Андрей Добрынин - Кольцевой разлом
Президент: - А в армии как настроение? Что скажет министр обороны?
Министр обороны: - Рязанская, Тульская, Псковская воздушно-десантные, Кантемировская танковая дивизии готовы войти в Москву в кратчайшие сроки. Старшие офицеры проинформированы о происходящем в Москве. Ручаюсь, что никаких попыток саботировать выполнение приказа не будет.
Первый вице-премьер: - Надо, чтобы в прессе и по телевидению прошла информация о том, что террористы выдвигают не только политические требования. Не надо делать из них бескорыстных борцов за идеалы. В конце концов журналисты должны помнить, как много претензий к ним было высказано в обращении террористов к народу. Средства массовой информации могут оказаться самой пострадавшей стороной в конфликте, если не встанут безоговорочно на сторону правительства и не помогут ему всем, чем могут. А могут они не так уж мало. Народ и в особенности армия должны видеть в террористах именно террористов и никого другого. Если бандиты и не выдвинули пока никаких денежных требований, то они скорее всего их выдвинут в будущем, так что на вашей совести не будет никакого особого греха, если вы напишете, что они выдвинули их уже сейчас. И насчет расстрелов за мародерство, которые они практикуют, тоже можно написать поострее. Ведь те, кого они расстреливают, тоже граждане, пусть и не самые лучшие, а они их вот так запросто ставят к стенке. В сущности, это тот же расстрел заложников, принципиальной разницы нет. А то, что они все население Центра поставили, по существу, на положение заложников? Вот начнется сейчас военная операция, вы представляете, какие будут жертвы? Так надо, чтобы народ точно знал, кто в этих жертвах виноват...
Министр МВД: - Ну, в средствах массовой информации у нас профессиональные люди работают, им можно таких вещей не объяснять.
Министр культуры: - Я против терроризма в любой его форме, но все же считаю, что надо сделать попытку договориться. Хотя бы попытку! Я уже не говорю о возможных человеческих жертвах, но представьте себе колоссальный ущерб для культурных ценностей! Театром боевых действий окажутся музеи, равных которым нет в мире, зоны заповедной застройки, церкви,- может быть, даже Кремль! Что скажут в мире о нас, если мы дадим добро на такую акцию?
Зам.секретаря Совета безопасности: - А Кремль уже оказывался театром военных действий,- в 1917 году. Большевики тогда, может, и победили из-за того, что не струсили, проявили решительность, обстреляли Кремль из орудий и заставили гарнизон сдаться. А международного осуждения мы можем не бояться: во всем мире давно отказались от ведения всяких переговоров с террористами, потому что они в результате только наглеют. К тому же далеко не все объекты в Центре захвачены - многие свободны и в них находятся значительные силы охраны. Эти силы могут ударить по бандитам с тыла, когда начнется атака из-за пределов Садового кольца. В любом случае заранее пасовать перед бандитами не следует.
Министр ВД (вполголоса): - В Чечне следует, а в Москве не следует... Что нам дороже, хотел бы я знать?
Президент: - А что скажет министр обороны,- когда мы можем начать операцию? Когда можем двинуть войска?
Министр обороны: - Выдвинуть войска на исходные рубежи можем сегодня же через два-три часа при условии, что московская милиция обеспечит им беспрепятственное продвижение в черте города. Маршруты продвижения у нас уже намечены.
Мэр Москвы: - Это мы можем... Но, надеюсь, все маршруты будут с нами согласованы. Нельзя допустить боевых действий в заповедных зонах города. И еще: мы многое слышим о людях из Антитеррористического центра ФСБ. Нельзя ли задействовать эти подразделения для быстрого освобождения особо важных объектов? Почему ФСБ у нас отмалчивается?
Реплика с места: - Какая жара... Нельзя ли окна открыть?
Реплика с места: - Кто ж вам позволит, а безопасность?
Начальник ФСБ: - С подразделениями Антитеррористического центра такая же история, как с подразделениями МВД: люди полагают, что не их дело вмешиваться в политические разборки. Будем с ними работать, возможно, позднее их и удастся задействовать. Надеюсь, что после начала операции их позиция переменится.
Офицер охраны (появляясь в дверях): - Извините, там передают новое обращение к народу. Разрешите включить радио в зале?
Президент (недовольным тоном): - Ну давайте.
Голос из динамика(чересчур громко): - ...требования просты и поддерживаются всем народом. Это требования воссоединения Отечества, сохранения национального достоинства России, прекращения беззакония и чиновничьего произвола, реальная борьба с высокопоставленными преступниками. При существующей власти решение этих задач невозможно, и потому мы выступаем за немедленную отставку президента, правительства, Госдумы, назначение на переходный период нового правительства...
Президент (с раздражением): - Хватит, выключайте. Нет там ничего нового. Это мы уже слышали: правительство они сами хотят назначить. Ишь чего захотели, понимаешь... Мы во многих вопросах шли на уступки, старались гибко действовать, а, наверно, не надо было. Вот террористы и подумали, что мы всегда уступаем, понимаешь. Будем начинать операцию по очистке центра столицы нашей Родины. Прошу создать оперативный штаб в составе руководителей силовых ведомств и мэра Москвы, остальные обязаны оказывать им всяческое содействие. Меня информировать каждый час.
Реплика с места (вполголоса): - Уф, ну и жарища... Кондиционеры сломались, что ли...
Президент (гораздо тише, явно борясь с подступающей слабостью): - Ну, начинаем, товарищи. Пока все могут быть свободны.
Франсуа Тавернье ожесточенно щелкал по клавишам компьютера, в то время как Шарль распечатывал полученные по системе "Интернет" листы парижских газет. Утром они вновь побывали в городе, но к середине дня, когда в корпункт должен был явиться человек Корсакова, оба вернулись. Оба в чудовищных количествах поглощали кофе, это профессиональное пойло пишущей братии, так как ночь провели в корпункте, обрабатывая материалы и гадая о том, что творится в темном городе за стенами их дома и удастся ли мятежникам и их противникам, официальным властям, справиться с волной преступности и стихийных мятежей. Прикорнуть журналистам удалось лишь на два-три часа, однако они сделали вывод, что ночь прошла спокойно: в разных сторонах в городе постреливали, но это были не перестрелки, а предупредительные очереди, порой поднимавшиеся в черное небо игольчатыми цепочками трассирующих пуль. Наутро по радио вновь передавали обращение мятежников к народу, не содержавшее ничего существенно нового. В городе по периметру Садового кольца противостояние продолжалось, однако особого напряжения не ощущалось:
блокировавшие Центр части милиции и внутренних войск, судя по всему, и не помышляли о штурме. Большинство солдат разделись до пояса, демонстрируя мощные торсы профессионалов, покуривали и потягивали из банок прохладительные напитки, которые добывали в окрестных ларьках, продолжавших работать, несмотря ни на какие социальные потрясения.
Из окон домов по ту сторону Кольца человеку с камерой весело махали руками, что-то выкрикивая, вооруженные мятежники. Тавернье заметил, просматривая на экране всю эту вооруженную идиллию:
- Довольно-таки вялый материал. И правительство молчит, как воды в рот набрало. Ну вот бронемашины появились, а что толку? Странно, почему они не появились раньше. Да и никакой серьезной угрозы они не представляют - если попробуют сунуться в Центр, то их тут же сожгут.
Зрелище заснятых на пленку бронемашин и впрямь наводило скуку: щурясь от яркого солнца, солдаты сидели на раскалившейся броне, подложив под себя, дабы не жгло зад, свернутые предметы обмундирования. Казалось, они готовы так сидеть сколь угодно долго. Единственным более или менее занятным кадром явился тот, где была запечатлена погрузка на тягач сгоревших на Садовом кольце легковушек. При этом Шарлю, снимавшему погрузку, солдаты, праздно толпившиеся вокруг, сообщили, что убит никто не был - настолько метко стреляли пулеметчики, умудрившиеся ни разу не попасть в салон с людьми. Весть порадовала Шарля как человека и христианина, но огорчила как журналиста - информация о каких-то странных бескровных военных действиях вряд ли сумеет пощекотать нервы пресыщенной публики. Оставалось ждать человека,которого обещал прислать с материалами Корсаков. Человек появился точно в условленное время - это был широкоплечий приземистый блондин лет тридцати, страшно стеснявшийся иностранцев. Выпить чашку кофе и съесть пирожное он согласился только после долгих уговоров, но даже когда все расселись вокруг столика на колесиках, из гостя каждое слово приходилось вытягивать клещами - он только потел от смущения и заискивающе улыбался. Все же журналистам удалось выяснить, что пришел он с той стороны Кольца и постоянно находится там, а на эту сторону перебрался лишь по поручению Корсакова. Впрочем, гость не называл Корсакова по имени, а только "шеф" или "командир" - при этом в его голосе звучало глубокое уважение. Тавернье пришлось подробно описать внешность Корсакова, его привычки, манеру говорить - лишь после этого гонец поверил, что Тавернье давно и не понаслышке знает Корсакова, и перестал соблюдать ненужную секретность.
