Воля народа [litres] - Шарль Левински

слушал то, что рассказывал гид. У каждого орудия пытки он воображал самого себя в роли пытаемого, что, разумеется, было полной чепухой, ведь теперь не средневековье, и всё равно он никак не мог избавиться от этих навязчивых представлений – после того, что пережил. Он всегда плохо переносил боль, вообще любые телесные неприятности, потому-то сегодня и совершил эту колоссальную глупость только из-за нестерпимой жажды. Дорис была когда-то права, называя его слабаком, потому что из-за пустякового гриппа он сейчас же ложился в постель умирать. Мне достаточно было бы только показать тиски для пальцев или «испанский сапог», размышлял он, и я бы тут же всё рассказал, выдумал про себя напраслину, лишь бы хоть в чём-то признаться. Да я бы даже не допустил до этого – в трусости тоже есть хорошие стороны, – сбежал бы раньше, где-нибудь скрылся бы под чужим именем. Раньше, когда ещё не было биометрических паспортов и компьютерных программ опознавания, это ещё было бы возможно, но теперь… Мне следовало бы действительно скрыться, думал он, это было бы самое лучшее, где-нибудь, где никто не станет меня искать, должно быть какое-то место, откуда я мог бы продолжать мои расследования, оставаясь вне наблюдения, но как раз такого места нигде нет, уж не в Швейцарии точно и не в XXI веке, теперь перманентно живёшь будто в рентгеновском аппарате, весь прозрачный под колпаком, а шапки-невидимки бывают только в романах.

Он вынырнул из своих мыслей, внезапно ощутив в своей ладони чужую руку; она прокралась к нему как взломщик. Женщина, которая не оставляла его в покое с самого отъезда из Цюриха. Тут она прижалась к нему и тихо сказала:

– Я не могу это вынести. Это так ужасно, вы не находите?

– Да, ужасно.

– Но необходимо, – прошептала женщина. – Я хочу сказать: а как бы иначе они могли изобличить преступников?

Или ведьм, подумал Вайлеман, стараясь как можно незаметнее высвободить свою руку.

Экскурсия между тем дошла до «железной девственницы», гвоздя программы, изображённой даже на афише крепости.

– Девственница – это настоящий многофункциональный прибор, – поучал гид. – Кто может мне сказать, почему?

Никто не вызвался, и старый учитель истории прокомментировал это замечанием, которое он наверняка делал уже тысячу раз:

– Не все сразу!

Потом он объяснил, что самое изысканное в «железной девственнице» то, что эта же конструкция может применяться не только для пыток, но и для казни, всё зависит только от длины гвоздей или кинжалов, направленных внутрь. Экскурсионная группа сбилась в кучку у раскрытой фигуры, один мужчина с неожиданным для его возраста проворством даже встал на колени на каменные плиты пола и изучал днище пыточной машины. Затем он отрицательно покачал головой и сказал:

– Я всю жизнь проработал санитаром и как специалист сразу вижу, что здесь кое-чего не хватает. Должен быть сток для крови, иначе тут было бы чёрт знает что.

Другие с ним согласились; умертвить человека самым жестоким образом – это одно, а вот грязный пол действительно не дело, тут следовало бы что-то предпринять. Гид, который не располагал информацией по этой теме, почувствовал, что его авторитет пошатнулся, и напомнил, что надо торопиться, потому что на очереди уже следующая группа.

Последним пунктом была подземная темница. Кроме железных колец, закреплённых в голой каменной стене, какие могло бы предложить любое коровье стойло, тут не было ничего сенсационного, но когда вдруг погас свет и в темноте из громкоговорителя раздался звон цепей и стоны, воцарилась жуть, как в вагонетке аттракциона ужасов.

– Кто попадал сюда в заточение, – сказал экскурсовод, – тот исчезал из мира навеки, и его близкие не знали, жив ли он или уже умер.

Это был тот самый момент, когда Вайлемана осенило.

Пока нет необходимости скрываться, размышлял он, но это может быстро измениться, например, если окажется, что они всё-таки идентифицировали его в распроклятом Доме Вечерней зари, если они – как уж там, какими методами – разведали, кто охотится на их тайну. В таком случае потребуется убежище, на несколько часов или на несколько дней, такая нора, в которой можно бесследно укрыться, чтобы – как там сформулировал этот кровожадный педагог? – никто даже из близких не знал, живой ты ещё или уже мёртвый. А что могло в таком случае быть надёжнее, чем квартира женщины, с которой он только что познакомился, чисто случайно, потому что в экскурсионном автобусе не оказалось другого свободного места, кроме как рядом с ней, и которую никто не смог бы упомянуть в связи с ним?

Это была безумная идея, конечно, но ведь и вся ситуация была безумная, к тому же это не то чтобы сразу должно произойти, это был лишь план Б, позиция отступления на крайний случай, ведь выплачиваешь же каждый месяц страховку за несчастный случай, хотя надеешься, что этот несчастный случай с тобой никогда не случится.

Женщина стояла рядом с ним, он её не видел, но уже знал тот слабый запах чая и пота, который исходил от неё, и он теперь уже сам нащупал в темноте и сжал её руку.

– Вам тоже страшно? – шёпотом спросила она, и он ответил шёпотом:

– Вообще-то очень приятно. Прежде всего потому, что вы рядом со мной. Вы не находите?

Тут словно в ответ раздался резкий крик боли, от которого все содрогнулись, но он исходил не от неё, а из громкоговорителя, последний звуковой эффект перед тем, как свет снова зажёгся. Женщина, которую он держал за руку, не смотрела на него.

– На этом наш урок окончен, – сказал бородатый экскурсовод, и несколько человек захлопали в ладоши, но, заметив, что они одиноки, смущённо прекратили.

Мужчина со слуховым аппаратом, который, видимо, не мог оценить громкость собственного голоса, спросил так громко, что все услышали:

– Как ты думаешь, надо ему дать чаевые?

Его жена одёрнула его, заставив замолчать, но Вайлеман увидел, как мужчины группы – только мужчины, ни одна из экскурсанток – полезли за своими портмоне.

– Чаевые приветствуются, – сказал экскурсовод. – А кто хочет ещё углубить свои знания, может приобрести мою брошюру Средневековые методы казни и пыток. Всего пять франков, с иллюстрациями. Благодарю за внимание.

– Можно, я подарю вам такую брошюру? – спросил Вайлеман свою соседку.

Она приняла это предложение, так застенчиво кивнув головой, будто речь шла о букете алых роз.

Снаружи было по-прежнему очень жарко, и они были рады, что шофёр автобуса заранее включил кондиционер.

32

– Ну вы и фрукт! – Женщина рядом с ним уже снова хихикала. – То упрямый как