруг не было ни души. Строительный народ, как видно, работал здесь в другую смену. Или был выходной. Или забастовка.
— Вместе пойдем к посреднику, — обрадовал меня рыжий мордоворот. — И рук я тебе не развяжу. Ишь чего захотел! Может, тебе еще дать за пистолет подержаться?
«Спасибо, у меня свой есть», — произнес я мысленно. Жаль, что свой так далеко — в «бардачке», в своей машине. Отправляясь на поиски внука, не стал брать его с собой, а зря.
— Что молчишь? — Рыжий легонько ткнул дулом мне в щеку. Приласкал.
Я сделал глубокий вдох, потом выдох. И объявил:
— Ничего не получится. Если он хоть что-то заподозрит, то ничего не скажет. Старик — кремень.
Рыжий покосился на часы. Наверное, и у него есть строгое начальство, которое тоже требует достижений. Вынь да положь ему Лебедева в кратчайшие сроки. Интересно бы узнать, кто же у этих «добрых людей» начальник? Ведь не скажут, черти…
— А ты уж сделай так, чтобы не заподозрил. Спугнешь — тебе же хуже будет. Правильно я говорю? — обратился рыжий мордоворот к седому.
— Угу, — ответил тот лениво, пальчиком поглаживая проволочную оплетку рулевого колеса.
— К посреднику может подняться только один человек. — Если бы руки мои не были связаны, я показал бы Рыжему для наглядности один пальчик. — Один. И сказать пароль…
Последнее слово чрезвычайно обрадовало Рыжего. Он поймал меня на слове! Умный клоун, все понимает, даром что весь вечер у ковра.
— Так-так, — ухмыльнулся он. — Пароль. Выходит, старик-кремень в лицо тебя и не знает вовсе?
— Я… Он… — забормотал я с глупейшим видом. С видом человека, который только что проговорился. По правде сказать, у любого, у кого руки связаны за спиной, а перед носом — дуло, вид так и так не самый умный. Так что мне особенно и притворяться не пришлось.
