Роберт Ладлэм - Наследие Скарлатти
– А ты кто, приятель? Все еще учишься?
– Благодарю за комплимент. Нет, я работаю в фирме спортивных товаров «Уимблдон». А вы? – Кэнфилд слегка повернулся на высоком стуле и принялся разглядывать посетителей.
– «Гудвин и Роулинс». Страховая компания. Принадлежит моему драгоценному тестю. Пятая по величине фирма в городе.
– Очень впечатляюще.
– А тебя кто протащил?
– Протащил? Что вы имеете в виду?
– Ну, кто протащил за главный стол?
– А, да это все через друзей нашей фирмы. Мы тесно сотрудничаем с англичанами.
– «Уимблдон»… Это что, в Детройте?
– Нет, в Чикаго.
– А, в Чикаго… «Аберкомби злой как черт, Аберкомби злой как черт», – немузыкально замурлыкал бейсболист.
– И все же фирма у нас солидная. – Кэнфилд постарался произнести эти слова так, чтобы для пьяного белокурого Адониса они прозвучали упреком.
– Слушай, не обижайся. Тебя как зовут?
Кэнфилд уже собрался ответить, но в этот момент почему-то его внимание привлек галстук собеседника, а затем и его запонки, большие и яркие, повторявшие цвета галстука – темно-красный и черный.
– Ну так как?
– Что?
– Как тебя зовут? Меня – Бутройд. Чак Бутройд. – Он снова ухватился за столешницу красного дерева, чтобы не рухнуть со стула. – А ты, значит, ик, служишь в «Уимблдоне»… – Бутройд, похоже, совсем опьянел.
Кэнфилд почувствовал, что бренди ему не помог – пожалуй, даже хуже стало.
– Вы извините, я пойду. Не обижайтесь, мы еще посидим и выпьем, мистер Бутройд.
– Да, Бутройд. Извините. Спокойной ночи.
Мистер Бутройд приоткрыл глаза, помахал рукой и потянулся к своему бурбону. Кэнфилд, хотя и нетвердым шагом, быстро направился к выходу.
– Чакси, дорогуша. – Темноволосая женщина тут же взобралась на его место рядом с почти уже отключившимся мистером Бутройдом. – Что за манера исчезать как раз тогда, когда ты мне нужен!
– Ой, киска, не цепляйся!
– И буду цепляться, если будешь так поступать!
Бармен нашел какое-то неотложное дело и срочно удалился.
Мистер Бутройд посмотрел на жену и на несколько неуловимых мгновений перестал покачиваться. Взгляд у него стал твердым и осмысленным. Со стороны этих двоих можно было принять за семейную пару, которая ссорится по поводу неумеренного питья супруга. В таких случаях люди стараются проявлять деликатность и не вмешиваются, если ссора не переходит в громкий скандал. Бутройд что-то бубнил себе под нос, но голос его был твердым и трезвым.
– Не беспокойся, дорогая.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Кто он такой?
– Удачливый торговец. По-моему, ошивается возле нее специально – хочет завязать деловые контакты.
– Если он обыкновенный торговец, почему его усадили за капитанский стол?
– Ой, прекрати ты во всем усматривать опасность.
– Я просто соблюдаю осторожность.
– Сейчас объясню. Он работает на чикагской фирме спортивных товаров «Уимблдон», а они половину своих товаров закупают в Англии. – Бутройд остановился, чтобы дать жене переварить информацию, – так объясняют детям, медленно и с расстановкой. – Это британский корабль. Старая дама – весьма выгодный объект, и кто-то из его фирмы побеспокоился, чтобы он и в пути без дела не остался. Кроме того, он пьян, как мерин, и сейчас наверняка блюет из-за морской болезни.
– Дай глотнуть. – Миссис Бутройд потянулась к бурбону.
– Угощайся.
– Когда ты собираешься заняться делом?
– Минут через двадцать.
– А почему все надо закончить сегодня?
– Потому что сегодня первый день плавания, все на корабле упились, а ночь бурная. Тот, кто не пьян, лежит без чувств, потому что укачало.
– А мне что делать?
– Хорошенько врежь мне по физиономии. Потом возвращайся к тем, с кем пришла в бар, и объяви, что терпение твое лопнуло. Изображай обозленную женушку. Мол, твоему терпению приходит конец. Через несколько минут я рухну на пол. Позаботься, чтобы пара, лучше трое крепких парней оттащили меня в каюту.
– Не знаю, найдутся ли такие. По-моему, здесь никто уже не держится на ногах.
– Тогда пусть это будет стюард. Или бармен. Да, лучше бармен. Я доставлю ему массу неприятных моментов.
– Ладно. У тебя есть ключ?
– Да. Твой папочка вручил мне его на пристани.
Глава 20
Кэнфилд еле дополз до каюты: качка была изрядная, и его ужасно тошнило. Почему это люди шутят по поводу морской болезни? Он не находил в ней ничего забавного. Между прочим, он и на мультфильмах никогда не смеялся.
Он рухнул на постель, сбросив только ботинки. И с благодарностью почувствовал, что засыпает, – последние сутки дались ему тяжело.
И тут раздался стук в дверь.
Сначала стучали тихо. Так тихо, что Кэнфилд только шевельнулся во сне. Затем громче и громче. Стук эхом разносился по каюте.
Кэнфилд, все еще окончательно не проснувшись, спросил:
– В чем дело?
– Вам лучше открыть, приятель.
– Да кто же там? – Кэнфилд старался справиться с головокружением.
Стук повторился с новой силой.
– Бога ради, иду, иду!
Кэнфилд с трудом поднялся на ноги и побрел к двери. Следующий этап – открывание замка – дался ему еще тяжелее. В каюту ввалился человек в форме радиста.
Кэнфилд попытался собраться с мыслями и уставился на радиста.
– Какого черта вам нужно?
– Вы сказали зайти, если я узнаю что-нибудь ценное о том, что вас интересует.
– И что?
– Слушайте, вы же не думаете, что британский моряк станет нарушать законы без всяких на то оснований?
– Сколько?
– Десять монет.
– Черт побери, каких монет?
– Ну, по-вашему, пятьдесят долларов.
– Дороговато!
– Дело стоит того.
– Двадцать долларов.
– Не пойдет. – Моряк говорил, как настоящий кокни.
– Тридцать – и дело с концом. – Кэнфилд направился к койке.
– Продано. Гоните денежки.
Кэнфилд достал бумажник, отсчитал радисту три десятидолларовые купюры.
– Ну, выкладывайте товар.
– Вас застукали. Мадам Скарлатти. – И радист исчез.
* * *Кэнфилд умылся ледяной водой, чтобы прогнать сон, и принялся размышлять.
Да, считай, его застукали с поличным. Теперь его присутствие на судне становится совершенно ненужным. Его придется заменять, а на это потребуется время. Единственное, что он мог еще сделать, это как-то затуманить старой даме мозги, чтобы она все-таки не поняла, кем он послан.
Господи, сейчас посоветоваться бы со стариком Рейнольдсом! И тут Кэнфилд вспомнил совет Рейнольдса одному из следователей, безнадежно завалившему прикрытие: «Используй часть правды. Найди причины, объясняющие твое поведение».
Он вышел из каюты и поднялся по ступенькам на палубу первого класса. Подошел к ее роскошному двойному номеру, постучал.
* * *Чарльз Конавэй Бутройд, исполнительный вице-президент страховой компании «Гудвин и Роулинс», грохнулся на пол коктейль-бара.
С помощью трех стюардов, двух еще не слишком укачавшихся (или накачавшихся) посетителей бара, собственной супруги и проходившего мимо штурмана его огромное бесчувственное тело удалось дотащить до каюты. Шутя и пересмеиваясь, спасители сняли с него ботинки и брюки и накрыли одеялом.
Миссис Бутройд достала две бутылки шампанского и предложила отпраздновать сей подвиг. Бокалов не хватило, и себе она налила в стакан для воды.
Стюарды и офицер выпили лишь после настоятельных просьб миссис Бутройд и сразу после этого откланялись. На прощанье миссис Бутройд еще раз продемонстрировала им супруга – тот лежал как бревно.
Вместе с двумя добровольцами миссис Бутройд прикончила шампанское.
– У кого из вас отдельная каюта? – требовательно спросила она.
Оказалось, что первый доброволец путешествует в одиночку, у второго же есть жена, которая осталась в баре.
– Ну и пусть себе там пьет, а мы с вами повеселимся, – вызывающе заявила супруга Бутройда. – Вот клянусь, ребята, вы и оба со мной не справитесь.
Ребята, словно китайские болванчики, замотали головами в знак того, что еще как справятся.
– А вот поспорим, что вас и двоих мне не хватит! – Открывая дверь, миссис Бутройд выразительно покачнулась. – Господи, клянусь, вам понравится наблюдать друг за другом. Я лично это очень люблю. – И добровольцы чуть не сшибли друг друга, рысью ринувшись вслед за обещающей многие радости миссис Бутройд.
– Шлюха! – пробормотал оставшийся в одиночестве белокурый гигант.
Он сбросил одеяло, натянул брюки, достал из ящика чулок жены.
Сидя на постели, натянул чулок на голову и посмотрелся в зеркало – зрелище полностью его удовлетворило. Снял чулок и открыл чемодан.
Под рубашками лежала пара тапочек на мягкой подошве и тонкая эластичная веревка длиной в четыре фута.