Воля народа [litres] - Шарль Левински
Только не надо делать поспешных выводов! Для якобы таинственных открытий, Вайлеман не раз переживал это на своём веку, зачастую были простейшие объяснения; предполагаемый НЛО оказывался зондом для изучения погоды, а чудовище озера Лох-Несс – маревом в воздухе. То, что в перечне трудов Лаукмана не оказалось одного названия, могло иметь под собой очень простое основание. Вполне возможно, что романов действительно было всего двенадцать, просто один из них выходил под разными названиями: может, оригинал плохо продавался, и издатель решил выпустить его под другим названием.
Или…
Но то были чистые рассуждения, и никакого объяснения тому факту, что Всем боссам босс нигде не оставил никаких следов, даже самых малейших. Пробел там, где его не должно быть, всегда подозрителен; ещё совсем юным репортёром он однажды раскрыл аферу подкупа в дирекции стройки лишь потому, что нигде не нашлось протокола одного заседания. И разве Шерлок Холмс не раскрыл однажды преступление по одному тому, что собака ночью не лаяла?
«Всем боссам босс», как подсказала ему сеть, был американским мафиозо по имени Джузеппе Массерия, ещё так назывался CD – у кого нынче ещё уцелели CD? – одного немецкого рэпера, ещё это было сатирическим прозвищем одного модельера. Но, как утверждал всезнающий Гугл, Всем боссам босс не был романом Цезаря Лаукмана. Такой книги никогда не существовало.
Хотя вот она лежала перед ним на столе.
Собака в ночи не залаяла, хотя должна была залаять.
Вайлеман не считал себя Шерлоком Холмсом, но, чёрт бы его побрал, он был опытным репортёром, сорок лет журналистики, он обладал чутьём, необходимым в этой профессии, нюхом, который подсказывал, что подгнило что-то в датском королевстве, тогда как все остальные по-прежнему учуивали только парфюм, пачули, которыми кто-то полил сверху кучу дерьма. Тогда в случае Ханджина это был факт, что бумага была продырявлена дыроколом, хотя не должна бы, всего лишь крошечная мелочь, которую все остальные проглядели, но для него эта мелкая деталь была той точкой опоры, из которой можно было перевернуть весь мир. И теперь, как ему казалось, он снова столкнулся с такой мелочью, деталькой паззла, которая не подходила к остальным и тем самым ставила под вопрос всю картинку.
Если в интернете, таков был ход его мысли, если в этой напоминательной машине, где на каждый пук, оставленный кем бы то ни было, находилась дюжина ссылок, а тут нечто существующее просто не существовало, не отыскивалось, хоть сдохни, это не могло быть случайностью или чьей-то небрежностью, тогда исчезнувшее было забыто отнюдь не по ошибке, а кто-то позаботился об этом забвении, приложил усилия стереть все линки и прополоть все вебсайты, тщательно вытравил даже крошечные ссылки и при изменении действительности ничего не упустил, кроме цифры в статье Википедии.
И одной книги в мягкой обложке в подвале магазина подержанных товаров.
Но почему? Что такого важного, к чертям, натворил халтурный роман третьесортного писаки?
Он решил для начала сварить себе кофе; кофеин расшевеливал мозг, а его мозг остро нуждался в стимуляции. Пока машинка для эспрессо издавала свои привычные шумы, он разложил книги на кухонном столе по году их выпуска, что ему ничего не дало, кроме того сведения, что Лаукман-Лойхли, похоже, был борзописец; его романы выходили один за другим с небольшими промежутками, однажды даже два в один год.
Всем боссам босс был его последним романом.
Вайлеман присел со своим эспрессо к столу, пил его, упершись локтями в столешницу, крошечными глотками, как он научился тогда в Риме, и изучал при этом картинку на обложке. Уличный фонарь – Лаукман, казалось, имел какую-то слабость к уличным фонарям; сразу на трёх обложках присутствовал этот мотив – бросал желтоватый свет на мужчину с револьвером. Голову он отвернул, так что лицо скрывалось в тени, но широкие плечи показывали, что он опасный человек, может быть, даже убийца, подстерегающий здесь свою жертву. Картинка была такая же, как и на других книгах, недоставало лишь вездесущей блондинки в разорванном платье или в полурасстёгнутой блузке. Почему, кстати, это всегда блондинки? Задняя страница обложки хвасталась выдержками из критических статей, «напряжение не оставляет до последней страницы!» и «Слабонервным лучше не читать!»
Если эти хвалебные гимны не были подделкой – а такого уж точно не допустили бы конкуренты, – то роман даже обсуждался в прессе, в те времена во всех газетах ещё был раздел культуры, и его тоже надо было чем-то заполнять. Но почему, когда все газеты были уже оцифрованы вплоть до момента изобретения книгопечатания, почему тогда в интернете не отыскивалось ни одной критической статьи?
Вайлеман заметил, что всё ещё держит в руке давно опустевшую чашку.
– Ну, тогда, Киловатт, – сказал он вслух в пустую кухню, – тогда тебе, пожалуй, не остаётся ничего другого, как прочитать эту книгу.
24
Четверть седьмого утра. Он всё же подремал немного, хотя и готов был поклясться перед этим, что уже никогда не сможет уснуть. После того, что он теперь знал.
Нет, не знал. Предполагал.
Нет, знал.
Сердце у него билось сильно, как бывает при волнении, оно не доставало до горла, это всё были бы неверные формулировки. Оно лишь ускорилось как мотор, который ревёт, если дать ему газу. Это называлось тахикардия. Вайлеман не знал, откуда он подхватил это слово с греческим корнем, в гимназии он не был в греческом классе, но…
Сейчас было не время раздумывать над словами. Сейчас надо было действовать. Без права на ошибку. Книгу спрятать, это первое и самое важное. Репортёр, вышедший на след скандала, самого крупного скандала в своей карьере, не держит важные документы у себя дома, а хранит их в надёжном месте. Если его квартиру будут обыскивать…
Хотя не было никаких причин, чтобы это пришло кому-нибудь в голову; он ведь, в конце концов, не предпринимал ничего подозрительного. Забрал учебник по шахматам. Посетил дом престарелых. Попросил в магазине подержанных вещей Брокенхаус что-нибудь почитать. Из-за этого его никто бы… Но вдруг – в интернете всё возможно, – может, у них была такая программа, которая регистрирует каждый поисковый
