Томаш Ржезач - Пациент доктора Паарелбакка

— Слушаю! Битте!

— Господин Карстенс дома? — спросил я по-немецки.

К сожалению, он только что ушел…

— С вами говорит Лео Шмидт, — сказал я. — Если господин Карстенс вернется до полуночи, передайте ему, пожалуйста, чтобы он позвонил в «Вилларс».

— Хорошо, передам.

— Благодарю. Доброй ночи! — пожелал я незнакомой даме.

Выйдя из телефонной будки, я огляделся. Нигде никого. Я шел, позвякивая мелочью в кармане, и тихонько насвистывал.

Итак, контакт налажен.

Теперь важно лишь, чтобы удачно началась операция.

Я остановил первое попавшееся такси и доехал до отеля «Хилтон», где, по договоренности с моей фирмой в Швейцарии, снимал номер.

* * *

— Ну, как там у тебя дела? — звучал в телефонной трубке голос Барри Рейнолдса.

— Я столкнулся с некоторыми трудностями в порту. Переполнены склады. Нашим контейнерам придется, вероятно, с неделю стоять на рейде. Раньше места для них не получить. Дело серьезное. Оно обойдется в целую кучу денег.

— О деньгах не беспокойся. Но складские помещения все же обещают?

— Конечно. И не на словах, а в письменной форме.

— Хорошо. Да, вот еще что. Тебе передает привет Рик.

В Роттердаме тебе придется задержаться. Центральное управление из Нью-Джерси передало по телетайпу, чтобы ты принял там партию груза для Чехословакии.

Барри сообщил мне дату прибытия и название судна, а я продиктовал все это сидевшей рядом секретарше.

Затем мы распрощались.

Секунду, быть может, две я стоял с закрытыми глазами, и голову мою сверлил вопрос: как это понимать? Они хотят меня здесь задержать? Зачем? Быть может, не готова еще ловушка, в которую я должен попасть? Или они просто относятся ко мне как к доверенному сотруднику фирмы «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» и поручают очередное задание?

Открыв глаза, я был удивлен, вероятно, не более, чем был бы удивлен турист в итальянском городе Пиза, который, просмотрев иллюстрированный путеводитель по городу, обнаружил бы, что на том самом месте, где он стоит, судя по данным справочника, находится знаменитая наклонная башня: человек, из конторы которого в его отсутствие я звонил по телефону в Швейцарию, стоял во плоти подле меня. До сих пор я знал его только по фотографии и описанию, хотя и значительно лучше, чем он сам мог об этом предполагать. Потому меня не удивило, что он был двух метров роста, имел волосы цвета соломы и звали его Гайе ван Заалм — представитель фирмы «Шерико» в Голландии и в других странах НАТО, а также в некоторых странах социалистического содружества — собственной персоной.

— Так вы из Праги? — спросил оп меня по-английски и жестом пригласил в следующую комнату, велев секретарше принести нам кофе.

Я ответил, что действительно из Праги и не возражаю против кофе.

Когда мы остались одни, Гайе ван Заалм раскрыл красивую резную коробку с сигаретами и предложил мне закурить.

— Я был недавно в Праге. И вероятно, через две недели поеду туда снова. Чехословакия предоставляет для нас интересные торговые возможности, — начал он, не спеша и пристально меня разглядывая.

— Не говорите мне о Праге, — воскликнул я, закуривая предложенную сигарету. — Я туда больше не ездок! Не хочу. Ничто меня туда уже не влечет.

— Погодите немного, еще затоскуете! — заметил Гайе ван Заалм.

Мне не пристало отступать от роли эмигранта, на уме у которого лишь одно — деньги, и я заявил:

— Господин ван Заалм, хотя я тут еще новичок, но уже зарабатываю в месяц столько, сколько не мог бы у себя в стране заработать и за полгода…

Он склонился над столиком и стал помешивать ложечкой кофе, широко расставив локти длинных рук, похожий на башенный кран где-нибудь на высотной стройке.

И сосредоточенно слушал.

Я объяснял ему, что, эмигрировав, лишился, само собой, семьи и вообще намерен предать забвению все прошлое. История, которую я рисовал Гайе ван Заалму, должна была тютелька в тютельку, до самой последней буковки, соответствовать той реакции на письмо Марии, которую я разыграл прежде в Люцерне перед Барри Рейнолдсом. В том, что оба они служат центральному управлению, и не столько в Нью-Джерси, сколько главным образом в Лэнгли, где обосновалась штаб-квартира ЦРУ, я не сомневался.

Гайе ван Заалм поднял склоненную над чашкой кофе голову и вперил в меня испытующий взгляд.

— Вы бросаете дома двух сыновей, которых любите, жену, которая вам явно небезразлична, и преисполнены оптимизма! Как же так?! — задаю я себе вопрос и, откровенно говоря, не нахожу ответа…

«Ага, значит, проверка продолжается…»

Я пожал плечами:

— Не удивляйтесь, господин ван Заалм. Я твердо решил уехать. И осуществить свое намерение готов был любой ценой, даже ценой семьи.

Допив кофе, я продолжал:

— Скажите, если мне понадобится связаться с «САССЕКСом» по телексу, я могу воспользоваться вашей установкой?

Я делал вид, что чешского эмигранта уже совершенно не интересует судьба его семьи, и единственное, о чем он готов говорить, — это работа в фирме, короче говоря, подтверждал свою легенду, как говорится, на высоком профессиональном уровне.

Красивый деревянный шкаф в конторе ван Заалма на шестом этаже стеклобетонного дворца с видом на рейд, по которому сновали лоцманские буксирные суда, был холодильником марки «Баукнехт». Гайе ван Заалм открыл его дверцу, смешал в двух стаканах джин с тоником.

— За удачные сделки! За доброе сотрудничество! — провозгласил он.

— С удовольствием! — поднял я свой стакан.

Гайе ван Заалм попытался изобразить доверительную улыбку.

— Скоро я снова поеду в Прагу. Не хотите ли вы что-нибудь переслать со мной?

Проверка продолжалась. Я рассказал, что доктор Рик из Нью-Джерси уже передал немного денег моей супруге. (То, что будет докладывать Гайе ван Заалм своему начальству, должно полностью совпадать с тем, что оно уже знает…)

— Благодарю! — ответил я. — Если можно, гульденов двести моим сыновьям… Правда, лучше переслать там по почте. Дело в том, что моя супруга едва не выставила доктора Рика из дома.

Я выложил на стол двести голландских гульденов.

— Дать вам расписку? — спросил ван Заалм.

— Привезите лучше почтовую квитанцию из Праги, — небрежно предложил я и допустил ошибку.

Гайе ван Заалм сразу же за нее ухватился.

— Я могу послать эти деньги из любого почтового отделения, или вы предпочитаете какое-либо определенное?

Да, я дал маху… Ох, какого маху…

— Прежде всего я хотел бы просить вас обменять эти деньги законным порядком в Чехословацком банке, а не тайком у валютчиков. Для безопасности. Вашей, разумеется. Из какого же почтового отделения вы пошлете деньги, мне совершенно безразлично.

Он улыбнулся кривым безгубым ртом.

— Дело в том, что мне довелось однажды пересылать письмо одного вашего соотечественника, который решил вернуться на родину. Письмо к его матери. И он хотел, чтобы я отослал его с почты, находящейся поблизости от дома матери.

Угу… Я это знаю давно. Видно, парни из ЦРУ начинают вести довольно открытую игру. Курс, взятый Гайе в нашей беседе и как-то незаметно выводящий к Бобину, свидетельствовал, что меня стремятся заманить в западню.

Я пожал плечами:

— Этот мой соотечественник, должно быть, просто псих. Во-первых, потому, что хотел, чтобы его письмо отправили с определенной почты, а главное потому, что хочет вернуться.

Ван Заалм выдохнул воздух одновременно и носом и ртом.

— Вы говорите — псих. Да, этот ваш соотечественник действительно находится в доме умалишенных. Или в неврологическом санатории, если выражаться деликатнее.

— Все зависит от человека. У нас некоторые думают, что тут, на Западе, их ждут «мерседесы», виллы и Брижит Бардо. А не обретя этого и столкнувшись с трудностями, такие и кончают обычно в сумасшедшем доме.

— Вот тут вы ошибаетесь. Этот человек достиг здесь успеха. Фантастического. Мартин Шульц мог позволить себе иметь два автомобиля и виллу у моря, хотя и в рассрочку, но все-таки виллу. Брижит Бардо он, правда, не имеет, но у него и законная супруга такая красотка, что… — Ван Заалм причмокнул.

Беседа наша приобретала характер, подсказывавший, что вариант А операции, о котором я в зашифрованном виде сообщил Центру, совершенно неожиданно начинается уже сейчас, 10 сентября в 11 часов 32 минуты по за-Ьадноевропейскому времени. Теперь все зависит от того, как Центр на это отреагирует.

— Так, стало быть, он и в самом деле находится в сумасшедшем доме, этот… как его зовут?

— Мартин Шульц! — четко повторил имя Гайе ван Заалм.

— Нет, нет… — завертел я головой, — это невозможно…

— Что?

— Это было бы невероятным стечением обстоятельств. Дело в том, что я учился в школе вместе с одним Мартином Шульцем. С первого класса и до выпускных экзаменов. Но потом потерял его из виду. Я поступил на юридический факультет, а он — на химический. Только тот Мартин Шульц, мой соученик, был не таким человеком, о котором можно бы сказать, что он кончит свои дни эмигрантом в доме для умалишенных.