Роберт Ладлэм - Московский вектор
Пахло отвратительно: дешевым дезинфицирующим порошком, от которого начинали слезиться глаза, вареной капустой; из темных углов, где скапливались пакеты с мусором, тянуло мочой и грязными подгузниками. Все кругом красноречиво говорило о судьбах немыслимого количества людей, вынужденных жить друг с другом бок о бок и не имеющих достаточного количества горячей воды, чтобы поддерживать в доме чистоту.
Крошечная однокомнатная квартирка, в которую направлялись американцы, ютилась на четвертом этаже, за старой, потертой дверью. Здесь жили родители Михаила Воронова, семилетнего мальчика, умершего от таинственной болезни.
Взглянув на тихую, замкнутую женщину, которая открыла дверь, Джон сначала подумал, что это не мать, а бабушка ребенка, - настолько плохо она выглядела. Седые волосы, худое, морщинистое лицо, исполненные печали заплаканные глаза. Даже теперь, по прошествии двух месяцев, убитая горем женщина, потерявшая единственное в жизни богатство - родного ребенка, - носила траур.
- Здравствуйте, - пробормотала она, в удивлении глядя на двух иностранцев в добротной одежде. - Чем могу помочь?..
- Примите наши искренние соболезнования, госпожа Воронова, - мягко произнес Смит. - Извините, что причиняем вам беспокойство, но это крайне важно. - Он показал фальшивое удостоверение личности, выданное ООН. - Меня зовут Странд, доктор Калле Странд. Я работаю при Всемирной организации здравоохранения. А это мисс Линдквист, моя личная помощница.
- Не понимаю, - растерянно пробормотала Воронова. - Что привело вас к нам?
- Мы исследуем заболевание, от которого умер ваш сын, - спокойным тоном объяснила Фиона. - Пытаемся понять, что именно случилось с Михаилом - чтобы спасти жизни других людей.
Потухшие глаза женщины на миг вспыхнули.
- А! Теперь понимаю. Пожалуйста, проходите! - Она отступила в сторону, приглашая посетителей в дом.
На дворе стояло ясное зимнее утро, но в комнатке, куда хозяйка провела американцев, царил мрак, разбавленный тусклым светом единственного светильника. Окна были завешаны плотными шторами, в дальнем углу теснились раковина и электроплита, остальное пространство занимали обветшалый диван, пара расшатанных деревянных стульев и низкий столик.
- Прошу, садитесь. - Воронова указала на диван. - Я позову Юрия, мужа. - У нее покраснели щеки. - Он пытается уснуть. Вы уж простите его… Места себе не находит с тех пор, как наш сын…
Не в состоянии закончить фразу, она резко развернулась и выбежала в прихожую, устремляясь в комнату - других в квартире не было.
Фиона слегка подтолкнула Смита локтем, кивая на фотографию на столе - изображение смеющегося мальчика. Снимок окаймляла черная лента, по обе стороны от него горели две маленькие свечки.
Смит кивнул. Теребить раны в сердцах несчастных людей, даже для достижения высокой цели, было жутко неловко. Однако крайне необходимо. Фред Клейн сообщил им вчера, что в разведывательных органах Запада один за другим гибнут специалисты по России, а в странах, с ней соседствующих, - наиболее толковые политики и военачальники.
В комнату в сопровождении супруга вернулась мать мертвого мальчика. Подобно жене, Юрий Воронов походил больше на тень, нежели на живого человека. Глаза у него запали, руки постоянно тряслись. От одежды, болтающейся на тощей сутулой фигуре, пахло потом и алкоголем.
Увидев пришедших, он медленно выпрямился. Растерянно улыбнулся, провел рукой по жидким взъерошенным волосам, вежливо поприветствовал иностранцев и предложил чая - не чего-нибудь покрепче.
Хозяйка захлопотала у плиты, а Воронов сел напротив гостей.
- Татьяна сказала, вы ученые, - медленно произнес он. - Вроде бы из ООН? И что исследуете болезнь, которая отняла у нас мальчика?
Смит кивнул.
- Правильно. Если вы не против, мы зададим вам и вашей супруге несколько вопросов о Михаиле. Вероятно, это поможет нам в борьбе с заболеванием.
- Конечно, - просто ответил Воронов. - Никому не пожелаю таких мук, какие пережил наш Мишка.
- Спасибо, - спокойно поблагодарил его Смит.
Фиона приготовилась делать записи, а Смит начал расспрашивать россиян о здоровье и жизни их сына и их самих, пытаясь выяснить то, что упустили из вида Петренко, Веденская и остальные врачи. Родители ребенка отвечали терпеливо, даже когда Смит задавал вопросы во второй и третий раз.
Михаил переболел типичными для российских детей заболеваниями: корью, свинкой, несколько раз, естественно, гриппом. В основном же был вполне здоровым жизнерадостным ребенком. Ни его мать, ни отец никогда не употребляли наркотиков, отец, правда, стыдясь, признался, что время от времени «крепко выпивает». Никто из их ближайших либо даже далеких родственников не страдал ни редкими формами рака, ни врожденными пороками или прочими серьезными недугами. Один дед Михаила ушел из жизни в весьма молодом возрасте - его задавило трактором в колхозе. Второй и обе бабушки благополучно дожили до преклонных лет и только тогда стали жертвами распространенных среди пожилых людей болезней, в основном сердечных.
Смит откинулся на спинку дивана, почти отчаиваясь. Причин, по которым именно Михаила Воронова постигла столь страшная участь, до сих пор не находилось. Что же связывало мальчика с остальными умершими москвичами?
Смит нахмурился. Он по-прежнему считал, что ответ связан с организацией генома либо с биохимическими особенностями. Чтобы проверить справедливость своей теории, требовались образцы ДНК, крови и тканей от живых родственников жертв. И свободный доступ к научным лабораториям для проведения необходимых тестов. Олег Киров утверждал, что сможет беспрепятственно отправить весь собранный материал в Соединенные Штаты, но тогда пришлось бы слишком долго ждать. Впрочем, на исследование в России тоже было необходимо время, а его оставалось слишком мало.
Смит вздохнул. Если в запасе всего один патрон, подумал он, воспользуйся им - может, уцелеешь.
Родители Михаила Воронова, к счастью, без слов согласились на все необходимые анализы. Смит почему-то боялся, что они этому воспротивятся.
- А что бедолагам остается? - тихо прошептала Фиона, помогая Смиту доставать тампоны, шприцы и прочие инструменты, купленные Кировым на черном рынке. - Ты заявил, что хочешь найти спасение от болезни, которая убила мальчика. На их месте все нормальные родители согласились бы ради этого на что угодно. Верно ведь?
Смит кивнул и повернулся к Вороновым.
- Начнем, пожалуй, с ДНК. - Он протянул Татьяне и Юрию специальные ватные палочки и едва вознамерился объяснить, что делать дальше, как оба раскрыли рты и принялись соскребать клетки со слизистой. Смит в изумлении расширил глаза. - Вы что, уже сдавали этот анализ? - спросил он.
Родители мальчика закивали.
- Да, - сказал отец, пожимая плечами. - Для великого исследования.
- Мишка тоже сдавал, - вспомнила Татьяна. Ее глаза наполнились слезами. - Он был такой гордый в тот день. - Она взглянула на мужа. - Помнишь?
- Конечно. - Воронов шмыгнул носом. - Молодцом держался, бедный наш мальчик…
- Простите, - пробормотала Фиона. - А что это было за исследование?
- Сейчас покажу. - Воронов поднялся со стула, удалился в спальню. Пару минут спустя вернулся и протянул Смиту большой украшенный тиснением сертификат.
Джон пробежал глазами по строкам. Прочла документ, заглядывая Смиту через плечо, и Фиона. Сертификат с «сердечной благодарностью» семье Вороновых за участие в изучении славянского генезиса был выдан год назад Европейским центром по демографическим исследованиям.
Смит и Фиона переглянулись. Выходит, за несколько месяцев до того, как семилетний Михаил Воронов заболел доселе никому не известной болезнью, кто-то брал у него образец ДНК.
Смит, сощурившись, еще раз внимательно посмотрел на сертификат. Наконец-то вскрылось нечто важное. Теперь он знал, какого рода заразу они разыскивают.
* * *Цюрих, аэропорт
Николай Нимеровский приостановился в дверях бара «Альпенблик», ища человека, с которым пришел на встречу. Обведя взглядом почти всех путешествующих поодиночке бизнесменов, наконец заметил бледного седоволосого человека с вчерашним выпуском «Интернэшнл геральд трибьюн» в руках и спиралевидным значком на воротнике синей куртки. Он сидел прямо у входа. На полу рядом с ним стоял такой же, как у Нимеровского, черный кожаный портфель.
Россиянин подошел ближе. Несколько лет работы в качестве тайного агента под руководством Иванова научили его быть крайне осторожным. Остановившись у столика, он рукой указал на свободный стул.
- Не возражаете? - спросил он по-английски.
Седой оторвал глаза от газеты и оценивающе взглянул на подошедшего.
- Ничуть, - медленно ответил он. - Я - пассажир транзитный. Скоро улетаю.
Сигнал, отметил про себя Нимеровский, уловив явный акцент на слове «транзитный». Опустившись на стул, он поставил свой портфель рядом с первым.
