Гордон Стивенс - Проклятие Кеннеди
На улице было жарко и влажно, город задыхался под облаками, которые всегда наваливались на него в это время года.
Интересно, где придется работать в следующий раз, подумал Хазлам. Снова в Южной Америке, а может, в Европе — если так, то, скорее всего, в Италии. Конечно, после теперешнего задания ему нужно будет отдохнуть. Лишь бы сегодня все кончилось, лишь бы удалось доставить малютку Розиту домой в целости и сохранности.
Комната была на втором этаже, ее окна выходили во двор перед домом. Мебель — массивная и удобная, картины на стенах уже трудно разглядеть из-за сумерек. Мать с отцом сидели бок о бок на диване напротив него; то и дело кто-нибудь из них вставал и снова садился, не зная, куда себя деть. За ними, почти незаметный в полутьме, молча сидел адвокат семьи.
Мать снова посмотрела на фото. Вы уверены, что все получится, — этот вопрос был у нее в глазах, когда она перехватила его взгляд, в том, как порывисто она отвернулась в сторону.
Даже сейчас нельзя быть ни в чем уверенным — Хазлам был с этой семьей вчера вечером, еще раз сегодня утром, еще раз после полудня. Но, по крайней мере, они пробуют что-то новое, по крайней мере, они диктуют правила игры. Чего другие прежде не делали — и их дети так и не вернулись домой.
Слава Богу, другими занимался не он, но те случаи все равно не давали ему покоя. В первом родители заплатили выкуп и не получили больше никаких вестей. Во втором они заплатили первый раз, потом второй — и ничего не услышали, ничего не получили, даже тела, чтобы его похоронить. В третьем консультант настоял на визуальном контакте с ребенком, прежде чем будут переданы деньги, однако потом мальчика быстро утащили прочь в уличной сутолоке, где по указанию похитителей должен был состояться обмен, и его тело нашли три дня спустя.
У всех случаев, разумеется, были общие черты — например, обязательный выбор курьера из штата домашней прислуги. И полицию всегда ставили в известность. Это и было одной из причин его нынешнего беспокойства: как поведет себя Ортега, узнав об избранном Хазламом образе действий.
Возможно, Ортега научился кое-каким из своих методов на прежней работе — прежде он входил в особое подразделение по борьбе с торговцами кокаином, — хотя более вероятно, что он пользовался ими всегда. Девятью месяцами раньше Ортега пообещал семье заложника не трогать похитителей, пока жертва не окажется в безопасности. Вместо этого он выследил машину, приведшую его в гнездо бандитов, — они как раз считали полученные деньги, готовясь освободить узника. По официальной версии, банда была перебита целиком; на самом же деле один из похитителей выжил, хотя, скорее всего, ему пришлось пожалеть об этом. Ортеге понадобилось тридцать минут, чтобы выяснить, где держат пленника, и чуть больше двух часов, чтобы освободить его, хотя семья узнала, что их отец жив, лишь спустя еще двадцать четыре часа. После этого похитители переключились на детей. И ни один из похищенных не вернулся домой.
Было пять минут восьмого.
Рамиресу уже должны были позвонить. Теперь они ждали звонка от Рамиреса — он передаст, что́ сказали похитители. Правда, не на словах, так как телефон в доме наверняка прослушивается. Поэтому, если контакт был установлен, Рамирес повесит трубку после трех гудков, затем повторит звонок. Если же похитители на контакт не вышли и он возвращается с пустыми руками, тогда шесть сигналов, затем повтор. Рамирес был дядей девочки, тоже юристом. Хорошие связи в аппарате президента, хотя сегодня они ему не помогут.
Десять минут восьмого.
Хазлам встал и налил себе минеральной воды, добавил льда и ломтик лайма.
Господи, как он ненавидел киднеппинг, как ненавидел Латинскую Америку. А точнее — как ненавидел киднеппинг в Латинской Америке. Все преступники нарушают закон, но киднеппинг аморален. Правда, в Европе даже это происходит гораздо цивилизованнее. Европейские похитители — тоже ублюдки, однако обе стороны ведут себя в соответствии с тем, что хотя бы отдаленно напоминает правила. А в Центральной и Южной Америке тебе никогда не удастся понять, по чьим правилам ты играешь или даже в чью игру. Является ли похищение коммерческим или политическим, не втянут ли ты в борьбу между двумя политическими группировками, а то и между армией и полицией, между либералами и эскадронами смерти.
Мать снова посмотрела на фотографию, и он улыбнулся ей, словно желая сказать: ничего, все обойдется.
Почему же нет звонка, нет известий от Рамиреса? Этот вопрос стоял в глазах у отца. Наверное, в окружающих сумерках ему мерещились призраки детей, которые так и не вернулись, и среди них уже маячил призрак его собственной дочери.
Зазвонил телефон. Мать инстинктивно дернулась, чтобы поднять трубку, но почувствовала, как на запястье ей легла рука Хазлама. Она обратила к нему умоляющий взор. Все считали звонки. Три. Тишина. Снова три.
Впервые за последние два месяца в глазах ее забрезжила надежда.
До возвращения Розиты домой еще далеко, сказал ей Хазлам. Обращаясь к ним обоим. И к себе самому.
Три предыдущих похищения детей — он по-прежнему анализировал, по-прежнему пытался понять, где он принял правильное решение, а где мог ошибиться. Во всех что-то общее, плюс полисмен по фамилии Ортега. Он размышлял над этим каждый день, каждый час с тех пор, как его призвали в качестве консультанта, и понимал, что выхода нет — нельзя обойти тот факт, что Ортега является помехой. Затем он сообразил, что как раз эта помеха и может стать ключом к решению проблемы. Потому-то семь дней назад он и сделал семье неожиданное предложение.
Что ради Ортеги и подслушивающих устройств они должны продолжать обычные переговоры с похитителями — отец Розиты будет отвечать на звонки, а горничная действовать в качестве курьера. Но одновременно с этим надо открыть второй канал связи с бандитами — для него будет другой телефон и другой курьер, на сей раз дядя девочки.
Сначала родственники очень испугались, потом согласились. На следующий вечер, когда похитители позвонили им, отец Розиты потребовал доказательства, что девочка жива. Еще через день, подчиняясь инструкциям похитителей, горничная пришла туда, где они оставили снимок Розиты, держащей в руках свежую газету. Однако при этом ей удалось передать связному бандитов номер уличного телефона, у которого ждал Рамирес.
Когда связной позвонил по этому номеру, Рамирес сказал ему, что хочет передать пакет, и объяснил, где его можно подобрать. В пакете было продиктованное Хазламом письмо: там сообщалось, что к делу подключена полиция и телефоны в доме прослушиваются, и предлагалось наладить побочную связь. Для этого указывался номер телефона, у которого завтра будет ждать Рамирес. Вместе с письмом бандиты получили пятьдесят тысяч американских долларов старыми бумажками, среди которых не было даже двух банкнот с близкими номерами, — так родственники жертвы давали понять, что не готовят преступникам никакого подвоха.
На следующий вечер, как обычно, раздался звонок в доме — похитители угрожали, что убьют Розиту, если не получат деньги немедленно. Десятью минутами раньше бандиты позвонили по другому телефону и согласились вести дополнительные переговоры втайне от полиции вообще и от Ортеги в частности. Затем эти переговоры начались.
Триста тысяч, потребовали киднепперы. Сто пятьдесят, отвечала семья. Двести пятьдесят — похитители немного скинули цену. Двести, сказала семья. Обе стороны сошлись на двухстах двадцати пяти тысячах; обмен должен был состояться в семь вечера в четверг, в присутствии Рамиреса.
Теперь было уже почти девять; сумерки сгущались, после звонка Рамиреса прошло часа полтора. Будьте начеку, предупредил его Хазлам: ждите любых хитростей, уловок, они могут потребовать удвоить выкуп, могут схватить и вас.
Стрелка часов переползла за девять и приближалась к десяти; сумерки уступили место темноте, а мать сверлила его взглядом. Потеряй мою дочь — и я не дам тебе покоя; верни ее мне — и все, что есть у меня и у мужа, будет твоим.
Она налила себе виски и уставилась в стакан, едва не раздавив его в руках. Муж встал, взял у нее напиток и заставил сесть обратно.
Десять тридцать, почти десять сорок пять.
По стене скользнул свет фар, и во двор свернул «лексус». Родители подбежали к окну, увидели шофера впереди и Рамиреса на заднем сиденье. Увидели прильнувшую к нему, вцепившуюся в него фигурку. На миг Хазлам испугался, что проиграл — эта фигурка была слишком маленькой, слишком серой, почти бесплотной и скорее походила на призрак Розиты, чем на живую девочку. Потом Рамирес вышел из машины, и он увидел, как девчушка взглянула вверх и помахала рукой.
Мать повернулась и бросилась к лестнице, отец за ней по пятам. Хазлам пересек комнату, налил себе побольше виски, плеснул туда содовой и опорожнил стакан единым махом.
