Воля народа - Шарль Левински
Не то чтобы он всерьёз в это верил, уж весь-то мир они не могли отслеживать, скорее всего ему вообще не грозила никакая опасность, и она могла ему примерещиться лишь оттого, что ему снились кошмары. Но всё же осторожность не была лишней, теперь, когда он знал, на что намекал Дерендингер и за какой историей он охотился.
Теперь, когда он был уверен, что знает.
Дерендингер, должно быть, случайно наткнулся на Всем боссам босс, может быть, мучился бессонницей – такие фазы Вайлеману тоже были знакомы – и хотел убить время лёгким чтивом; или проходил мимо коробки с книгами, которые люди теперь охотно выставляют перед своими подъездами, надписав: «Забирайте бесплатно», потому что им самим лень везти их на мусоросжигалку, или… Ну, не важно. Решающим было то, что Дерендингер эту книгу прочитал, и ему тут же стало ясно…
Позже. Сейчас был не тот момент, чтобы раскладывать всё по полочкам в голове. Сейчас ему надо было действовать, гарантировать себе, что у него не найдут ничего инкриминирующего…
Опять не то слово. Почему «инкриминирующего»? Ведь он не совершил никакого преступления, он только шёл по следу. Всего лишь делал свою работу журналиста. Вёл розыски. Но если уж сунул пальцы в осиное гнездо, можешь потом сколько угодно говорить: «Я только расследовал», тебя всё равно зажалят до смерти. У Дерендингера это называлось «самоубийство», как будто этим можно было всё объяснить и уладить дело, а после этого они распотрошили его квартиру. Всё, что могло указывать на правду, было устранено, бесследно. Ордер на обыск они выписали себе сами, со служебной печатью и всё такое. Тут были задействованы люди, для которых такие вещи не были проблемой. Важные люди. В руках которых были все рычаги.
Если его размышления были верны.
Он сам едва мог в это поверить, но не было никакого другого разумного объяснения. В гимназии – и чего это он всё время мысленно обращается к гимназии? – на контрольной по математике им дали задачу, решение которой представляло собой не целое число, как обычно, а дробное, со множеством цифр после запятой, и все в классе пересчитывали снова и снова, потому что просто не могли положиться на такой результат. Потом, когда контрольную проверили, их учитель злобно усмехнулся и сказал: «Если результат вам не нравится, это вовсе не значит, что в расчёте ошибка». Как бишь его звали? Такая уменьшительная – на швейцарский лад – фамилия, то ли Хэммерли, то ли Хёсли, то ли…
Теперь это всё было неважно. Надо уметь отключать мыслительный аппарат, думал Вайлеман, ставить его в режим сна – как компьютер. Сейчас у него не было времени на раздумья. Обезопасить доказательства, это было самое первое. И он уже знал, как он это сделает.
Хорошо было бы иметь такой аппарат вакуумной упаковки, как, например, в рыбном отделе супермаркета «Мигро»: суёшь в него товар – и он мигом запечатывает его герметично. Защищает от воздействия реагентов. По химии он когда-то – вот тоже бессмысленное знание – все химические элементы помнил по порядку наизусть. Кислород. Гелий. Литий. Что там следует за литием?
Не теперь, Вайлеман.
Хорошо, что на своём балкончике он держал целую коробку с пластиковыми пакетами, всегда ведь думаешь, что можешь использовать их повторно, но когда оказываешься в магазине, у тебя никогда нет при себе пакета, и надо покупать новый. Если поместить предмет в несколько пакетов – один поверх другого, – тоже получится герметичная упаковка. Завернуть дважды и трижды.
Двенадцать остальных книг снова засунуть в пакет из магазина Брокенхаус. Их тоже надо устранить. Нельзя, чтобы их нашли у него. Лаукман? Понятия не имею, кто такой.
Бериллий. Это после гелия и лития. Странное название для химического элемента, ведь берилл – это драгоценный камень. Периодическая система элементов когда-то завораживала его. Своим порядком и ещё потому, что можно было вгонять в смущение одноклассниц, задав им вопрос: «Ну и как поживает твоя периодическая система?» Однажды…
Сконцентрируйся, Вайлеман!
Завернуть пластиковый пакет в пуловер и засунуть в маленький рюкзак. Рукава пусть свисают на виду. Пусть люди подумают: какой сверхосторожный пожилой господин, не доверяет хорошей погоде, при ясном небе таскает с собой пуловер. Надеть прочные ботинки, которые он не надевал целую вечность. С тех пор, как его бедро давало о себе знать, он избегал всего, что выглядело спортивно.
Не забыть зелёную лопатку. Он купил её, когда переезжал в новую квартиру, и с тех пор воспользовался ею лишь однажды. Выращивать на балконе томаты – и как он только мог дойти до такой сумасбродной идеи? Это вообще с ним никак не сочеталось. Разумеется, он сразу же забыл их поливать, и когда они, засохнув, повисли на своих тоненьких палочках-подпорках, то походили на казнённых.
Как они сделали это с Дерендингером? Если его смерть должна была выглядеть как несчастный случай, то работа была сделана плохо, неубедительно, но, может быть, именно это и входило в их намерения, чтобы быть, возможно, предостережением для других, для всех, кого Дерендингер мог посвятить в свои розыски. «Так же мы поступим и с тобой, если ты будешь совать нос в дела, которые тебя не касаются».
Тщательно запер входную дверь, как он это делал всегда. Вообще всё делать как всегда. Ключ повернуть на два оборота, хотя такая дверь никого не удержала бы в случае чего. Может, они приходили в униформе службы по замене замков. Стоит только дать людям вразумительное объяснение, и они проглотят любой абсурд. Однажды он видел передачу со скрытой камерой, они тогда действительно…
Предложить людям объяснение. Именно это они и сделали тогда, и вся страна попалась на их удочку. Не удивительно, что никто не должен был знать, откуда они почерпнули идею.
Всем боссам босс.
Выходя из дома, заглянуть в почтовый ящик, хотя сегодня четверг, то есть не тот день, когда носят почту. Но такая уж у него была привычка, и если его увидит одна из болтливых соседок, ей ничего не должно показаться странным. «Что, господин Вайлеман, отправляемся немного прогуляться по хорошей погоде?» – должна сказать она. В последнее время с ним всё чаще заговаривают с таким обращением: «мы» вместо «вы», как будто старость – это болезнь, и при разговоре с ним нужно автоматически впадать в этот тон медсестры. «Ну, как наши дела сегодня?» Ну и вот, если люди будут принимать его за слегка глуповатого, это ему
