Томаш Душиньский - Свалка личности

Томаш Душиньский

Свалка личности

– Ручка ручку моет, господин Дунн!

Эрвин Дунн не брал взяток, питал к ним отвращение. Вот и теперь он глянул на коробочку с надписью "Конфеты" так, словно в ней лежал не шоколад, а копошились пауки и скорпионы.

– Если вы ее не заберете, я отниму у вас разрешение!

– Ну что вы? – Заменхофф поднял руки, словно защищаясь. Он побледнел. – У меня и в мыслях не было ничего дурного. Я хотел только поблагодарить, что-нибудь сладкое – ну, для хорошего начала дня.

– Заберите, иначе я отниму разрешение, и вы не перевезете свои чертовы тракторы на планетоид!

Эрвин почувствовал, что щеки у него запылали. Он знал себя, подавлял подобные эмоции годами, но сейчас готов был взорваться, словно верх взяла темная сторона его личности. Эрвина охватило непреодолимое желание сделать что-нибудь, чего ему всегда хотелось. Например, схватить листок зеленой бумаги, на котором живого места не было от пятнадцати печатей, и разорвать на глазах толстяка в мелкие клочки. Никто не выдал бы этому идиоту другого разрешения ни в этом году, ни в следующем.

– Я не хотел! – посетитель, видимо, разгадал намерения Эрвина. Он быстро протянул руку к разрешению и коробочке.

– Чтобы это было в последний раз! – несколько миролюбивее сказал Дунн. Реакция торговца его определенно позабавила. – Взяли разрешение – и уходите живее, пока я не передумал.

Однако Заменхофф не двигался с места. Он стоял как вкопанный, словно его накрепко приклеили к зеленому линолеуму.

– Я же сказал! Исчезните! – Эрвин услышал в собственном голосе интонацию последнего предупреждения. Игра становилась опасной. Коллеги, сидевшие за соседними столами, все чаще поглядывали на него. Не один из них бегал к начальнику с полезной информацией. – Я не шучу!

Дунн посмотрел на клиента, а потом, проследив за его взглядом, на конфеты и свою правую руку, бессознательно сжавшую яркую коробочку.

– Я могу вам ее оставить… Как хотите… То есть, я уже не знаю… Я не хочу лишиться разрешения, – голос Заменхоффа дрожал. Толстяк совсем растерялся; он сделал попытку потащить коробочку к себе, потянув ее из руки чиновника.

– Заберите ее! – Дунн побледнел. Он не управлял собственной правой рукой, вообще ее не чувствовал! – Заберите это, ко всем чертям!

Он попытался отогнуть пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в коробку. Заменхофф помогал ему изо всех сил. Оба уперлись в стол, таща коробку каждый в свою сторону.

– Что же это? – Дунн схватил одну из печатей, бывших на столе, и несколько раз ударил ею по ладони. – Что же это, черт возьми?

В этот момент правая рука Эрвина ослабила хватку. Заменхофф полетел на пол, а конфеты высыпались из коробочки, ударяясь о стены и потолок.

Эрвин Дунн с трудом сел. Он не задерживал толстяка, который поспешно ретировался из кабинета. Эрвин всматривался в свою руку и пальцы, выбивавшие на столе неспокойный странный ритм. Его правая рука. Вернись. Его правая рука напряглась, словно мускулистый зверь… Кто-то захватил контроль над ней!

Эрвин покинул контору через несколько минут после случившегося. В том состоянии, в каком он пребывал, невозможно было находиться среди коллег, работавших в том же кабинете, и уж тем более – обслуживать столпившихся под дверью клиентов. Перед этим он позвонил – левой рукой, конечно – в отдел кадров и взял давно полагавшийся ему отпуск. Эрвин надеялся, что двух недель отдыха и визита к лучшему в городе психиатру будет достаточно, чтобы вернуться в форму.

Эрвин все время со страхом наблюдал за правой рукой. Она совершенно вышла из повиновения. Дунн безрезультатно пытался удержать ее, когда она извивалась в кармане и, словно живя своей собственной жизнью, вырывалась наружу. Несколько раз рука пыталась схватить невидимые предметы, указывала замысловатые направления и наконец, сжавшись в кулак, опасно взлетала к его носу. В такие моменты Эрвин Дунн пугался ее больше всего.

Он был в ужасе. А кто не пришел бы в ужас на его месте? Дунн боялся, что внезапная потеря контроля над одной частью тела перекинется на другие члены; что эта странная болезнь – ибо Эрвин был уверен, что это какая-то болезнь, которой он мог заразиться хотя бы в метро – не приведет к общему приступу, захватив власть, например, над его мыслями. Дунн побледнел. А вдруг кто-то инфицировал его вирусом, который позволял управлять им, как марионеткой? Что, если через минуту ему придет в голову раздобыть огнестрельное оружие, купить билет до Вашингтона и совершить покушение на президента?

Нет. Этого бы он точно не сделал. Такой план был бы с самого начала обречен на провал. Эрвин всю жизнь посвятил самосовершенствованию. Он избавился от злости, жадности и лживости. Эрвин работал над собой, он, можно сказать, избавился от всего, что в нем было плохого, выкинул никому не нужное барахло. Если бы кто-нибудь действительно готовил покушение, то не использовал бы для его исполнения Эрвина Дунна. Наверняка нашлись бы кандидаты получше.

В голове Эрвина царило полное смятение. Он все еще размышлял, что произошло. Выводы становились фантастичнее с каждой минутой. В конце концов Дунн сдался. Признал, что проблема, скорее всего, кроется в нем самом. Может быть, у него как раз сейчас нервный срыв или, хуже того, опухоль мозга, что и вызвало эти непонятные расстройства. В обоих случаях требовалась помощь специалиста. Эрвин решил воспользоваться ею без промедления. Прямо сейчас, когда он нервными шагами приближался к медицинскому центру – до него было минут пятнадцать ходьбы.

– Как давно у вас эти симптомы, господин Дунн? – Александр Сердак смотрел на пациента мирным, почти безмятежным взглядом. Уже сам тембр его голоса успокаивал не одного психа, который ложился на кушетку в его кабинете. Многолетний опыт подсказывал профессору, что теперь он, без сомнения, имеет дело с очередным. – Что же именно делает эта рука? Правая? Я правильно запомнил?

– Ну да! Правая!

Эрвин почувствовал себя чуточку лучше. Он и не подозревал, что ему так хочется поделиться с кем-нибудь своей мрачной тайной. Молодой человек лежал в мягком удобном кресле минут пять. Все это время он старательно скрывал правую руку, придавив ее спиной к спинке кресла. Несмотря на это, рука извивалась, как уж, пытаясь освободиться любой ценой. К счастью, голос профессора Сердака начинал успокаивать Эрвина, он исполнился доверия к этому неприметному мужчине.

– Два часа. Все началось два часа назад, профессор. – Дунн решил ничего не скрывать. Он пришел к выводу, что если этот благородный человек окажется не в состоянии ему помочь, то с этой задачей не справится никто. -Я как раз обслуживал господина Заменхоффа, это такой смешной человечек, он работает в сельском хозяйстве. Разводит новый сорт хлебокурузы, вы наверняка о ней слышали. И вот этот Заменхофф купил несколько планетоидов, на которых созданы необходимые для выращивания хлебокурузы условия, и еще он купил уборочные машины. Но в соответствии с правилами экспорта, чтобы перевезти машины беспошлинно, надо иметь разрешение нашего департамента…

– Вы обслуживали этого… – профессор по привычке заглянул в блокнот, – Заменхоффа, когда это случилось?

– Верно! – Эрвин не сумел скрыть удивления проницательностью профессора. – Именно так и было!

– Опишите, пожалуйста, подробно этот момент, господин Дунн. Момент, когда вы утратили контроль над правой рукой.

– Заменхофф… он…

– Что Заменхофф? Смелее, господин Дунн. Честность, открытость -первый этап лечения.

– Он хотел дать мне взятку. – Эрвин громко сглотнул. Он надеялся, что профессора связывает врачебная тайна; молодому человеку не хотелось иметь неприятности с отделом контроля, хотя он и был чист. Его настойчивая честность могла быть использована ему во вред. – То есть конфеты… Это даже не взятка.

– Но вы сочли это взяткой. – Профессор успокаивающе улыбнулся, давая понять, что в этом кабинете можно без помех говорить обо всем. – Это очень симптоматично. Пожалуйста, рассказывайте дальше…

Эрвин Дунн рассказал обо всем с малейшими подробностями. Он не скрыл ничего, дал подробный отчет, пересказывая по минутам свои ощущения и реакцию. Во время повествования его правая рука несколько раз вырвалась из-за спины. Один раз она рванулась к потолку так стремительно, что сам профессор Сердак подскочил в кресле. Однако по большей части движения были медленными, напоминающие попытку поймать муху или ввинтить лампочку.

Когда Эрвин окончил свой доклад, профессор громко откашлялся и, наклоняясь над письменным столом, дал пациенту понять, что собрал достаточно информации, чтобы высказать свое суждение.

– Господин Дунн, – официально начал он, ободряюще улыбаясь. Он исполнился симпатии к молодому человеку. Надеялся, что сможет ему помочь. -Ваш случай только на первый взгляд кажется необычным. Я называю его конфликтом "личность-решение".