Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев
Была надежда, что всё закончиться дипломатическим бриджем с шулерским обменом картами под столом.
Но ничего не вышло. Потому что привычного мира ничего не осталось. За считанные месяцы мир превратился в хаос.
Сами собой закорачивались электросхемы, магнитные бури блокировали связь на всех частотах, грунтовые воды сами собой поднимались на поверхность. Ветры превратились в ураганы, реки рвались из русел, а по морям прошли волны цунами. В Альпах и Татрах трижды ударили семибалльные землетрясения. Мелкие сейсмические возмущения лихорадили Крым и Балканы. Повсеместно рухнула энергетическая система. Стало холодно, голодно и страшно…
Досталось практически всем. Когда всё немного улеглось, и ООН подвела первый подсчёт потерь, выяснилось, что меньше всего пострадали Африка и Россия. В Африке просто нечего было разрушать, а в России всё загодя порушили в перестройку. Кто-то даже запустил глумливую шуточку, что нищета спасает от крупных неприятностей.
А потом грянула такая зима, что шутки замёрзли на губах. Когда стаял снег, серый от осевшей с небес сажи, обнаружили, что страна провалилась в полное Безвременье.
Россия и в лучшие-то годы представляла собой хронологический винегрет, где век семнадцатый спокойно соседствовал с двадцатым, а медвежьих углах ворочался век пятнадцатый. А после Катастрофы образовалась такая временная чересполосица, что стало жутко. Очень скоро выяснилось, что и в головах царит такая же катавасия. Поэтому не надо удивляться, что Власть врезала кулаком по столу, и по стране прокатилась Первая волна.
Салин помял занывший от боли висок. Здоровье стало ни к чёрту. Хоть и всю жизнь принадлежал к меньшинству, имевших доступ к лучшему медобслуживанию и самым качественным продуктам, но после Катастрофы стал резко сдавать.
«Я просто устал, — сказал он сам себе. — Смертельно устал».
Он машинально раскрыл папку. Достал листок шифрограммы.
Пробежал взглядом по строчкам.
* * *Оперативная обстановка
Весьма срочно
Особой важности
т. Салину В. Н.
личным шифром
Мне удалось убедить «наших друзей», что инициативный выход на контакт с ними представителя г-на Карнаухова был спланированной провокацией. Я высказал недоумение, почему столь грубый ход г-на Старостина мог их встревожить.
По инициативе г-на Арнольда Ганнера я был ознакомлен с документами о контактах финансового представителя «Движения» г-на Артемьева с Фридрихом Эггеном и Клаусом Майером. Они оба подозреваются в причастности к т. н. «Чёрному Интернационалу» и находятся под плотным наблюдением спецслужбы финансовой группы «наших друзей». В политических кругах Запада «Движение» позиционировано как крайне националистическое, с явными тенденциями к откровенному фашизму, контакты с ним возможны только по линии политически маргинальных организаций типа «Чёрного Интернационала». Естественно, что инициатива Карнаухова по выходу на контакт с финансовой группой г-на Ганнера была расценена как неприкрытый вызов.
С учётом известных Вам тенденций, а их динамика, по мнению, наших партнёров признана угрожающей, было решено ускорить переговоры по известной Вам проблеме. Очередная встреча состоится сегодня в полдень по местному времени. О результатах доложу немедленно.
«Авель»
* * *«Нет, я был абсолютно прав. Иного выхода не было», — подумал Салин.
Ретроспектива
Старые львы
В кабинет без стука вошёл Решетников. Увидев в руках Салина свежий номер «Движения» с интервью Старостина, хохотнул:
— Изучаешь? Во-во. Ты ещё законспектируй для партучёбы. Зачёт будем сдавать по краткому курсу «старостизма».
— Ты сам читал?
— А то! — Решетников, как всегда основательно уселся в кресло, сложил руки на животике. — Но у меня для тебя анекдотец свежий припасён. Вернее, притча. Хохма, если на идиш.
Салин отложил газету.
— Я весь в внимании.
Решетников закатил глаза к потолку, собрался с мыслями и начал:
— Случилось это в маленькой городишке. Допустим, во Франции. Один нашенский турист добрался до одного скромного домика на окраине того городишки. Постучал в ворота. «Прошу аудиенции у хозяина. Имею до него дело, мульонов на сто». Во как! — Решетников прищурив один глаз, хитро посмотрел на Салина. — Дурачину вежливо попросили нафиг. Он на другой день заявился. Ему опять — от ворот поворот. Так он, шельма эдакая, и в третий раз заявился. Короче, надоел.
— Очень интересно.
Решетников неожиданно хищно сверкнул глазами.
— Дурачина в полных непонятках пошёл к себе в отель, на постоялый двор, значит. А там по народной традиции с тоски бутылочку принял, сверху снотворным залил, а среди ночи дёрнул его чёрт полезть окно закрывать. Или открывать, я уж не помню. Да и выпал! И разбил свою дурью башку о заморскую мостовую. Вот такая история. Не догадываетесь, как того почтенного горожанина звали?
— Арнольд Ганнер. — У Салина похолодело внутри.
— Верно. Личность нам с тобой известная. И как к нему следует на приём попадать, нам с тобой известно. А дурак… Что с дурака взять?
Салин нервно забарабанил пальцами по столу, подгоняя Решетникова. Войдя в роль, тот мог тянуть театральную паузу до бесконечности.
— Чтобы вы не мучились, подскажу: гонец бестолковый был от Карнаухова.
Пальцы Салина нервно дрогнули.
— Источники надёжны?
— До сего дня не подводили. Да я уже справки навёл. Не каждый же день у них из окон русские вылетают. А в Москве запросил, вернулся ли из командировки некто Харитонов. Какая-то мелкая сошка в Движении. Но ходил лично под Карнауховым.
— Если подтвердится…
— Уже пора привыкнуть, в первую очередь подтверждаются самые худшие опасения. — Решетников сбросил маску и стал самим собой, жёстким и властным мужиком. — Что будем делать? Карнаухов явно выжил из ума.
Салин помедлил с ответом.
— Надо всё взвесить. Слишком крупная фигура, слишком близок к Старостину.
— «Если всемирная
