Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Иванович Науменко
– Прекрасно тебя понимаю, дружище! – выразив лицом понимание, Мюллер повернулся к Клаусу и замер на месте.
«Господи! – подумал Мюллер, до сих пор удивляясь, как такое в природе людей вообще возможно. – Копия! Вылитый Адольф! Родом из семейства Силипп, дальний родственник фюрера. Помню, в 1941 году мне предъявили фотографию, которая по моему требованию была прислана из Бреслау местным отделением гестапо. Да и биографией этот человек не блещет! Простой рабочий полиграфической фабрики, преданный член НСДАП, истинный борец за идеи фюрера, состоит в СА. Последний факт биографии Клауса в то время насторожил бдительного Мюллера. Как его ещё в 1934 году, в “Ночь длинных ножей” не пустил под нож Гиммлер?! Невероятно, но явное упущение, такую непростительную ошибку я бы позволить себе не смог. Сам бы попал под расстрел! А он вот, живой! Как и все мы, смертные, радуется жизни, правда, насчет семьи, стервец, мне наврал. Нет её у него, я наводил справки, а если бы и была, то оказалась бы на особом счету. Одурачить меня с этим у него не получится. Теперь у тебя, Клаус, и чёлочка, свисающая на глаза, и щёточка усов, а раньше у тебя их не было. Был бы ты мне не нужен, давно бы сгнил в концлагере. Нельзя, это знает каждый немец, подвергать насмешкам образ фюрера. Я лично настоял на том, чтобы копия как две капли воды была похожа на оригинал, и, черт возьми, получилось! Черты лица потрясают – передо мной настоящий Гитлер! По своей комплекции Клаус был немного полнее, да и моложе. Когда я проводил с ним ознакомительную беседу, в его речи улавливался лёгкий чешский акцент, что было немедленно исправлено. Клаус был заядлым курильщиком, и ему пришлось оставить эту вредную привычку. В Бергхоф он выезжал дважды. Фюрер хотел лично полюбоваться человеком, который сможет ему понадобиться в нужный момент. “Всё равно что смотреться в зеркало!” – восклицал фюрер. Гитлер восхищался таким поразительным сходством с собой. Наверное, уже тогда, в сорок первом, фюрер знал, что в случае провала русской кампании будет нужен запасной вариант».
– Ничего, Клаус! – Мюллер умел произносить нужные слова. – Вот выполнишь свою работу, тогда вернёшься к родным или близким. Куда нам, старикам, торопиться? Или я, скажешь, не прав?
– Что вы, герр Мюллер! – Клаус не стал оспаривать вопрос Мюллера. – Вы всегда правы!
– Вы так считаете?
– Конечно! Вы же настоящий профессионал!
– Подумать только, так сказал Клаус! – усмехнулся себе под нос Мюллер и пожал плечами: – Но тогда мы вправе рассчитывать на прощение. Да, старина Клаус! Что ни говори, кончается апрель, но жизнь продолжается. Таковы правила весны. Вот, что я скажу тебе, Клаус! Ты только, пожалуйста, не волнуйся! Кто-кто, но мы о тебе всегда помним и заботимся. Такая у нас неблагодарная служба! Даже если допустить, что Берлин падёт к ногам большевиков, то в последний момент мы тебя эвакуируем и поможем твоей семье обустроиться на новом месте.
– Будьте так любезны сделать это, господин Мюллер!
– Сделаем, Клаус! – Мюллер обнадежил «тень», а сам подумал: «Что-то он стал слишком самостоятельным. Или это роль так на него действует? “Тень”, а знает, сукин сын, чья! Не волнуйся, Клаус! Эвакуируем! На тот свет! Я быстро подавлю твою волю! Благо в моём арсенале есть такие доктора!»
– На еду, на обращение, жалоб у вас нет? – между прочим, поинтересовался Мюллер.
– Нет, господин Мюллер! Спасибо за заботу! – ответил Клаус. – У вас кормят хорошо!
– Ну вот, видишь, Клаус! – развёл руками Мюллер. – Думаю, грех на нас жаловаться!
– Спасибо вам, герр Мюллер! – в улыбке Клаус показал зубы Мюллеру. – Я очень доволен. И обращаются со мной вежливо.
– Я рад за тебя, Клаус! – произнёс Мюллер – И улыбка у тебя, прямо скажу, искромётная! Сразу видно, что с твоими зубами хорошо поработал наш дантист. На зубную боль не жалуетесь?
– Нет! – ответил Клаус.
– Вот и прекрасно! Раз всё так у нас хорошо, то и мне пора идти к себе. Если что нужно, ты не стесняйся! Обращайся! Мы тебя уважим. Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер! – эхом повторил Клаус.
Перед уходом бросив Клаусу приветствие, довольный своими планами, Мюллер вдруг остановился. Дверь была открыта. «Выходит, Зигфрид всё слышал». Мюллер покинул жилище Клауса и столкнулся с Зигфридом. Они переглянулись. Мюллер опять озорно подмигнул эсэсовцу, тот молчаливо улыбнулся. Когда они ушли из коридора, Мюллер подумал: «Протезы-то у него во рту настоящие! Самого фюрера! Вчера только наш сотрудник вставил. Принимала в этом участие и Кэт. Недаром я отметил его улыбку! Нет, Мюллер! Не всегда ты хорошо разбираешься в людях! Получается, что Клаус прекрасно представляет себе, какая ему уготована роль. Да, Мюллер! С интуицией ты в дружбе! Вот и отлично! Не зря я тогда вызвал его в Берлин, четыре года как он здесь. Волей фюрера он был освобождён от воинской обязанности, от работы! Живи пока, “тень”, и радуйся что живёшь! А всё-таки он наглец! Клаус поразил тебя, Мюллер? Верно?! Держится хладнокровно и спокойно – как настоящий фюрер на портретах! Главное сейчас, чтобы в нужный момент операции имперская “тень” не переиграла и не выбыла из игры! Если это случится, то папашу-Мюллера пора будет списывать на свалку или отдать под трибунал».
Вечерние часы прошли в стенах гестапо, как в тумане, единственное, что с удовольствием вспоминал Мюллер, – на редкость удачная вербовка подлежавших расстрелу Кэт и Брука, плюс подготовка Клауса к посещению фюрербункера, что намечено на завтра. Пока всё шло так, как и задумывалось. Мюллер мог быть доволен своими действиями, направленными на сокрытие истинных планов фюрера. Истерика фюрера в бункере застала было Мюллера врасплох, но она удачно вписывалась в сюжет, который разрабатывался
