Андрей Завадский - Вечер потрясения
– Отлично, – кивнул капитан. – Товарищи офицеры, продолжайте несение службы.
Они и были причиной царившей на поверхности пустоты, капитан первого ранга Ефремов и еще сто сорок матросов и офицеров, экипаж стратегического атомного ракетоносца "Карелия". Субмарина, восемнадцать тысяч тонн сконцентрированной огневой мощи, затаившись под морской гладью, слившись с шумом никогда не умолкающего океана, рассекала тьму морских глубин в отведенном ей районе патрулирования. Она была частью ракетного щита России, гаранта ее безопасности и независимости, и отсюда, из северных широт, могла в любое мгновение нанести удар сокрушительной силы по зарвавшемуся противнику.
Подлодка, находясь далеко в океане, действовала не сама по себе, но являлась частью сложной системы. Радист каждые несколько минут принимал идущий на сверхнизкой частоте сигнал с суши, короткий код, которые было бессмысленно расшифровывать. Все последние дни, с самого начала боевого патрулирования, когда "Карелия" едва не у пирса ушла под воду, скрываясь ото всего и ото всех, этот сигнал был неизменен и означал – мир. Там, на поверхности, все было спокойно, и офицеры могли спокойно воспитывать салаг-матросов, заступая на вахту и сменяясь с нее. Жизнь под водой текла своим чередом, и кое-кто уже считал дни, оставшиеся до возвращения в базу, где многих ждали не только жены, но и дети.
Но стоит только сигналу, пронизывающему толщу воды, природный щит, оберегающий субмарину, весь ее экипаж, от любой опасности, и эту же опасность скрывающий, пропасть, стоит только радисту доложить о получении совсем другого набора цифр, все изменится в несколько мгновений. Наконец, будет открыт сейф в капитанской каюте, не дрогнувшей рукой будет разорван облеплены печатями, испещренный грозными подписями конверт, содержащий пусковые коды, и до апокалипсиса останутся считанные минуты. Подлодка, словно терпеливый и расчетливый хищник, таящаяся в сумраке глубин, вынырнет к поверхности, и шестнадцать ракет РСМ-54, ждущие своего часа в шахтах, пронзив пятидесятиметровый слой воды, а, если надо, то еще и ледяную корку, взмоют к границе безвоздушного пространства, чтобы оттуда обрушить град ядерных зарядов – по четыре стокилотонных боеголовки с каждой ракеты, ложащиеся в круг радиусом всего четверть километра – на врага.
Если случится неизбежное, если усилия политиков и здравый смысл перестанут действовать, все, что нужно подводникам – десяток минут, чтобы провести предстартовую подготовку и расстрелять в едином залпе свой боекомплект. А после их судьба перестанет иметь значение. И ради этих минут в бой будут брошены все силы флота, даже в сугубо мирное время бдительно следящего за тем, чтобы в этих водах не появлялись незваные гости. Но пока все было спокойно, и подводники могли в перерывах между вахтами, не столько тяжелыми, сколько скучными и утомительными, наслаждаться маленькими радостями жизни вроде сауны, до седьмого пота упражняясь на тренажерах в крохотном спортзале. А страна могла спать спокойно – ее будущее находилось в надежных руках.
В прочем, в ближайшие часы – столько оставалось до базы средним ходом – атомоход должен был временно перестать являться боевой единицей, покинув пост, оставив несение службы. Приказ, подписанный командующим Северным флотом, был вполне понятен и сеток, и потому "Карелия" снявшись с позиции, немедленно направилась к родным берегам.
– Не понимаю, что означает этот приказ, – поделился сомнениями со старшим помощником Ефремов. – Почему мы должны так поспешно прекратить боевое дежурство? Американцы развернули в Атлантике половину своего флота, явно не для прогулки пригнали сюда целую эскадру авианосцев, и мы, поджав хвост, бежим в спокойную гавань, будто и не нужно отныне охранять безопасность своей страны!
Им оставалось еще одиннадцать дней до окончания боевой службы, когда субмарина пребывает в полной готовности к применению оружия. И сейчас подлодка почти покинула акваторию позиционного района – сомнения сомнениями, а приказы кап-раз Ефремов привык исполнять беспрекословно.
– Неужели вы всерьез полагаете, что кто-то в Кремле отдаст приказ на применение ядерного оружия? – Старший помощник усмехнулся, правда, не особо весело: – Нет, если станет горячо, все равно до нас очередь дойдет не скоро. Так что Макарова прав, отзывая нас в базу – в бою нам пока не место, а уж нанести удар мы сумеем и от причала.
В этом моряк был прав. Имея на борту ракеты с дальнобойностью почти девять тысяч километров, вовсе не обязательно подходить к берегам противника, как это делал подводники еще лет тридцать назад, подставляясь всем силам противолодочной обороны. Так что Ефремов понемногу перестал терзать себя лишними мыслями. В конце концов, он, как и многие здесь, на борту ракетоносца, уже порядком соскучился по дому и своей семье.
На расстоянии многих десятков миль от "Карелии" не было ничего, кроме рыб, безмолвно скользивших во тьме. Никто не мог знать, что еще несколько часов назад здесь было отнюдь не столь пустынно. Такая же бесшумная, стремительная, точно хищная барракуда, субмарина, лениво вращая лопастями единственного винта, внезапно возникла из сумрака, идя почти тем же курсом, каким ныне следовал ракетоносец.
– Кэптен, сэр, – обратился к своему командиру штурман ударной субмарины "Майами". – Сэр, мы вошли в квадрат Зулу-семь.
– Замечательно. Начать постановку заграждения, – приказал Дуглас Макнайт. – Действуем быстро, джентльмены. Мне не хочется, чтобы какой-нибудь русский оттачивал на нас свое мастерство в обращении с торпедными аппаратами.
Наверное, "Томагавки" были еще в полете, или, скорее, только-только обрушились на цели там, где-то на суше. Но у подводников, непрошенными и незамеченными явившихся в эти широты, хватало дел, каждое из которых было связано с огромным риском.
Та часть Баренцева моря, где очутилась "Майами", была совершенно такой же, как и любой иной клочок мирового океана, кроме одного – именно здесь располагался позиционный район русских ракетных подлодок, грозящих своими "Скифами" самой Америке. Они были здесь, неподалеку, тяжеловесные мощные "Дельты", почти такие же скрытные, как и сама "Майами". Охотиться за ними, прочесывая океан, было глупо, бессмысленно, да и опасно – почуяв угрозу, русский капитан мог применить самое страшное свое оружие, и один торпедный залп в этих холодных водах тогда обернется испепеленными в один миг городами на том берегу Атлантики.
У Дугласа Макнайта и не было мысли о том, чтобы устраивать охоту, благо, имелись куда более надежные средства, чтобы уничтожить почти невидимого врага. Открылись крышки торпедных аппаратов, расположенных в средней части корпуса, и от субмарины, скользившей над изрезанным ущельями и хребтами дном, начали отделяться тяжелые цилиндры, явно предназначенные выдерживать колоссальное давление на большой глубине.
– Мины в воде, – доложил офицер-торпедист.
Противолодочные мины "Кэптор", получив свободу, выпустили вниз, ко дну, нити минрепов, увенчанные якорными лапами. Зацепы впивались в донный грунт, намертво фиксируя тяжелые контейнеры, образовавшие стену протяженностью несколько миль. А субмарина, освободившись от смертоносного груза, прибавила ход, двинувшись прочь от опасного места. Спустя несколько минут мины активируются, и тогда кэптену Макнайту было бы искренне жаль любого, кому доведется очутиться здесь. Что ж, на войне – как на войне.
– Господа, отличная работа, – обратился Дуглас к присутствовавшим в боевом информационном посту "Майами" морякам. – Я горжусь вами, вы – лучшая команда на всем флоте. Мы безупречно выполнили свою задачу, и я отдал приказ взять курс на Норфолк.
Лица подводников озарились скупыми улыбками. Верное, самое время подумать о возвращении домой, тем более, путь предстоял не близкий.
Винт стал вращаться чуть быстрее, взвихривая воду за кормой субмарины. Несколько минут спустя "Майами" растворилась в сумраке северных вод, куда никогда не проникали солнечные лучи. Единственным напоминанием, свидетельством ее появления здесь, остались тянущиеся к поверхности, точно ростки по весне – к небу, черные цилиндры мин, надежно соединенные с дном пуповинами прочных минрепов.
Под водой все меняется, все обретает иные свойства и иной смысл, нежели при свете солнца, на обдуваемой ветрами суше. "Карелия", несмотря на всю свою мощь, была почти глуха, хотя могла слышать на десятки миль. Гидролокатор работал в пассивном режиме, режиме шумопеленгования, и акустик мог лишь приблизительно знать, что находится рядом, при важном условии – это что-то должно издавать хоть какой-нибудь звук.
Гидроакустический комплекс "Скат", установленный на подлодках типа "Дельфин", и неоднократно модернизированный за годы их напряженной службы, конечно, не являлся пределом совершенства, но он был надежным и точным. Одно нажатие – и ультразвуковой импульс пронзит толщу воды, просвечивая ее, словно рентгеном, и на борту ракетоносца смогу точно узнать, одиноки ли они в этих водах. Но тогда и противник, могущий незаметно подкрасться вплотную, точно буде знать, что он не одинок, что он настиг свою цель, так что оставалось лишь терпеливо ждать, вслушиваясь в шумы океана, чтобы вычленить из них тот звук, который мог нести угрозу.
