Энди Оукс - Глаз дракона
Он поднимает полные руки колбасы, хлеба, лука и жирной бумаги ко рту. Укус выдавливает жирного слизня горчицы прямо ему в кулак. Громадная янтарная слеза. Она медленно падает ему на галстук, изяществом полёта почти отрицая силу тяготения.
— …они их называют «хот-доги». Поганое имя, но на вкус очень даже ничего. Попробуйте, Босс. Куда круче завтрака из пива и сигарет.
Решив не чувствовать больше себя виноватым, старший следователь тут же раскуривает очередную «Чайна Бренд».
— Что ты для меня нарыл?
Яобань рукой трёт подбородок. Кетчуп украшает щетину.
— Что я для вас нарыл?
Раздаётся смех, подавленный и изнурённый.
— Что я для вас нарыл? Говно, охуительную кучу, и там ещё осталось. Каждый день у меня устраивает обыск какой-нибудь косоглазый сотрудник Бюро. Вчера приходили два раза. Позавчера аж три раза. Перерыли каждый шкаф, каждый ящик. Даже в помойку залезли.
Пиао чувствует, как шов тревоги раскаляется в центре его лба. Им достаточно время от времени толкать его в спину, просто обозначая, что они рядом. Напоминать, что ты живёшь в аквариуме внутри аквариума… внутри аквариума. Не надо сильно прессовать человека, которому некуда бежать. Которому негде спрятаться. Телефон прослушивается. Уличные Комитеты отслеживают каждый твой шаг, каждый жест. Для того, чтобы выбраться из города, нужно разрешение на перемещение по стране.
Куда тут бежать. Где тут прятаться.
Очередной смешок. Кетчуп и горчица украшают его губы и зубы.
— …а Юнь, козлина, накинулся на меня как голодная собака на кость. Больше вопросов, чем прыщей на роже…
Яобань придвигается ближе, глаза его отслеживают всё вокруг. Из лукового дыхания прорезается шёпот.
— …он мне не верит. Никто не верит ни мне, ни вам.
Карусель тормозит, останавливается. Дети сползают по бокам крашеных лошадей, прямо в руки родителям. Их места занимают новые пассажиры. Деревянный круг делает первый медленный оборот. Лошадки… поднимаются, опускаются. Музыка… жестяная, искажающе громкая. Скорость неуверенно, волнообразно нарастает. Шишка стискивает кулак. Большой и белый, как тарелка.
— Они давят, Босс, так сильно, что остаются только пятна.
— Что ты для меня нарыл?
Кулак разжимается.
— Бля, Босс, вы никогда не сдаётесь?
Шишка вытаскивает бумагу из внутреннего кармана и расправляет на засранном птицами столе.
— Судэкспертиза, по своим каналам. Пришла сегодня утром. Они определили телефонный номер по отпечатку в телефонном журнале Чжиюаня.
Глаза Пиао впиваются в распечатку. Номер с префиксом «39». Номер Политбюро. Следом идёт код Пекина. В груди у старшего следователя колотит молот, волна адреналина омывает сердце.
— Там оказался крутой тун чжи, Босс, старый друг Чжиюаня. Чжан Чуньцяо.
Шишка хитро косится. Хлеб, горчица, сосиски цвета мяса плотно набились ему меж зубов.
— По другим своим каналам я сумел проверить линию Чжана Чуньцяо. У меня старый друг работает телефонистом. Сведения стоили мне три пачки «Чайна Бренд». Будете должны, Босс.
— Три пачки, и ты называешь это дружбой?
— И вы назовёте, когда узнаете, какое говно он раскопал…
Яобань вынимает бумагу из пальцев старшего следователя и разворачивает её. Море жира. Море горчицы и кетчупа. Море цифр.
— …через двадцать минут после того, как Чжиюань позвонил своему старому товарищу Чуньцяо, товарищ сам сделал звонок, в 3:50, и длился он восемь минут…
Пиао видит номер. Ещё один тун чжи. Ещё один член Политбюро… снова префикс «39».
— …узнаёте номерок, Босс?
Старший следователь изучает его, чувствуя в нём что-то знакомое.
— Нет, а что, точно должен?
— Ну, если свадьба это на всю жизнь, то да, Босс…
Он откусывает хот-дог, у него на языке ворочаются хлеб и бумага, на вкус совершенно одинаковые.
— …это номер вашей жены. Резиденция министра Кан Чжу в Пекине.
Слово буквально ударяет его. Тишина вжимается в среднее ухо, и на её крыльях прилетает звук дождя. На лице Пиао. На краске Красного Флага. И на последнем видении её. Рука, тяжёлая от золотых колец, скользит по её плечам. Лицо медленно отворачивается. Очередным ударом слова Яобаня вытаскивают его назад.
— Через одиннадцать минут, в 4:01, из резиденции Кан Чжу сделали звонок вот по этому телефону…
Шишка пальцем тычет в бумагу.
— …это код Чжецзяна, номер в Ханчжоу…
Пиао уже знает, что будет дальше, готовится удержаться на ногах.
— …озеро Тайху. Чжао-дай-со, зарегистрированная на имя министра Кан Чжу. Что, Босс, колокольчики звонят?
Он вспоминает дым сгорающих трупов.
— Липинг.
Это звучит даже не словом, выдохом. Яобань кивает. Старший следователь допивает пиво. Тёплое, как помои, и на вкус они же.
— Чуньцяо. Кан Чжу. Липинг. Соедини точки, и увидишь, как они составляют отпадную картину…
Шишка начисто облизывает жир с пальцев. Губы его блестят.
— …убийства товарища Чжиюаня. Ну что, заслужил мой друг телефонист свои три пачки «Чайна Бренд», а, Босс?
— Вы с ним не посмотрели, куда звонили потом из чжао-дай-со?
— Босс, вам что, мало? Звонки из чжао-дай-со выходят за его юрисдикцию. Извините, у меня нет старых друзей-телефонистов в каждой сраной провинции.
Пиао заглядывает в глубину бутылки с пивом; потоки пены движутся медленнее, чем облака по летнему небу, потихоньку стекают по стенкам стакана.
— Нет, не три пачки. Четыре. Он сильно нам помог.
Он звякает своей бутылкой о посуду Шишки.
— Договорились, Босс. Без своих каналов мы бы просто не обошлись.
— Четырёх пачек «Чайна Бренд» не мало?
Яобань изучает ногти.
— Босс, но что же это такое с Липингом-то, а? Бля, он же Шеф. Закон.
Карусель потихоньку останавливается. Пиао идёт вперёд, маленькие ручки тянутся к нему. Ручки, которым он нужен.
— Липинг использует закон, как собака — фонарный столб, для опоры, а не для освещения.
Шишка кивает; не то, чтобы до него дошло, что хотел сказать Босс, но звучит как-то уместно.
Влажные поцелуи. Тёплые руки. Пиао прикусывает губу… прощается, и не смеет обещать встретиться с ними снова на Новый Год. Мороженое, парады, объятия, слёзы… лучше бы их удержать. Давать обещания детям, а потом нарушать — закладывать свою душу.
Он опаздывает. Темнота падает на крыши. Свет с ярмарки прорезает наступающую ночь. Он идёт всё быстрее.
— Ты взял список приглашённых на приём?
Шишка бежит рядом.
— Да, в кабинете дежурного офицера был список для проверки безопасности.
— И?
Они стоят на углу Вэйхай Лу и Чэнду Лу, Пиао высматривает свою взятую напрокат машину. Яобань — место, где можно купить еды.
— Имя, которое вы назвали, он стоял в самом верху списка, Босс. Очень уважаемый иностранец…
Его внимание привлекает магазин лапши, куча дверей чуть ниже по Чэнду, где он собирается провести ближайший час. Уже решил, что будет заказывать. Пончики Баоцзы, рисовую лапшу, паровые булочки, разливное пиво Саньпицзю.
— …прикольно, наверно, быть уважаемым гостем, а, Босс?
— Не в курсе. Кто его пригласил?
Яобань уже переходит через Вэйхай Лу. На дороге творится ужас. Визг колёс. Он орёт во все лёгкие. Пиао едва разбирает слова.
— Липинг. Липинг его пригласил. Вы бы поторопились, Босс. Охуенно опаздываете.
Красные Флаги. Красные знамёна. Собака ссыт на стену.
Приём, куда его не приглашали, проходит в Шанхайском институте прикладного искусства… строгом, неулыбчивом здании, выходящем прямо на Хуайхай Лу. Голубиное говно и тёсаный камень. Ногами оно болтает в канавах, текущих от рынка Фуминь, расположенного всего в квартале отсюда.
Съезжаются гости. Красные Флаги с развевающимися знамёнами. Свет прожекторов отражается от блестящей чёрной краски и пылающего хрома. Стоит охрана, одна рука покоится под кителем. Шофёры обегают капоты, чтобы открыть двери. Пиао затягивает воротник — он в спешном порядке переоделся в униформу, теперь оправляет её, дёргает, разглаживает. Становится в очередь забавных русских с бетонными подбородками и шишковатых членов Политбюро. Из первых рядов доносятся американские голоса. За ними стоит пара итальянцев… мужик навёл марафет, а женщина угрюма, как грозовые облака в июле. Частные самолёты из Центрального Аэропорта Пекина идут сегодня ровным строем. Пиао проходит дальше, оставляя его с наследием жажды, достаточно большой, чтобы в ней утонуть.
Аномально отстранённый от работы, подозреваемый в убийстве, одетый как на парад, по своим каналам организовал себе приглашение на частный предновогодний приём… при таком раскладе ещё одна сигарета не повредит. Без особой причины взгляд его упирается в дорогу. Через желчь выдохнутого дыма какая-то фигура бодро идёт к институту со стороны Фусинси Лу. Элегантный, как булавка. Обходит машины, мелькает в лучах фар, это Чарльз Хейвен. Уже расстёгивает чёрное кашемировое пальто, стягивает перчатки из мягкой кожи. Рука причёсывает стальную проволоку волос. Проходит мимо открытых дверей лимузинов. Кивает охране. Не обращает внимания на очередь ждущих гостей. Запах дорогого одеколона и зубной пасты разлетается облаком, когда он проходит мимо, почти задев плечо Пиао. У главного входа стоит Липинг, кожа задубела от свежего воздуха, коричневая, как красное дерево двойных дверей, он манит англичанина к себе. Приветствует его, обеими руками пожимая ему руку. Проводит его внутрь, положив руку на плечо. Плотная толпа… разные языки, духи, драгоценности наперебой кричат о власти. Двери закрываются. В желудке Пиао вдруг разливается вспышка боли; он не ел с утра. Чтобы пройти в те же двери, старшему следователю приходится ещё двадцать минут отстоять в очереди.
