След Полония - Никита Александрович Филатов
— Нет, спасибо. Мне хватит.
— Ну, не настаиваю. — Алексей поднял пустую рюмку, поморщился и поставил ее обратно. — Странное дело. Повернись все немного иначе… Помнишь, как мы с тобой познакомились?
— Да, конечно. — Владимир Александрович посмотрел, как сидящий напротив усталый и нервный мужчина затягивается сигаретой. — Рейд со спецназом, засада на перевале, чертов атомный заряд для армейской гаубицы…
— Хорошее было время.
— Мы были моложе лет на пятнадцать.
— А сейчас — видишь, как встретились… — Литвинчук оглядел полутемный зал ресторана.
— Каждый сам выбирает свой путь.
— Да? А за некоторых это делают другие люди!
— Или обстоятельства, — согласился Виноградов.
— Осуждаешь?
— По какому праву? Нет, не осуждаю… Но и в ладоши хлопать тоже не стану.
— Почему?
— Я и в детстве не очень-то верил в добрых разбойников. Так не бывает! Или-или…
Владимир вытер губы салфеткой:
— Очень вкусно, спасибо.
Кажется, опьянение так и не наступило, вместо него томило душу ни разу еще не обманувшее предчувствие надвигающейся опасности. Причем страха не было… За последние годы вокруг Виноградова погибло столько друзей и недругов, что собственная смерть уже воспринималась им не как пугаюшая абстракция, а как вполне естественное и неизбежное завершение земного пути.
В конце концов, для того чтобы считать себя мужчиной, вовсе не достаточно только ходить в туалет с соответствующей буквой на двери. Есть другие критерии…
— Помнишь историю с выкупом телевизионных журналистов?
— Конечно, — кивнул Виноградов.
Громкая была история. И достаточно грязная, как, впрочем, и многое из того, что происходило тогда, в 90-е, на Северном Кавказе[4]…
— Официально, между прочим, до сих пор считается, — на всякий случай напомнил Виноградов собеседнику, — что никто тогда никому ничего не платил.
— Ну конечно! Миротворческие усилия, конструктивный переговорный процесс федеральных властей с незаконными вооруженными формированиями… — Литвинчук отложил нож и вилку. — Но мы-то с тобой знаем, как все происходило на самом деле.
— Я, кстати, уже потом догадался, чьи это были деньги.
— Да, Олигарх позже часто использовал эту историю в прессе… — усмехнулся Литвинчук. — Понимаешь, я ведь такой был правильный офицер, когда пришел к нему в команду! А тогда, помогая тебе, стал едва ли не тайным пособником договоренностей с террористами…
— Что ты хочешь от меня услышать? Что цель оправдывает средства? Так ведь не всякая цель — и не всякие средства. — Даже на сытый желудок Виноградов не слишком любил разговоры подобного рода.
— Не очень оригинально, да? Проблема выбора — или закон, или справедливость… — Литвинчук в очередной раз обернулся к бару. — Я тебе все-таки тоже возьму. Не хочешь — не пей, но пусть стоит!
Вернувшись за столик, он продолжил:
— Тут ведь вот еще какое дело — понравилось мне, если честно…
— Что понравилось? — не сразу понял Виноградов.
— Понравилось, что козлы из больших московских кабинетов, вроде нашего генерала, остались дерьмо хлебать… Значит, подумал я, все эти крысы канцелярские, все эти бездельники и хапуги только считают себя хозяевами жизни?
— И тогда ты решил сделать ставку на Олигарха?
В голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки. И старый знакомый, сидящий напротив, это сразу почувствовал:
— Ну, да, в общем… можно и так сказать. Будешь?
— Ладно, давай. — Владимир Александрович поднял рюмку. — Как теперь говорится, четвертый тост: чтобы за нас никогда не пили третий!
— Здорово сказано! Я не слышал…
На этот раз чокнулись. Виноградов опрокинул в рот теплую водку и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом спросил:
— Чем ты здесь теперь занимаешься?
— С тобой пьянствую.
Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ — Алексей Литвинчук отставил рюмку и, придвинувшись близкоблизко, спросил:
— Ты счастлив, Володя? Только честно?
— В каком смысле?
— У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?
— Ты еще про зарплату спроси… и про машину с дачей! — Виноградов даже не сообразил, как следует реагировать.
— Хорошо. Считай, что спросил.
Владимир Александрович почему-то не обиделся:
— Ну, мне вообще-то уже сорок пять… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.
— Это не ново, — отодвинулся Литвинчук. — Нечто подобное я уже много раз слышал или читал…
— Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их как хотели, и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.
— Не злись, Володя. Я понял. Знаешь, поколение наше — это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был, ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.
— Сейчас другое время. Нет?
— Ерунда! — Литвинчук махнул рукой и едва не задел что-то на столе. — Все на самом деле осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы — отличия только в деталях.
— Это ты, пожалуй, загнул! — Беседа уходила куда-то в область высоких материй.
— Система слаба, — неожиданно твердо и трезво отчеканил Литвинчук. — Любая система слаба и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.
— И ты именно этим теперь занимаешься…
— Нет. Я просто-напросто обеспечиваю себе достойную старость.
Один сибиряк написал про волков, что — да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком — странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.
А вот собаки — собаки намного опаснее! Не те цепные псы, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи — то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе…
Волки их ненавидят и рвут, раздирают в кровавые клочья.
Однако случается, что собака-отступник выживает в волчьей стае — если только клыки ее остры, а когти не знают пощады. И тогда, рано или поздно, такой пес становится вожаком… Гончие, натасканные на природную дичь, дипломированные сторожевые псы — эти «друзья человека» великолепно знают повадки своих бывших повелителей, все их слабости и недостатки.
Собаки понимают, чего следует опасаться, и привычной оградой из красных флажков их не испугаешь… Знания, полученные от недавнего хозяина, обращаются теперь против него.
— Заказать еще чего-нибудь? Кофе, чай?
— Нет, спасибо, Алексей. Я сколько-то должен? — Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранится бумажник.
— Обижаешь… А ведь ты, Володя, такой же, как я.
— А кто говорит, что лучше?
— Не в том дело! Лучше, хуже… Просто — такой же.
Очевидно, это стоило расценивать как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось.
— Так что
