Миклош Сабо - Тихая война
После победы на парламентских выборах, на которых наша партия опять получила большинство голосов, ожидание перемен стало для меня более тягостным. Ференц Надь и Бела Ковач, частенько наезжавшие из Будапешта в родные края, старались сдержать мое нетерпение, объясняя, что, несмотря на большинство в парламенте, до фактического взятия власти еще далеко. Золтан Тильди, как официальный глава партии, был абсолютно не способен ни на решительные шаги, ни на принятие принципиальных решений, а если таковые и принимались, то провести их в жизнь он был не в состоянии. Мне доверительно сообщили, что Надь и его друзья только для того и намереваются выдвинуть Тильди на пост президента республики, чтобы освободить его от роли лидера партии. Тогда все руководящие должности в партии будут принадлежать Ференцу Надю, Беле Ковачу и Беле Варге. А это означает, что под «нашим» влиянием окажется и парламент, и правительство, которое сразу же получит поддержку западных держав.
Я понял, что надо ждать до той поры, когда власть полностью перейдет в руки наших вождей, а произойдет это очень скоро.
Но прошла педеля, вторая, третья, близилось рождество, и я опять начал нервничать. Заметил ли это Ференц Надь сам или ему сообщил об этом Лаци Шаму из Печа, не знаю, но однажды Лаци зашел ко мне и сказал:
— Миклош, я знаю, ожидание — дело нелегкое, однако иного выхода у нас пока нет. Этого требуют не только интересы партии, но и тактические соображения. Мы все же нашли способ дать тебе возможность провести рождество если не дома, у родного очага, то, во всяком случае, вместе с матерью.
— Каким образом?
— В нашей резиденции на улице Шеммельвейс мы оборудовали для тебя небольшую квартирку. В Будапешт ты поедешь на моей машине с министерским номером, ее никто не остановит. О дальнейшем поговорим после праздника.
Меня растрогала такая забота. Дьердь Феници, комендант здания на улице Шеммельвейс, действительно постарался. Квартирка на четвертом этаже оказалась превосходной, и мы с матушкой отпраздновали рождество, а затем и Новый год весело и беззаботно.
Однако эта беззаботность, скорее даже мое легкомыслие — я позволил себе повеселиться с друзьями в примыкавшем к дому ресторанчике слишком громко — привело к тому, что об этом кто-то донес в полицию. Вскоре от одного из офицеров полиции, члена нашей партии, служившего в доме номер 60 по проспекту Андраши, поступил сигнал: там уже знают, что я вернулся, а это грозило мне серьезной опасностью.
Квартирка на улице Шеммельвейс могла стать для меня мышеловкой. Надо было как можно скорее исчезнуть. Для того чтобы повидаться и посоветоваться с кем-либо, времени у меня просто не было. Крадучись, я вышел через одну из боковых дверей и направился в город.
Пока еще я был на свободе. Но что это за свобода? Лихорадочно перебирая в памяти различные варианты, я вспомнил одного человека, который несколько лет назад, в подполье, пламенно говорил о венгерском единстве, о любви и братстве, о преданности до гробовой доски.
«Йене Ракоши! Пойду-ка я к нему», — решил я, уверенный, что этот человек не откажет мне в помощи. В последние годы мы не встречались, но мне было известно, что он довольно высоко поднялся по общественной лестнице. Его назначили начальником одного из управлений в министерстве финансов, и, следовательно, он находился вне всяких подозрений. Жил Йене на улице Илку.
На мой звонок в двери открылось маленькое окошечко, в котором показалось лицо хозяина дома. Он тотчас узнал меня и воскликнул:
— Ты с ума сошел? Хочешь, чтобы и меня арестовали?!
Всего две короткие фразы, сказанные шепотом, — и окошечко захлопнулось, наступила тишина.
Погруженный в невеселые мысли, я спустился по лестнице. Мне было горько — к таким ударам судьбы я еще не привык. С годами я понял, что такие люди, как Йене Ракоши, в жизни встречаются довольно часто. Но в тот момент я был на грани отчаяния.
Долго бродил я по безлюдным улицам, чтобы немного успокоиться и собраться с духом в поисках выхода. Идя по тротуару, я вдруг заметил, что подсознательно свернул на знакомый мне с детства маршрут. Ноги словно сами несли меня в родные переулки. Вот здесь, на соседней улице, я бегал мальчишкой, а вон там — милое сердцу здание начальной школы, где я постигал грамоту. Под густыми столетними платанами городского парка, тогда еще не тронутыми войной, я играл со своими сверстниками в футбол.
Очнувшись, я понял, что стою на углу улицы Абони, а ведь совсем рядом, в доме номер 6, живет Балинт Арань!
Возможно, мой внезапный приход и удивил его, но он не дал мне этого почувствовать. Напротив, по-дружески обнял меня, проводил в гостиную и накормил. В разговоре Балинт подтвердил мне то, что я уже понял из беседы с Ференцем Надем: вся стратегия и тактика руководства партии строилась по подсказкам западных «советчиков». Смысл и цель ее состояли в том, чтобы, основываясь на конституционных нравах, объединенными усилиями правительства, возглавляемого Ференцем Надем, парламента под председательством Белы Варги и партии мелких сельских хозяев под руководством Белы Ковача ликвидировать межпартийную коалицию и установить однопартийное правление страной; в случае же необходимости — обратиться за помощью к правительствам США, Великобритании и Франции. Но это пока перспектива, а до тех пор мне нужно набраться терпения и ждать.
Опять «до тех пор»! Выслушав Балинта, я решил, что это пресловутое «до тех пор» продлится недолго. Несколько дней я пользовался гостеприимством Балинта и его жены. Однако вскоре дурные предчувствия охватили меня. Будущее рисовалось мне теперь в самых мрачных тонах. Я считал унизительным для себя скрываться, жить под чужим кровом и есть чужой хлеб. В один из таких дней я написал Лаци Дюлаи полное горечи письмо, надеясь, что он покажет его руководству.
Тогда я жил уже не на улице Абони, а в реформатском церковном пансионе при так называемой «шотландской миссии», находившейся под покровительством англичан. Я получил сносную комнату, хороший стол и керосиновую печку, которая давала тепла ровно столько, сколько хватило бы на то, чтобы, лежа в постели под одеялом, не околеть от холода.
Конечно, это убежище, предоставленное мне из милосердия, не могло заслонить от меня реального положения вещей. Что ждет меня в будущем? Одни только верные бойскауты, столь беззаветно помогавшие нам в дни подполья, навещали меня, сообщали новости из внешнего мира, на время внося в мою одинокую келью частицу человеческого тепла.
Однажды утром двое из них, вбежав в комнату, взволнованно сообщили:
— Вчера нашего Деже увели в полицию!
— Сначала пригрозили, а потом пообещали дать много денег, если он скажет, где ты прячешься…
Перебивая друга, Золи Рамотша затараторил:
— Меня тоже взяли, но я сказал, что ничего о тебе не знаю. Тогда мне отвесили две хорошие затрещины и отпустили, потому что я сказал им, что к обеду обещал быть у бабушки в Кечкемете. Приехав в Кечкемет, я сразу же помчался к бабушке, а через несколько минут к дому подъехали две автомашины и в квартиру вошли четверо. Бабушка испугалась и спросила у меня: «Кто это такие?» А я ей спокойненько так сказал: «Мои добрые знакомые, бабуся. Вижу, придется с тобой попрощаться…» Бедная старушка так ничего и не поняла толком. «Если добрые, зачем же переворачивать вверх дном всю квартиру?» — только и спросила она.
Все это Золтан рассказывал взволнованно, с энтузиазмом. И если даже он струхнул порядком, то все равно горел желанием стать героем дня.
— Что же, я вижу, ты отделался легким испугом! — Я рассмеялся, хотя забавного в этом было мало. — А где Деже?
— Не волнуйся, он тоже благополучно выбрался! Пообещал им, что узнает, где ты скрываешься, и тогда выдаст тебя с потрохами. Он-то и послал нас к тебе. Бегите, мол, расскажите Миклошу все слово в слово и предупредите, пусть он срочно уезжает из города.
Я тут же послал записку Балинту Араню. Вечером он пришел за мной и отвел в монастырь на улице Францисканцев, где настоятель Габор Пустаи принял меня в обитель под именем своего младшего брата. Эта перемена квартиры давала мне большое преимущество — теперь я мог из узкого окошечка четвертого этажа, выходившего на улицу, наблюдать, как по тротуарам гуляют люди, и радоваться тому, что, по крайней мере, они могут это делать свободно. Но преимущества, как известно, даром не даются. Балинт Арань решительно потребовал, чтобы на этот раз я порвал все связи с внешним миром. Так преследователи вновь потеряли мой след, теперь уже надолго.
Никогда не забыть мне 1 февраля 1946 года. В этот день Золтан Тильди был избран президентом республики.
По улице двигалась торжественная процессия.
Впереди шествовал новоиспеченный президент с личным секретарем Лаци Йекели. За ними выступал Бела Варга, председатель парламента, в сопровождении старейших депутатов; затем шли Ференц Надь, теперь уже премьер-министр, Бела Ковач, министр без портфеля, Эндре Миштет и другие министры, а с ними бургомистр Будапешта Йожеф Кеваго, для меня — просто Йошка. Одним словом, налицо был весь цвет моей партии. Теперь эти люди занимали высшие должности в государстве. А я, их соратник и друг, тайком наблюдал за их торжественным шествием из-за зарешеченного окна монашеской кельи с высоты четвертого этажа. Поразмыслив немного, я пришел к убеждению, что они вряд ли вспоминают обо мне. Какое им дело, где я и что со мной? Просто обо мне забыли…
