Джеффри Арчер - Говорить ли президенту?
— Следовательно, вы — официальное лицо?
Да, подумал Марк. Но признаваться в этом нельзя.
— Нет, — сказал Марк и полез за бумажником.
— Если бы вы сделали запрос через одного из сенаторов вашего штата, то, наверное, смогли бы получить их бесплатно. Но сейчас это будет стоить десять долларов, сэр.
— Я тороплюсь, — сказал Марк. — Так что буду платить.
Он протянул деньги. В проходе, соединяющем зал заседаний со справочной, появился сенатор Стивенсон.
— Добрый день, сенатор, — поздоровалась секретарь, отвернувшись от Марка.
— Привет, Дебби. Нет ли у вас экземпляра законопроекта о чистом воздухе в том виде, в котором он был доложен в подкомиссии, перед тем как комиссия внесла исправления?
— Разумеется, сенатор, одну минуту. — Она исчезла в задней комнате. — Это единственный имеющийся у нас в данный момент экземпляр. Я могу доверить вам его, сенатор? — Она засмеялась. — Или же мне потребовать расписку?
Даже сенаторы дают расписку, подумал Марк. Сенаторы расписываются за все. Генри Ликхэм расписывается за все, даже за обед. Неудивительно, что я плачу такие огромные налоги. Но, видно, за еду им приходится платить после. Еда. Господи, как же он раньше об этом не подумал! Марк бросился бежать.
— Сэр, сэр, вы забыли свои экземпляры, — закричали вслед. Но было слишком поздно.
— Ненормальный какой-то, — сказала секретарь сенатору Стивенсону.
— Начнем с того, что любой, кто хочет прочитать все стенограммы слушаний — сумасшедший, — заметил сенатор Стивенсон, глядя на гору бумаг, которые Марк оставил после себя.
Марк направился прямиком в комнату Г-211, где накануне обедал с Ликхэмом. На двери висела табличка «Обеденный зал для представителей». Здесь были только двое или трое из обслуживающего персонала.
— Извините, может быть, вы мне поможете: здесь обедают сенаторы?
— К сожалению, не знаем. Вам нужно поговорить с распорядительницей. Мы только убираем.
— А где ее найти?
— Ее здесь нет. Уже ушла. Если придете завтра, может быть, она сможет вам помочь.
— Ладно, — вздохнул Марк. — Спасибо. Но, может, вы подскажете, есть ли другой обеденный зал сената?
— Есть — большой зал в Капитолии. С-109, но вам туда не попасть.
Марк бросился к лифту и принялся нетерпеливо ждать. Доехав до нижнего этажа, он выскочил из лифта и через вход прошел к запутанным тоннелям, которые соединяют все официальные здания на Капитолийском холме. Мимо двери с надписью «Табак» он пронесся к большому знаку «Подземный транспорт к Капитолию». Подземный транспорт, представляющий собой просто открытый поезд с сиденьями, вот-вот уходил. Марк шагнул в последний вагон и уселся напротив двух служащих сената, которые без передышки болтали о каком-то законопроекте. Весь их вид говорил о том, что к этим сферам они имеют прямое отношение.
Через несколько мгновений раздался звонок: приехали. Поезд остановился на стороне сената. Работа — не бей лежачего, подумал Марк. Этим ребятам не приходится бродить по дорогам холодного, жестокого мира. Ходят себе челноком между голосованиями и слушаниями. Цокольный этаж на этой стороне в точности повторял тот, откуда он только что прибыл: выкрашенный унылой желтой краской, с торчащими водопроводными трубами и неизменным автоматом с пепси-колой. Представители «Кока-колы», наверное, с ума сходят, что сенат предоставил их сопернику такую концессию. Марк впрыгнул на маленький эскалатор и стал ждать общественного лифта, в то время как двое мужчин довольно важного вида были препровождены в лифт с табличкой «Только для сенаторов».
Марк вышел на нижнем этаже и растерянно огляделся. Вокруг были сплошные мраморные арки и коридоры. У капитолийского полицейского он спросил, где находится обеденный зал сената.
— Идите прямо, потом поверните в первый коридор налево. Он узкий. В общем, первый проход, к которому подойдете.
Бросив через плечо «спасибо», Марк добрался до первого коридора. Прошел кухни и табличку, гласившую «Только для прессы — посторонним вход воспрещен». Прямо перед собой он увидел другую деревянную табличку, на которой большими буквами было написано: «Только для сенаторов». Открытая дверь направо вела в розового цвета прихожую, украшенную канделябром, ковром с рисунком, обставленную мебелью зеленой кожи, а над всем этим на потолке возвышалась цветастая роспись со множеством фигур. Через другую дверь взору Марка открылись белые скатерти, цветы, мир благостной трапезы. В дверях появилась женщина, по виду — распорядительница.
— Чем могу служить? — спросила она, вопросительно подняв брови.
— Я пишу диплом по теме «Деловая жизнь сенатора». — Марк вытащил бумажник и показал свою Йельскую карточку, большим пальцем прикрывая срок действия документа.
На даму это, очевидно, не произвело большого впечатления.
— Мне нужно только взглянуть на комнату. Просто, чтобы проникнуться атмосферой места.
— Видите ли, сэр, никого из сенаторов здесь сейчас нет. Как правило, в среду они никогда не задерживаются до такого времени. По четвергам они отправляются назад в родные штаты на долгий уик-энд. Единственное, что задерживает их здесь на этой неделе, — законопроект о владении оружием.
Марку удалось незаметно продвинуться к середине комнаты. Со стола прибирала официантка. Она улыбнулась ему.
— Сенаторы расписываются за еду? Или платят наличными?
— Почти все расписываются, а потом в конце месяца платят.
— Как вы за этим следите?
— Очень просто. Мы ведем ежедневный отчет. — Она показала на большую книгу с надписью «Счета». Марк знал, что в тот день на обеде присутствовали двадцать три сенатора — так ему сказали их секретари. Что, если так поступил и какой-нибудь другой сенатор, не удосужившийся поставить об этом в известность своего секретаря? Ответ был почти у него в руках.
— Можно взглянуть, как проходит самый обычный день сенатора? Просто интересно, — сказал он, невинно улыбаясь.
— Не знаю, можно ли вам это показывать.
— Ну хоть одним глазком. Когда буду писать диплом, я хочу, чтобы люди думали, что я действительно знаю, о чем пишу, что видел это собственными глазами. До сих пор мне оказывали полное содействие.
Он умоляюще посмотрел на женщину.
— Ладно, — неохотно согласилась она. — Но, пожалуйста, побыстрее.
— Спасибо. Давайте возьмем какое-нибудь прошедшее число, скажем, 24 февраля.
Открыв книгу, она пролистала ее до 24 февраля.
— Четверг, — сказала она. Стивенсон, Нанн, Мойнихан, Хайнц, имена вызванивали одно за другим. Доул, Хатфилд, Бэрд. Значит, в тот день Бэрд обедал в сенате. Он продолжал читать. Темплмен, Брукс — и Брукс тоже. Дальше. Барнз, Рейнольдс, Торнтон. Значит, утром он делал заявление без всякой задней мысли. Распорядительница закрыла книгу. Ни Харрисона, ни Декстера.
— Как видите, ничего особенного, — сказала она.
— Да, — кивнул Марк. Поблагодарив женщину, он быстро вышел.
На улице он остановил такси. Один из преследовавших его мужчин последовал его примеру. Двое других пошли к своей машине.
Через несколько минут, остановившись у здания Бюро, Марк заплатил шоферу, предъявил на входе удостоверение и на лифте поднялся на седьмой этаж. Миссис Макгрегор улыбнулась ему. Должно быть, у директора никого нет, подумал Марк. Он постучал и вошел.
— Итак, Марк?
— Брукса, Бэрда и Торнтона можно исключить, сэр.
— Первые двое меня не удивляют, — сказал директор. — Их участие в этом всегда казалось абсурдом, но вот Торнтон внушал мне серьезные опасения. Кстати, как вам удалось исключить этих троих?
Марк рассказал о блестящей идее проникнуть в обеденный зал сената и подумал, что еще он упустил из виду.
— До этого можно было додуматься три дня назад, не так ли, Марк?
— Да, сэр.
— Да и я хорош, — сказал директор. — Значит, остаются Декстер и Харрисон. Вам, наверное, будет интересно, что оба они, как и почти все сенаторы, намерены завтра быть в Вашингтоне, и оба собираются присутствовать на церемонии у Капитолия. Поразительно, — задумчиво сказал он, — даже люди такого уровня хотят наблюдать, как совершится задуманное ими преступление. Давайте еще раз пройдемся по нашему плану, Эндрюс. Президент покидает южный выход Белого дома в 10.00, если я не остановлю ее, значит, у нас остается в запасе 17 часов и одна последняя надежда. Парни из «Дактилоскопии» отобрали банкноту с отпечатками пальцев миссис Казефикис. Двадцать вторая по счету — можно считать, что нам повезло: с остающимися шестью банкнотами на руках надежды успеть сделать что-то до 10 утра завтра не было бы никакой. На банкноте обнаружены еще несколько отпечатков — они будут работать с ними всю ночь. Я надеюсь быть дома к полуночи. Если до этого что-нибудь обнаружите, звоните. Завтра в 8.15 вы должны быть у меня в кабинете. Сейчас сделать вы практически ничего не можете. Но волноваться не нужно: к операции я подключил еще двадцать агентов, хотя никто из них не знает подробностей дела. И впустить президента в опасную зону я могу лишь в том случае, если мы накроем этих мерзавцев.
