Энди Оукс - Глаз дракона
Снова тишина, она трещит от её ломающегося голоса. В глазах стоят слёзы… тёплые, солёные. У них вкус прощания и одеколона англичанина.
— …мы уезжаем в субботу. Пожалуйста, не звони мне больше. Я просто не вынесу.
Секунды молчания, потом:
— Сунь, я тебя не забуду.
И она исчезает, только электронное биение остаётся в трубке.
Уже поздно. Сигареты кончились. Пиво кончилось.
Пиао спит, глубоким, бездонным сном. Во сне он видит переломанные тела, кровоточащие речной грязью, и залы ожидания в аэропортах, где пахнет дезинфектантом.
Звуки естественно вливаются в его сон. Ключ поворачивается в замке. Открывается дверь. Закрывается дверь. Шаги в коридоре. Нога ступает аккуратно и осторожно. А потом накатывает волна адреналина. Бьёт прямо в грудь. Отдаётся в крышке черепа. Сон слетает в один миг, он выскальзывает из постели. Голый. Вытаскивает из-под кровати наплечную кобуру. Её кожа холодит бедро… рифлёная рукоятка ложится в руку. Он снимает предохранитель. Прижимается к стене. Шаги всё ближе. Тень, человеческий силуэт на фоне ковра. Единым движением он выходит из-за двери, хватает человека за шею. Глушитель модели 67 крепко вжимается в кость сразу за ухом. Его поза — ожидание встречного движения. Но тот замирает. Только крик — глухой, быстро оборвавшийся. Пиао убирает руку. Фигура, тёмная, худая… опускается, выкручивается из его захвата на кровать. В ноздри бьёт запах духов. А в глазах отражается знакомый изгиб губ, которые он когда-то целовал. Волосы её падают шторой на одну сторону лица, как чернила, разлитые по бумаге.
— Линлин.
Его жена. Редкий случай, когда он может выговорить её имя, с тех пор, как она ушла.
— Рада видеть тебя, Сунь.
Во внезапном порыве смущения он тянется за полотенцем, чтобы прикрыться, обвязывает его вокруг талии. Прячется от неё, будто они никогда не были близки.
— Я тоже рад тебя видеть. Хорошо выглядишь.
Она улыбается, улыбка напоминает ему морозные узоры на окне. Одним взглядом она окидывает и его, и всю комнату. Видит, что он не брился. Видит, что он пьёт и жрёт всякое дерьмо. А она, каждая её черта… безукоризненна. Он чувствует себя жалким в своей потасканности.
— Ты вернулась?
Она не отвечает. Едва эти слова покидают его уста, как ему хочется забрать их назад. Тупо. Господи, как тупо. Он убирает пистолет в кобуру и заталкивает под кровать. Встав, выглядывает в окно. Идёт дождь. Сильный, непрекращающийся дождь. Внизу, на улице, припаркован Красный Флаг. Дождь бьёт по чёрной краске. Двигатель работает. Он снова смотрит на Линлин… дождь завяз в её волосах, совсем как в ту ночь. Конечно, она не вернулась.
— Извини, что так драматично вломилась. Я хотела написать записку и отправить с курьером…
Глаза её опускаются, и впервые Пиао замечает толстую папку у неё в руках. Белые как фарфор пальцы гладят толстые чёрные буквы, выдавленные на обложке.
МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОСТИ
— …но дело такое важное, что я решила убедиться, бумаги попадут прямо тебе в руки…
Она на секунду замирает, потом медленно поднимает голову. Язык пробегает по губам. Глаза смотрят ему в глаза. Он хорошо знает этот взгляд. Так странно вновь переживать этот ледяной порыв.
— …я хотела увидеть тебя и воспользовалась старым ключом. Удивительно, что ты не поменял замок.
Ему хочется смеяться и плакать. Оба чувства навалились так внезапно, спутанно, на волосок друг от друга.
— А зачем менять замок? Украсть у меня уже нечего.
Она протягивает ему папку, её рука гладит его. Жена. Теперь так ясно, что она пришла совсем не повидаться с ним… она пришла помочь ему в деле. Ничего не меняется, кроме названия дней. Старший следователь ломает печать на папке, откидывает обложку. Внутри лежат две катушки плёнки. Он смотрит на ярлыки; они заполняют пробелы в записях из комнаты Е Ян. Ещё в папке лежат бумаги. Компьютерные распечатки, отчёты. На верхней страничке — паспортная фотография. Ксерокопия. Зернистая. Чарльз Хейвен. На губах его налипла улыбка, как собачье говно на пороге двери.
— Это от министра? Это Кан Чжу прислал мне записи с курьером пару дней назад?
Она поправляет платье. Чистый шёлк, зарубежное. За свою годовую зарплату не смог бы он купить такое платье.
— Те плёнки прислала тебе я. И даю эти. Министр об этом ничего не знает. И не должен ничего узнать. Главное — чтобы он не попал в поле зрения твоего расследования. Понимаешь?
— Я-то понимаю, но не могу гарантировать, что кто-то окажется вне поля зрения расследования. Когда речь идёт об убийствах…
Она проходит мимо него, берёт со стола папку. Прижимает к груди… обеими руками.
— Тогда я заберу материалы. И следующее убийство ты тоже не сможешь расследовать, потому что это будет твоё убийство…
Она разворачивается к окну, глаза прикованы к мерцающему свету, льющемуся через тонкие шторы. Коричневый. Чёрный. Коричневый. Она всегда отворачивалась, когда говорила правду. Будто её глазам невыносимо это зрелище.
— …я пытаюсь спасти две жизни. Кана Чжу и твою собственную, Сунь.
— Министр вовлечён в дело, которое я расследую?
Она не отвечает. Губы у неё, как у ребёнка, стиснуты, закрыты.
— Он должен понять, что любое участие в таких убийствах будет означать смертный приговор человеку, стоящему на таком уровне власти, как Кан Чжу.
Она шепчет эти слова в бамбуковую штору, в окно, которое она закрывает. Дрожь, трепет, удары матово-серого дерева ловят её дыхание… тающее сразу за пределами её губ.
— Он уже заработал себе смертный приговор.
Она идёт к дверям, папка до сих пор стиснута на груди. Пиао идёт ей наперерез, рукой перегораживая коридор, другая рука придерживает полотенце на талии. Его жена, хоть теперь от неё и пахнет богатым функционером.
— Дай мне папку. Я не буду впутывать министра в расследование. Не ради того, чтобы спасти задницу Кан Чжу, но чтобы подарить покой жертвам и их семьям.
Призрак улыбки пробегает по уголкам бутона её губ.
— И не ради того, чтобы спасти собственную жизнь, а, Сунь?
— Не знаю, может быть, конечно. Может быть, увидев тебя, я понял, насколько уже умер. И мне это совсем не по нраву.
Она разжимает руки, он вынимает папку. Она идёт к двери, открывает её. Рука её ложится к нему в ладонь, там чувствуется металл.
— Ключ от твоей двери. Мне он больше не нужен.
Он смотрит, как она скользит вниз по лестнице. Через улицу, к Красному Флагу, перед ней открывают дверь. Смотрит, как он уезжает прочь. Дождь стекает по чёрной пустыне его крыши. Ни разу она не оглядывается. И только когда лимузин исчезает из виду, Пиао распахивает окна, чтобы проветрить квартиру от её духов, запаха семидесятилетнего рта, прижатого к ней… теперь он понимает, что не желает ей счастливо доносить ребёнка. Он закрывает окна, дрожит от холода, который угнездился внутри него. Слёзы режут его лицо на части с мощностью сварочного аппарата. И с ними повторяются слова, как бесконечная река боли.
— Блядь, это должен был быть мой ребёнок… блядь, это должен был быть мой ребёнок.
Он сидит так ещё час, до сих пор обернувшись полотенцем. Опустошённый, будто из него вытащили штекер. Не в состоянии двинуться. Папка лежит на коленях. Ключ сжат в руке, вонзается в плоть, белую от успокоительной боли. Пока она была здесь, он сохранял спокойствие. Только теперь его смыла цунами эмоций. Наконец, он приходит в движение, быстро, решительно. Кидает папку на кровать, полотенце — на пол. Вода в душе холодна, как прощание. Он бреется, сдобрив щетину мылом. Трёт лицо, тело, с излишней силой. Смотрит, как пена бежит вниз по ногам, в облезлую дырку в ванне. И вместе с ней смывается… она. Его жена.
Он одевается, почти уже натянул форму, но вспоминает — реальность больно толкает его — что он по-прежнему отстранён от работы в Бюро. На завтрак у него четыре сигареты и Цинтао. Он читает папку, употребляя попутно ещё две бутылки. Сто четыре въезда и выезда в Китайскую Народную Республику за последние пять лет. Хейвен — занятой человек с предрасположенностью к самолётной еде и очередям к терминалам, это не считая золотых зажигалок. Палец старшего следователя ведёт по компьютерным данным. Иероглифы… время, даты. Матричные точки складываются в бессмысленную информацию… конструкции, возведённые на подозрительных чёрных очках. Его внимание скользит к верху страницы; отпечаток темнее, точки больше.
ЦЕНТРАЛЬНОЕ СЛЕДСТВЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО
Это название он прежде встречал лишь один раз. К западу от Пекина, когда ехал к Ароматным Холмам во время недолгой командировки в Городское отделение БОБ в Бэйчицзы Дацзе. Старый коллега показал сигаретой на серое здание без опознавательных знаков, стоящее рядом со старым Летним Дворцом.
— Институт международных отношений…
