Кирилл Шелестов - Жажда смерти
— Да тут все ясно, — пожал я плечами с деланной беспечностью. — У Лихачева был последний шанс уладить с нами этот конфликт. Он надеялся помириться. А Володя слишком жестко повел разговор, унизил его у всех на глазах... Тот и взбрыкнул в последнюю минуту.
Я не верил ни одному слову из тех, что говорил. Но Пономарь попался на удочку.
— Ну да! — саркастически хмыкнул он. — Помириться! Как бы не так!
— Да пьяный просто был, — встрял Плохиш. — И Володя тоже пьяный. Мы же все как напоремся, сразу куролесить начинаем.
— А Сырцова тоже по пьянке рванули? — едко осведомился Пономарь.
— При чем тут Сырцов? — недоуменно уставился на него Плохиш.
— А при том, что ничего случайного не бывает, — авторитетно пояснил Пономарь. — Тут все одно к одному. А дальше еще смешнее будет! Я уже все понял. Не надо людей за лохов держать. Просекаешь тему?
— Ну, просекаю, — неуверенно протянул Плохиш.
— Я так думаю, что с генералом вы еще хлебнете, — пообещал мне Пономарь без всякого сочувствия. — Зря Вова с ним так. Тебя-то, может, и не коснется, ты там не при делах. А Вова-то точно наплачется.
Я подождал, не скажет ли он чего-нибудь еще. Но он, похоже, не собирался. Взяв бокал с вином, он отпил и снова посмотрел в сторону губернаторского стола. Я кивнул, показывая, что принял его слова к сведению, и двинулся дальше. И вновь не дошел. На сей раз меня остановил Величко. Схватив меня за локти, он дружески притянул к себе.
— Как дела-то? — осведомился он. — Совсем закрутился, поди, сегодня?
— Спасибо, хорошо, — ответил я, озадаченный неожиданной лаской. Прежде он никогда не проявлял интереса ни к моим делам, ни к моей скромной персоне. — Пока еще держусь.
Он быстро осмотрелся по сторонам, убедился, что нас никто не слушает, и поспешно зашептал, тесня меня животом:
— Я тут это... Деньги-то перевел. На следующий день... Ну, за ту дорогу, — прибавил он, видя, что я не понимаю. — Все до копеечки перечислил. Как обещал. Там кто-то намудрил из моих. А я крайним вышел. Ты там ребятам своим скажи, если что.
Тут до меня дошло. После случая в его кабинете он, вероятно, решил, что именно я являюсь вдохновителем и организатором учиненной над ним экзекуции. И что Бык действовал по моему непосредственному распоряжению.
— Обязательно передам, — пообещал я. — Надеюсь, такого не повторится.
— Не надо нам этого! — с готовностью замотал он головой. — Зачем? Ты лучше сам обращайся, если надо. Дорогу ко мне знаешь. По строительству или еще какие вопросы возникнут. Только без этих, ладно? Мы же нормальные люди. Сами до всего договоримся...
Признаюсь, я был приятно удивлен произошедшей в нем переменой. Я никогда прежде не думал, что вывешивание чиновников вниз головой из окон их собственных офисов является столь эффективным способом борьбы с бюрократической спесью.
4
Мне оставалась всего пара шагов до Дианы, болтавшей о чем-то с Настей, когда мне на плечо легла тяжелая рука Храповицкого. Я обернулся. Он стоял рядом, раскрасневшийся, хмельной и веселый. В его черных глазах плясали шальные азартные огоньки.
— Спасибо тебе за девочку, — на ухо проговорил он мне. — Вот это, я понимаю, подарок!
— За какую девочку? — оторопел я.
— Ну, за эту, — он стрельнул в Диану масленым взглядом. — Не думал, что ты запомнишь просьбу. Ценю. Пойду закадрю ее. Может, даже на сегодняшнюю ночь получится. Лучше, чем с проститутками мутиться.
Я даже остановился. К такому повороту событий я не был готов вовсе. Я совсем забыл про сцену в самолете и про его интерес к ней.
— Мне кажется, она не из таких, — пробормотал я сдавленно. — Во всяком случае, вряд ли она так сразу поведется.
Храповицкий даже прыснул.
— Что? — переспросил он. — Не поведется?
Он засмеялся, схватил меня за шею, сдавил ее локтем и прижал к груди.
— Ох, и дуралей же ты у меня, Андрюха! — приговаривал он, тиская меня. — Ох, и дуралей! Я тебя, может быть, за это больше всего люблю! За твой неугасимый инфантилизм! Это ведь другие полагают, что ты умный и что я тебя за это держу. А я-то знаю, что ты просто-напросто наивный дурень! Романтик! Кстати, я тебе вообще говорил когда-нибудь, что я тебя люблю? Нет? И не скажу. Даже не намекну. Хотя люблю тебя как младшего брата. А сам ты, балбес, никогда не догадаешься! Между прочим, тебе сколько лет уже, сынок?
— Да пусти ты, — отбиваясь, сердито проворчал я.
— Даже не мечтай! — смеялся Храповицкий. — У тебя ведь и жена была. И с телками ты, я слышал, пару раз в подъездах обжимался. Целовался, да? Честно, скажи, Андрюха, целовался с девчонками? А чего говорил? «Люблю» говорил, да? Ты ведь все, поди, о большой и страстной любви мечтаешь! Ведь признайся, мечтаешь, да?
— Отстань! — отпихивал я его.
— Уж и пристать нельзя! Какие мы трепетные! Запомни, сынок, я тебя никогда от себя не отпущу. Ты всю жизнь при мне будешь. А то пропадешь ни за грош со своей любовью! Жалко же. Из тебя толк может выйти. Лет этак через сорок-пятьдесят. Когда чуток поумнеешь. А теперь снимай свои розовые очки и учись смотреть на мир трезво. Начнем с баб. Запомни, нет никакой любви. И всех их на бабках ломать надо! Вот, гляди!
И, оттолкнув меня в сторону, он размашисто шагнул к Диане и пригласил ее на танец. Она вскинула на него глаза, улыбнулась и, кивнув, положила руку ему на плечо. Еще несколько секунд я стоял на месте, чувствуя жар и отвратительный горький привкус во рту. Потом заставил себя подойти к Насте.
— Скучно вам? — спросил я ее рассеянно, чтобы что-то спросить.
— Да нет, — ответила она, пожимая плечами. — Не очень. Терпимо.
Я невольно оглянулся на Храповицкого, который напористо вел Диану, близко прижимая к себе. Он что-то говорил ей на ухо. Она, запрокинув голову, смотрела ему в лицо и загадочно улыбалась.
— Хотите, я отвезу вас домой? — неожиданно предложил я Насте.
Она растерянно сморщила нос.
— Зачем? Вам же, кажется, нельзя отсюда уходить. Да и, наверное, не очень хочется.
— Почему мне не хочется? — осведомился я несколько свысока, надеясь, что она не замечает того, что происходит во мне. — Признаюсь, мне все здесь ужасно надоело.
— Да-да, я понимаю, — торопливо закивала она, вскидывая на меня свои беспомощные оленьи глаза. — Просто я думала, что... Мне показалось...
— Что вам показалось? — спросил я с вызовом. Она совсем смешалась.
— Да нет, ничего, так...
И не удержавшись, она тоже посмотрела на Храповицкого и Диану. И в следующую секунду, испугавшись того, что я понял, что она обо всем догадывается, она перевела взгляд на Владика. Вышло еще хуже, чем если бы она сказала прямо. Я вспыхнул. Она заметила и это.
— Извините, пожалуйста, — пробормотала она еле слышно.
В эту минуту меня спас Владик.
— Можно с тобой поговорить? — спросил он довольно нервно.
— Да, конечно, — выдохнул я с облегчением.
— Давай выйдем в коридор, — предложил он. — Тут слишком много народу.
Я вновь оглянулся на Храповицкого и Диану. Они уже начали второй танец. Моя мимолетная благодарность к Владику сменилась раздражением. Неужели он не видел, что происходит? Мне казалось, что по одним только победным взглядам, которые Храповицкий бросал на Диану, можно было легко прочитать его намерения. Ничего глупее, чем оставлять ее с Храповицким, Владик не мог выдумать.
Я взял себя в руки.
— Хорошо, — проговорил я, сдерживаясь. — Пошли. В конце концов, все это меня не касалось.
Мы выбрались из зала в коридор, прошли мимо охраны, свернули за угол и остановились в дальнем крыле у окна. Сюда почти не доносилась музыка, и здесь нас никто не видел.
— Надо бежать! — сообщил Владик трагически. — Срочно! Они начали меня рвать!
Я хотел было ответить шуткой, но, заглянув в его полные отчаяния глаза, передумал.
— Я слышал ваш разговор с Бабаем, — неопределенно заметил я.
— Да что Бабай! — отмахнулся он. — Дело не в Бабае. Там совсем другие люди... Они требуют свои деньги. Я не могу вернуть им сейчас такие суммы. Они в обороте. Если я отменю контракты, мне конец! Я не рассчитаюсь в срок с лохами. Весь мой бизнес работает, пока одни вкладывают, а другие получают. Остановка для него смерть. Стоит мне задержать выплаты одному, как начнется скандал. Прибегут другие. Это лавина!
Его синие глаза затравленно метались.
— Но это же было предсказуемо, — я пожал плечами.
— Я думал перекрутиться. Я до последнего не хотел никого обманывать! Честное слово, хотел. Но сейчас у меня нет выхода. Они загнали меня в угол. Сегодня я это понял окончательно, — он говорил горячо и немного обиженно, словно оправдывался. — Мне нужна твоя помощь.
— Но тебе же помогает Пономарь! — напомнил я.
— Пономарь? — испуганным эхом отозвался он. — Ты не понимаешь!.. Он... он... — Владик осекся. — Нет, я не могу всего говорить. Мне должен помочь ты! — воскликнул он с каким-то детским нетерпением.
